«Я окончила читать дневник Марии Башкирцевой. Он не произвёл на меня ни малейшего впечатления. Личность автора – в высшей степени несимпатична. Отыщите хоть одну привлекательную сторону её характера, укажите искреннее, сердечное движение в этой книге! «Я» переливается на всех страницах тысячами оттенков, от мрачного до светлого – и наоборот», – писала, не скрывая неприязни, Елизавета Дьяконова, также известная своими дневниками, о «русской француженке», художнице, аристократке Marie Bashkirtseff, имя которой было у всех на устах.
«Как искусственно все у неё – и держится, и одета...», – беспощаден был в своих оценках Лев Николаевич Толстой.
«Смешна, нелепа, подчас возмутительна», – вторил ему публицист, критик и переводчик Николай Константинович Михайловский.
А Иван Алексеевич Бунин и вовсе не стеснялся в выражениях: «Перечёл «Дневник Башкирцевой». Всё говорит о своей удивительной красоте, а на портрете при этой книжке совсем нехороша. Противное и дурацкое впечатление производит её надменно-вызывающий, холодно-царственный вид. Снова очень неприятный осадок от этого дневника. Дневник просто скучен. Французская манера писать, книжно умствовать; и всё – наряды, выезды, усиленное напоминание, что были такие-то и такие-то депутаты, графы и маркизы, самовосхваление и снова банальные мудрствования...»
Кого угодно такая жёсткая и безапелляционная характеристика заставила бы горько плакать. Кого угодно, но только не Мари. Самым страшным проклятием для этой самолюбивой, даровитой девушки было забвение. Самой убийственной реакцией – равнодушие.
Да и не была она вовсе такой высокомерной пустышкой, как представлялась своим неприятелям.
Начало истории:
Состояние семьи позволяло Марии беспечно порхать, наслаждаясь светскими удовольствиями, однако еще двенадцатилетней девочкой она самостоятельно составила для себя программу обучения, распределила часы занятий и потребовала дать учителей.
«Девять часов работы ежедневно. О, боже мой! Дай мне сил и настойчивость в учении. У меня есть сила, но хотелось бы ещё больше… Мне тринадцать лет, если я буду терять время, то что же из меня выйдет?.. Так много дела в жизни, а жизнь так коротка!»
«Когда я кончу Тита Ливия, я примусь за историю Франции Мишле. Я знаю Аристофана, Плутарха, Геродота, отчасти Ксенофонта… Ещё Эпиктета, но, право, все это далеко недостаточно. И потом Гомера – его я знаю отлично; немножко также – Платона».
Из дневника Марии Башкирцевой
В шестнадцатилетнем возрасте у девушки была обнаружена чахотка, что поставило крест на карьере певицы. Муся, как ласково называли её в семье, начала терять голос – действительно великолепный, очень богатый и сильный, – затем неотвратимо и грозно наступила глухота, уничтожив уникальный абсолютный слух. Её терзает предчувствие скорой смерти, семья переезжает из города в город в поисках лучшего климата для Муси, их везде сопровождает домашний врач.
«Итак, я никогда не вылечусь… Это будет выносимо, но между мною и остальным миром будет завеса. Шум ветра, плеск воды, дождь, ударяющийся о стекла окон… слова, произносимые вполголоса… я не буду слышать ничего этого! Я страдаю в том, что мне всего нужнее, всего дороже».
Из дневника Марии Башкирцевой, 1882
Решив посвятить себя живописи, m-lle Bashkirtseff отправляется в Париж и поступает в Академию Жюлиана, которая, в отличие от Школы изящных искусств, принимала не только мужчин, но и женщин.
Мария работает самозабвенно, с головой уйдя в магию холста и красок. Менее чем через год её картины выставлены в парижском Салоне, а молодая художница награждена золотой медалью. «Поразительная сила кисти, оригинальность замыслов, глубокая правдивость исполнения», – наперебой восхищаются критики и ценители, поражённые открывшимся перед ними незаурядным талантом.
«Мадемуазель Башкирцева постигла поэзию стоптанных башмаков и разорванных блуз... Эта умная и неустрашимая художница много работает и, несмотря на свою молодость, сумела уже составить себе имя и завоевать внимание публики и критики, всегда несколько недоверчивой по отношению к женщине», – искренне восторгается французское издание.
Но сама мадмуазель вовсе не испытывает головокружения от успеха, констатируя, что результат достигнут долгим, кропотливым трудом и в нём нет ничего неожиданного, а впереди новые цели, более высокие и совершенные, затмившие радость теперешних побед.
Мари переживает ещё несколько романтических увлечений. Объектами девичьих грёз становятся граф Александр де Лардерель, а также политический деятель и журналист Поль Гранье де Кассаньяк, известный своими резкими высказываниями в прессе. Но несостоявшийся брак с графом Пьетро Антонелли по-настоящему разбил её сердце. Дело в том, что дядя жениха, кардинал Джакомо Антонелли счёл мадмуазель Башкирцеву неподходящей партией для своего племянника.
Известна также переписка Мари Башкирцевой с Ги де Мопассаном, которую она вела в 1884 году, незадолго до смерти, под именем скромного учителя Жозефа Савантена. Узнав, что в действительности за этими блестяще написанными, остроумными строками стоит молодая девушка с недюжинным интеллектом, заинтригованный и польщённый, но давно пресыщенный вниманием поклонниц Мопассан ответил ей игриво и цинично.
Оскорблённая, Башкирцева пишет в последний раз: «Вы не тот, кого я ищу. Но я никого не ищу, ибо полагаю, что мужчины должны быть аксессуарами в жизни сильных женщин. Невозможно поручиться за то, что мы созданы для друг друга. Вы не стоите меня. И я очень жалею об этом. Мне так хотелось бы иметь человека, с которым можно было бы поговорить». После этого порывает с Мопассаном всякие контакты, несмотря на его попытки возобновить переписку и просьбы о встрече.
«Это была русская девушка, капризная и изысканная, несносная и трогательная, маленькое прозрачное существо, кокетничавшая перед лицом собственной смерти. Она хотела оставить свой дневник какому-нибудь писателю. Мария цеплялась за этот дневник, как за единственную надежду пережить саму себя... Она думала о Мопассане, как об исполнителе её завещания. Вместо того чтобы прямо ему об этом сказать, что его безусловно бы растрогало, она жеманилась. Грубость Милого друга обескуражила этот хрупкий оранжерейный цветок, стоящий на пороге могилы…»
Писатель, биограф Ги де Мопассана Арман Лану
Уже после смерти Марии, терзаемый запоздалыми сожалениями, Мопассан произнёс, стоя у каменного саркофага, поглотившего навеки надломленный нежный росток: «Это была единственная Роза в моей жизни, чей путь я усыпал бы розами, зная, что он будет так ярок и так короток!»
В последние годы Мари очень сблизилась с французским художником, ярким представителем реализма Жюлем Бастьен-Лепажем. Их связывали не любовные, а по-настоящему тёплые и глубокие дружеские отношения. «Это не только живописец, это поэт, психолог, метафизик, творец» – отзывалась о нём Башкирцева.
Бастьен-Лепаж был смертельно болен, как и Муся. Он испытывал непреодолимую потребность в её близости, и девушка, сама едва стоявшая на ногах, трогательно ухаживала за ним. Обречённые, они словно находили утешение в беседах об искусстве.
«…Горе нам! И пусть только здравствуют консьержки!.. Уже два дня койка моя стоит в салоне, но он так велик, что его разгородили ширмами, и мне не видны рояль и диван. Мне уже трудно подняться по лестнице», – пишет она в дневнике 20 октября 1884. Эта запись станет последней.
Несмотря на безнадёжное положение учителя, Муся умерла раньше: её не стало в дождливый пасмурный день 31 октября 1884 года. За десять дней до неотвратимого конца ещё пыталась лепить, но не могла – задыхалась. Одышка не позволяла лежать, она сидела в кресле, и только слёзы катились и катились по щекам...
Жюль Бастьен-Лепаж скончался от рака 10 декабря того же года.
Мария Башкирцева похоронена на кладбище Пасси в Париже. На месте её упокоения Эмилем Бастьен-Лепажем построен мавзолей, где хранятся памятные вещи: мольберт и палитра художницы, кресло, молельный стул, мраморные бюсты родителей и бюст самой Башкирцевой работы скульптора Сен-Марсо. Одну из стен украшает полотно «Святые жёны», которое она так и не успела завершить.
«Мое тело плачет и кричит, но что-то, что выше меня, радуется жизни, несмотря ни на что!», – писала Мария Башкирцева, когда бездонное, как чёрная яма, Небытие уже смотрело ей в глаза.
Имение Башкирцевых, проданное в 1900 году графу Сергею Дмитриевичу Шереметеву, было разрушено в годы революции и гражданской войны.
Читайте также:🥀
Из большой коллекции картин, рисунков, эскизов, пастелей и скульптур, созданных Марией – всего 141 работа – и подаренных её матерью музею Александра III, 127 впоследствии были переданы Русским музеем на Украину. В годы войны во время эвакуации Харьковской картинной галереи бесследно пропали 67 полотен.
Ныне на Украине сохранилось только три картины: в художественных собраниях Харькова, Днепра и Сум.
В Русском музее представлено восемь живописных полотен и тринадцать рисунков Марии Башкирцевой.
Ей даровал Бог слишком много!
И слишком мало – отпустил.
О, звездная её дорога!
Лишь на холсты хватило сил...
Я с этой девушкой знакома
Увы, конечно, не была!
Но, как она – сидела дома
И золотой узор ткала.
В привычной клетке одиночеств,
Где и живет одна – душа,
Как много в дневниках пророчеств,
Когда Любви тебя лишат!
Ей даровал Господь так много!
А Жизнь – крупинками считал.
О, звездная её дорога!
И Смерть – признанья пьедестал!
Марина Цветаева
Вас может заинтересовать:
Ранее:
Далее:
✅©ГалопомПоЕвропам
Все права защищены. Копирование материалов без указания источника запрещается.