С Николаем мы познакомились два часа тому назад. Два туриста, только он на байдарке сплавляется, а я, как обычно, путешествую на велосипеде.
Встретились мы на берегу реки Вятки. Летний комариный вечер, догорает костер, мы лежим на спальниках, подложив рюкзаки под головы. Чтобы комары нас не тревожили, намазались верным средством от них.
- Раньше я пешком в походы ходил, - рассказывает Николай про себя, - а товарищ один предложил водный туризм попробовать. Так и путешествую с тех пор каждое лето.
Пять лет назад, уже под вечер, попал я в такой сильный и холодный дождь! Пока выбирал место, куда пристать, вымок полностью, до самой последней нитки. Замерз – зуб на зуб не попадает!
Вижу, примостки у берега, значит, думаю, деревня на берегу есть. Пристал, лодку повыше затащил, а сам на крутой берег поднялся.
Точно, деревня, и в самом первом доме окна светятся. Постучался, толкнул дверь: в доме тепло, за столом сидел старичок и в очках разглядывал разложенные по всей столешнице рыболовные снасти. Посмотрел он в мою сторону поверх очков:
- Вижу, досталось тебе. Снимай все, клади мокрое на лавку, а сам на печь полезай. Я ее сегодня, как чувствовал, взял да и подтопил. Лезь, лезь, не сомневайся.
Старик встал, открыл дверки буфета и тут же подошел к печи, держа в руках два стакана.
- Выпей лекарство! Разом выдуй из маленького стакана, а потом водой запей.
Чистейший спирт! По всем жилочкам разбежалось тепло во мне.
- Нас, ребятишек, маманька завсегда так от простуды лечила. Выпьешь рюмочку и на печку! Меня Петром зовут. Давай покушать соберу?
Я помотал головой, потому что глаза мои уже слипались, и голова куда-то поплыла.
Проснулся, когда солнце вовсю в окна светило. Мой спаситель жарил рыбу на электрической плитке и разговаривал с серым котом, который терся об его ноги.
- Ерох, я тебе уже давал рыбы. Мне не жалко, но ты объешься, а потом мучиться будешь. Что я Семену скажу? О, гость проснулся! Вставай тогда, завтракать будем. Ты как? Одежда твоя уже высохла.
Моя одежда висела на жердочке около печи, действительно, сухая.
- Я еще и баньку, думаю, не истопить ли на всякий случай. Лодку твою наверх затащил, чтобы не смыло поднявшейся водой. Дождь, самая настоящая лея, всю ночь шел. Тебя как звать-то? Николай? Придется тебе, Николай, погостить у меня несколько дней, потому как вода в реке прямо бурлит и твою лодчонку закрутит и опрокинет, если поплывешь дальше. Как бы беда не случилась!
Рыба жареная, оладушки, мед – все это с таким удовольствием я поел.
Деду Петру лет семьдесят, определил я, но ничего еще, бодренький.
- Смотри, Николай, Ероха обиделся. Уходит. К Семену пошел, там будет неделю жить, пока и Семен его чем-либо не прогневает. Так и живет то у него, то у меня. Ты посмотри, как он пойдет по улице.
Я поверх голубой занавески из ситца стал смотреть в окно. Выпущенный на волю, кот запрыгнул на ворота, потом шел по верхней жерди изгороди, быстро перебежал дорогу и опять, теперь уже не торопясь, пошел по забору из штакетин на другой стороне улицы.
- А чего он так? Поверху? – удивился я.
-- Лис боится! У нас их развелось видимо-невидимо! Раньше я кур держал. Выпускал их погулять ненадолго, а сам караулил - рядом сидел на табуретке с палкой в руках. Тут я сижу, а в десяти метрах от меня одна, а то и две лисы ждут, когда я задремлю. Так и перетаскали всех кур. Жальчее всего мне петуха, такой горластый, правда, драться со мной любил.
- И больше никто в деревне кур не держит?
- Так некому держать-то. У нас живут Семен, я и три старушки. Ольга и Катя, они сестры, коз держат, три штуки, а больше никакой живности. Вот сейчас мы обойдем наше государство, узнаем, все ли живы.
Пошли по деревенской улице. Она оказалась относительно ухоженной: не было диких зарослей, как в заброшенной, нежилой деревне.
- Ванька, внук Семена, каждую неделю приезжает из села, тут недалеко, раньше говорили, семь верст, дорога хорошая. Ванька продукты привозит, обкашивает улицу, где чего подлатает. А если помрет кто, то он же отвозит на Желтую гору, так сельский погост у нас называют. Хорошее кладбище: песочек, сухо всегда, - все туда переселимся.
Семен, такой же старик, может, чуть помоложе Петра, был занят делом: строгал деревянным рубанком доски в ограде своего дома.
- Ероха пришел?
- На печку забрался. Спит.
- А, значит, он обиделся, что его место у меня на печи заняли. Здорово, Семен!
- Здорово! Кто это с тобой?
- Гость. Турист. Вчера под дождь попал, вымок весь.
Несколько минут мы посидели тут же на выструганных досках, поговорили о погоде, о лете, о реке.
- Доски куда тебе?
- Домовину Лёле соберу.
- Померла? – это я уже полюбопытствовал.
- Нет. Жива. Я уже всем гробы сделал, вон четыре штуки на повети стоят. А Леля самой могутной из нас была и тут занемогла, лежит и не встает. Ладно, вы идите, не задерживайте меня.
Леля жила рядом с Семеном. Около ее дома не только было все прибрано, но и цветы весело пестрели на клумбах.
- Внучка Светка к ней часто приезжает. Красивая молодушка, ладная. Только вот уже четыре года замужем, а детей так и не могут настрогать со своим богатым прохиндеем. Шибко муж у нее занят, сюда, к примеру, и носа не кажет.
Мы поднялись по высокому крыльцу. Дед Петр, даже не постучавшись ни в одну дверь, прошел в дом, я следом за ним.
Внутри дома я увидел целую музейную выставку. Швейная машинка «Зингер», настоящий старинный с медной трубой граммофон, две роскошные керосиновые лампы из синего стекла (я такую красоту раньше только в музее видел), самовар на столе, резная мебель, не знаю, эпохи, наверное, какого-нибудь Людовика, в углу почерневшие иконы, лампадка горела. Ой, много чего! Все это действующее, живое!
- Леля, ты как? Дышишь еще?
Старушка лежала на кровати, поверх одеяла, в нарядном халате, но в шерстяных носках с подшитыми пятками. На голове повязан теплый платок. В доме не было характерного запаха лекарств, болезни, старости.
- Петро, ты? – довольно уверенно спросила Леля. - Жива еще, ноги вот только не хочут ходить.
- Тебя кормили сегодня?
- Девки приходили, кормили. Ты принеси мне бутылочку лампадного масла.
- Вон у тебя на полу три полных бутылки стоят. Может, встать попробуешь? Мы поможем.
- Нет, не хочу. Помирать буду. Когда одна, я с Богородицей разговариваю. Она мне и волосы поправляет, и ноги своими ладонями греет. К себе зовет. Пора. Так масло не забудь принесть.
- Принесу, коли так. Только ты дождись меня, не помирай.
Когда вышли на улицу, я спросил у деда Петра:
- Откуда у этой старушки такая музейная обстановка?
- От ее родителей. Все, что ей от них досталось, ни одного горшка не выбросила. Может, и сама что подсобрала. Эта Леля, еще в девушках, после войны, была бригадиром женской тракторной бригады. Я не удивился бы, если б узнал, что у нее где-нибудь в сарае, например, стоит трактор на железных колесах, какой-нибудь «Фордзон».
На улице показалась красивая белая иномарка.
- Ну, вот и Светка. Вовремя приехала.
Из автомашины вышла симпатичная молодая женщина лет двадцати пяти:
- Здравствуйте. Дядя Петя, я не опоздала?
- Все хорошо, не опоздала. Может, ты ее отговоришь – ишь помирать собралась бабушка твоя. Не хочет очередь соблюдать. Пойдем, Николай. Мы еще не всех навестили.
Но других старушек навестить не удалось. Дверь их дома оказалась подпертой сучковатой палкой. Около крыльца стояли две козы, а под кустом сирени, в тенечке, лежал серый козел, который недоброжелательно посмотрел на незваных гостей.
- Тьфу, лешачина! – плюнул в сторону козла дед Петр. – Чтоб тебя волки сожрали! Куда это старухи запропастились?
Сходили на речку, проверили лодку, вытащили на дедовы донки полтора десятка налимов.
Света пришла.
- Дедушка Петр, уступи мне своего гостя. Хочу бабушку помыть. Пойдем, добрый молодец, поможешь.
Бабушку Лелю мы вдвоем усадили в кресло, так и понесли ее в баню.
- Это Ванька так придумал носить на кресле.
Тут и бабка голос подала:
- Вы куда старуху-то потащили?
- В баню.
- А, это хорошо!
Минут сорок, пока Света мыла бабушку, я гулял во внутреннем дворике. И здесь тоже полно было старинных бытовых предметов. Какие-то плуги, сохи, деревянные бороны с железными зубьями. Все покрашено, ухоженно.
- Коля! – окликнула меня Светлана.
Бабка Леля, вымытая, причесанная, тщательно одетая, все так же сидела в кресле. А вот ее внучка была в одной мокрой рубашке, прилипшей к телу. Похоже, о себе Света меньше заботилась.
- Берем, берем, понесли скорей – устала бабушка, еле дышит. На меня шибко не пялься.
- Тогда и болтать нечего, понесли.
Старушку уложили опять на ее кровать.
- Ой, слава Богу! Такое доброе дело сделали. Я, надеюсь, ты никуда не торопишься? – спросила меня Света и, не дожидаясь ответа, взяла меня за руку и повела в другую половину дома.
- Глядел ведь на меня?
- Конечно! Я художник по профессии.
Когда я утром проснулся, то услышал, как в бабкиной комнате громко разговаривают. Вышел – за столом сидела большая компания: дед Петя, дед Семен, бабушка Леля, Света и, похоже, Оля и Катя, две одинаковые старушки.
Увидев меня, Света радостно воскликнула:
- Чудо случилось – бабушка помирать раздумала! Мы вчера, похоже, с нее все хвори смыли!
- Совсем-то не раздумала, чуток отложила, - обиженным голосом возразила бабушка Леля.
- А чего вы сегодня празднуете? – удивился я.
- А вот и празднуем воскресение почти из мертвых, - улыбнулась Света, - садись с нами.
- А потом пойдем веники для коз заготавливать, - сказал дедушка Петр.
- Зачем козам веники? Они что, тоже в баню ходят? – пошутил я.
- Это деревянная скотина. Им зимой не сено, веники нужны.
- Лесу, лесу им надо, - добавила одна из старушек.
Веники заготавливали два дня. Копну сена перетащили к старушкам на сеновал. В их же доме пришлось трубу почистить, чтобы печка не дымила. Потом Ванька приехал проверить стариков, а Света, наоборот, уехала. Тут и речка успокоилась – мне пришла пора продолжить путешествие.
- Бывал ли ты потом в этой деревне?- спросил я Николая.
- Каждый год теперь бываю. И не только летом. Выпадут свободные дни – возьму и съезжу.
- Как там старики?
- Слава Богу, живы все.
- Света как?
- Родила. Одного, потом другого. Дал Господь, ну и хорошо. Давай спать будем. Ты, если хочешь, в палатку иди, а я здесь у костра подремлю пару часиков. Скоро и светать уже начнет.
Слышно было, как в реке плескалась рыба. На лугу в траве кричали коростели. Эти птицы тоже туристы: ученые говорят, что они из Африки к нам пешком приходят. Врут, наверное.
Я долго не спал.
На другом, высоком берегу реки, у самого края, видно было отсюда, стоял домик, в котором светились окна. Что-то мне напоминал этот пейзаж. Ах, да! Картина Левитана «Над вечным покоем». Похоже, очень похоже! На таком же бугре, всеми забытый только домик, не церквушка. Пожалуй, завтра переберусь на тот берег, узнаю, кто живет там. Может, это и есть то самое место, которое ищет моя неугомонная душа? Место, где можно при жизни обрести покой, и не думать о том, что человеческая жизнь в летоисчислении – это только мгновение, и всем нам предстоит неизбежное.
Николай дышал ровно и спокойно. «Так спят люди с чистой совестью», - подумал я.
Сверху светили звезды. Может, это души уже ушедших от нас?
Хорошо, что старики в деревне Николая еще живы.
Светка молодец.
Костер догорел.
Нет, всё, спать!
Утром на тот берег.
Спать! Спать!
Так сплю уже…
(Щеглов Владимир в соавторстве с Николаевой-Щегловой Эльвирой)