– Увлекла, утянула с собой в пучину! – Лиза ругалась, не в силах совладать с собой, а на глаза ее наворачивались горькие слезы. – Так просто несмышленого мальчишку обвести вокруг пальца!
Алексей вскинул было руки, чтобы объяснить и покаяться, но в глазах его зазнобы сверкали такие яркие искры, что рот его сам собой плотно захлопнулся. Он был рад смотреть на нее даже так, видеть ее разгневанное лицо и слышать песнь штормовой бури в голосе. Разумеется, прежде он успел разглядеть и смущенное ее выражение, и ласковое, и устало-блаженное.
Губы ее размыкались и смыкались, изрекая гневные проклятья, грудь часто вздымалась, и раздувались парусами ноздри.
Они были (Алексей не посмел бы сказать «сидели», потому что сидел только он один) в ее маленькой квартирке, из кухонного окна которой можно было увидеть кусочек озера. Злосчастного, проклятого озера, ручеек из которого Алексей искал последнюю сотню лет. Он был теперь утопленником, от него воняло тухлой водой и тиной, а еще русалкой с острым хвостом, обвившей его подводной змеей. Конечно, у него не было оправдания, только не теперь, после стольких лет осуждения. Теперь он пришел, только чтобы исполнить собственное нелепое предсмертное желание.
– Ну?
В собственных мыслях он не заметил, как буря вокруг стихла, и теперь Лиза смотрела на него вопросительно потемневшими от гнева глазами. Он едва не вскинул снова руки, но вовремя прикусил губу и ощутил тошнотворный привкус застойной воды, вместо крови, во рту.
– Я жду твоих оправданий, – Елизавета стояла, уперев руки в бока, щеки ее были пунцовыми, а губы – алыми, – наверняка у утопленника найдется парочка душещипательных старых историй.
Она была прекрасна в собственном отчаянном гневе. Светлые волосы, до того постоянно аккуратно уложенные, почти мокрые на вид, растрепались и рассыпались по плечам, тонкие запястья, казалось, просвечивали насквозь. В этом своем виде Елизавета как никогда была похожа на человека, вот только жаль, что он уже давно таковым не являлся.
– Нет оправданий, – Алексей все-таки вскинул вверх руки, насмешливо изогнул губы в улыбке, – казнить нельзя помиловать!
Лиза застыла с раскрытым ртом и распахнутыми глазами, а потом запрокинула голову и громко расхохоталась. Время было позднее, за окном хмуро стелился вечер, высвеченный разноцветными квадратами горящих окон. В их (Алексей смаковал это слово даже мысленно) маленьком убежище свет не горел, они забыли о нем, едва захлопнули входную дверь. Их здесь было двое и никого больше, только стоячая вода и шум утихающего шторма посреди моря.
Сирены не жили в озерах, какими бы чистыми они ни были. Сирены не любили людей, пели не им, а если те слышали – непременно исчезали в пучине. Алексей знал о сиренах много, успел выучить подслушанные краем уха сплетни, и все же был дураком. Сирены седлали прибрежные волны и пели с прибоем, запрокидывая к луне тонкие белые шеи. Он когда-то видел и других сирен, и от каждой, охваченной яростным гневом, уносил ноги каким-то чудом.
Не рассказывать же теперь одной из таких, как он поверил болтливой русалке и сам погрузился за ней в топкое речное болото?
– Я предложил тебе продолжить сказку, – он перехватил ее руки, прижал к губам прохладные белые пальцы, – а не обращать вспять ушедшее прошлое.
Кожа ее была теплой и бархатистой, в то время как сам себе Алексей казался холодным и липким. Прошлое их осталось далеко в прошлом, не было смысла вспоминать и копаться, искать правых и виноватых. Он был давно мертв, а она сирена, прекрасная и бессмертная, воспевающая луне о собственном одиночестве.
Елизавета обиженно надула губы, тряхнула и без того растрепавшимися волосам, и, сделав глубокий вдох, подалась вперед, усаживаясь к нему на колени. Исходящий от него смрад должен был казаться ей отвратительным, но она, высвободив запястья, обняла ладонями его щеки, обвела тонкими пальцами скулы. Склонившись так низко, что Алексей почувствовал ее дыхание на щеке, она искривила в неприязненной улыбке губы и громко цокнула:
– Мертвецы не рассказывают сказки. Так и знала, что тебе что-то от меня нужно.
Конечно, он знал, что она не поверит ему так легко. Она была одна, опять, слишком долго, а у него была целая вечность, чтобы помнить о ней. Впрочем, хохотнув, резюмировал про себя Алексей, сейчас Елизавета определенно права.
Лиза отстранилась, обдала его колючим неприязненным взглядом и поджала тонкие бледные губы. Ладони ее все еще лежали на его щеках, острые ногти впивались, выпуская прозрачные капельки. Алексей смотрел в ее глаза, и было там нечто печальное и ласковое, из-за чего он сам себя готов был утопить в сточной канаве.
Сглотнув, он перехватил ее запасться, убрал от себя бархатистые руки, но так и не смог разомкнуть напряженных пальцев:
– Я представляю интересы вашего покойного мужа.
Так было бы проще для них обоих. Чтобы она не помнила, а он оставался отвратительным утопленником, лежащем на дне мутного озера.
– Ну что ж, – она сделала шаг назад, и руки ее все-таки выскользнули из его пальцев, – полагаю, вы хотели бы огласить его последнее в этой жизни желание?
Начало. Предыдущая. Дальше.
Ставьте лайк, подписывайтесь и оставляйте комментарии, чтобы поддержать автора и не пропустить продолжение!