Дядя Ерошка живее и сочнее Натаниэля Бампо – сравнение-то напрашивается. Действующие лица там: английская армия, поселенцы и индейцы; здесь: российская армия, казаки и чеченцы. Но далеко Ф. Куперу до Л. Толстого. Понимаю, что сравнение хоть и напрашивается, но вряд ли уместно. Все-таки Купер – это жанровая литература, а Толстой – это просто Литература.
Молодой человек, Дмитрий Андреевич Оленин, богатый, порядочный, слегка поистрепавшись, слегка поистаскавшись и даже слегка позагрязнившись в московском светском обществе, отправляется на Кавказ в поисках новой жизни, в которой «не будет прежних ошибок, не будет раскаяния, а будет одно счастие. У него не было ни семьи, ни отечества, ни веры, ни нужды! Он ни во что не верил и ничего не признавал».
Уж не Печорин ли он?
Но он сознавал в себе присутствие того всемогущего «Бога молодости», той на один раз данной человеку власти, что позволяет ему сделать из себя все, что он хочет; и не только из себя, но и из всего мира, что ему хочется.
Нет, не Печорин.
В Москве, как выезжали, была еще зима, в Земле Войска Донского уже переменили сани на телегу, а за Ставрополем началось: весна, прозрачный воздух, высокое солнце, солдаты, казаки, станицы, Терек, за Тереком – аулы и белые громады гор! Как будто некий занавес отдернулся в сторону, и стало видно всю землю, всю даль. «Вот теперь началось!» - подумал он.
Несколько вводных слов об общей диспозиции.
Итак, Терек. Терек отделяет казаков от горцев. По правому берегу расположены замиренные не до конца аулы, по левому берегу расположены станицы гребенских казаков. Гребень – это первый хребет лесистых гор Большой Чечни. «Гребенские казаки – староверческое русское население, воинственное, красивое и богатое. Живя рядом с чеченцами, казаки усвоили себе обычаи, образ жизни и нравы горцев, но удержали во всей прежней чистоте русский язык и старую веру. Любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляет главные черты их характера». Казак менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него в станице и закурил табаком его хату. Горец для него тот самый «свой» сукин сын, а солдат, хотя тоже сукин сын, но хуже, потому что – чужой.
Если верить Льву Толстому, то вся казацкая экономика зиждется на труде женщин и работников-ногайцев. Замужние женщины, то есть бабы, пользуются у казаков известною свободою, а незамужние девушки, то есть, девки – практически неограниченною. Казачки все почти красивы, породисты, самостоятельны и трудолюбивы. «Красота гребенской женщины особенно поразительна соединением самого чистого типа черкесского лица с широким и могучим сложением северной женщины». Станица Новомлинская, где и происходит все дальнейшее действие повести, считалась корнем гребенского казачества, и женщины этой станицы исстари славились своею красотой по всему Кавказу.
Днем на улицах станицы не встретишь человека. Казаки на службе: на кордонах и в походе; старики на охоте, рыбной ловле или с бабами на работе в садах и огородах. Только совсем старые, малые и больные остаются дома.
Вот в эту-то станицу и пришел со своей ротой юнкер Дмитрий Оленин. Позади – три месяца службы в кавказском пехотном полку с походами и вылазками, и как будто начавшаяся «новая» жизнь. Впереди много всего: скорое производство в офицеры, новые мысли и надежда на продолжение «новой» жизни; встречи с новым незнакомым народом, казаками, с красавицей Марьяной, веселыми циничным пьяницей, дядей Ерошкой, лихим казаком Лукашкой, которые как жили до него своей жизнью, не впуская в нее посторонних, так и продолжали жить своей жизнью и после него, стоило только ему исчезнуть из виду их.
Буквально несколько слов о главных героях.
Лукашка. «Лицо и все сложение его, несмотря на угловатость молодости, выражали большую физическую и нравственную силу. Одежда его была небогатая, но она сидела на нем с тою особою казацкою щеголеватостью, которая состоит в подражании чеченским джигитам. Порознь черты лица его были не хороши, но, взглянув сразу на его статное сложение и чернобровое умное лицо, всякий невольно сказал бы: «Молодец малый!» Осанку он имел воинственную и несколько гордую, свойственную казакам и вообще людям, постоянно носящим оружие».
Дядя Ерошка. «Это был огромного роста казак, с седою как лунь широкою бородой и такими широкими плечами и грудью, что в лесу, где не с кем было сравнить его, он казался невысоким: так соразмерны были все его сильные члены. Лицо его было все изрыто старческими, могучими, трудовыми морщинами. Мышцы ног, рук и плеч были так полны и бочковаты, как бывают только у молодого человека. На голове его из-под коротких волос видны были глубокие зажившие шрамы. Жилистая толстая шея была, как у быка, покрыта клетчатыми складками. Корявые руки были сбиты и исцарапаны. От него исходил сильный, но не неприятный смешанный запах чихирю, водки, пороху и запекшийся крови».
Марьянка. Твердая, молодая походка, дикий взгляд блестящих смеющихся глаз из-под белого платка и стройность сильного сложения – красавица девка! И с характером! Если Лукашка выживет после ранения и состоится их свадьба, то неизвестно еще кто под чью дудку плясать будет.
О «новых» мыслях Оленина. В своих размышлениях о новой жизни, к которой так стремилась душа его, он очень быстро, в течение нескольких дней, прошел путь от осознания необходимости самоотвержения и любви к людям, как непременного условия счастья, до полного отрицания самоотвержения и любви к людям в пользу любви к женщине. «Я люблю ее не умом, не воображением, а всем существом моим. Самоотвержение – все это вздор, дичь. Это все гордость, убежище от заслуженного несчастия, спасение от зависти к чужому счастью. Жить для других, делать добро! Зачем? когда в душе моей одна любовь к себе и одно желание – любить ее и жить с нею, ее жизнию». Разумеется, это все о ней, о Марьяне.
Собственно повествование очень качественное: все действующие лица, за исключением, пожалуй, Оленина, который не вызывает ни симпатий, ни участия, вылеплены рельефно внешне, и содержательно внутренне; все лица и характеры как на ладони. А что до диалогов меж казаками, а все диалоги, в сущности, меж ними и происходят, иногда только при участии Оленина, то показалось мне, что они не лишены некой театральности.
Опровергая самого себя, процитирую неназванного казака: «Экой народ продувной из юнкерей, бяда! как раз подожжет или что». Прелесть!
Чувствую, что пора мне завершать мою заметку. Лукашку подстрелил чеченец, Марьяна решительно и жестко отказала Оленину в любви, и он покинул Новомлинскую, напутствуемый отеческими наставлениями дяди Ерошки, который не забыл на прощанье выпросить у нашего героя ружье.
«Оленин оглянулся. Дядя Ерошка разговаривал с Марьянкой, видимо, о своих делах, и ни старик, ни девка не смотрели на него». Для них его уже не было.
Какой грустный конец! Какая незавидная участь! Свою новую жизнь он не построил, а в чужую его не впустили.