События последнего года обострили интерес и актуальность вопроса о фашизме. Что считать таковым? Вроде бы, есть признаки фашизма по Умберто Эко, есть определение Димитрова… разве этого недостаточно?
Оказалось, нет. И фашистскими называют абсолютно разные общества, вплоть до нынешней Чехии. Да-да, мне на полном серьёзе встречалось и такое утверждение.
Чем нас не устраивают признаки Эко? Ну хотя бы тем, что они бессистемны. Это просто набор признаков, каждый из которых встречался множество раз в самых разных обществах. Их, конечно, можно использовать для дополнительного контроля итогов анализа, но не более. И уж тем более, они не дают ответа на вопрос о причинах фашизма.
Более операционально определение Димитрова. Напомним: «Фашизм есть открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала… Фашизм — это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм — это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике — это шовинизм самой грубейшей формы, культивирующий зоологическую ненависть против других народов».
Верно? Но есть нюанс: такое определение лишает самих фашистов субъектности, представляя их просто марионетками капитала. Но в реальной жизни любые политические силы всегда эту субъектность имеют. Даже слабейшие, кого использует гегемон, в свою очередь тоже стремятся использовать гегемона, и нередко весьма успешно.
Конечно, претендовать на абсолютную точность в таком вопросе было бы слишком уж самоуверенно, но это ведь не повод не пытаться? Вот и попытаемся.
Для начала, можем ли мы оспорить определение Димитрова по существу? Лично я не вижу для этого оснований. Вопросы, на мой взгляд, тут могут быть только к полноте описания, а не к верности по существу. То есть фашизм невозможен без финансового капитала. Но вот насколько велика власть капитала над фашистским режимом? Может ли сам режим/фашистская партия быть достаточно весомым игроком? Я полагаю, что да (собственно, НСДАП или Муссолини явно имели свою политическую волю), хотя роль капитала всё же ведущая. Но и тут могут быть вопросы: а обязательно ли своего капитала? Впрочем, тут вряд ли может быть проведена чёткая граница, капитал часто не слишком-то привязан к национальности. Он привязан только к персональным кошелькам, и выгодоприобретатели могут проживать по разную сторону границы.
Из этого же ключевого определения Димитрова следует, что общество восточно-бюрократического типа, где аппарат государства сам является правящим классом, фашистским быть не может. Хотя не факт, что станет от этого симпатичнее, поскольку будет иметь свои специфические недостатки.
Чего же нам не хватает? Чтобы хоть как-то претендовать на объективность, попробуем подняться на уровень выше и посмотреть на то, к какой категории режимов относится фашизм. Википедия относит его к авторитарным режимам, но без каких-либо ссылок и аргументов, тогда как цитаты реальных идеологов фашизма содержат прямое указание на тоталитаризм. Собственно, само слово «тоталитаризм» как раз и взято прямиком из Муссолини. Т.е. уже из этого следует, что фашизм следует рассматривать как частный случай именно тоталитарного режима, а значит, фашизм должен иметь общетоталитарные признаки.
Рассматривать фашизм как авторитарный режим, вопреки Википедии, я не вижу смысла. Просто потому, что авторитарными были подавляющее большинство государств в истории человечества, и если фашизм – не тоталитарный, а всего лишь авторитарный режим, то так ли он тогда страшен? Отнесение фашизма к авторитарным режимам просто размывает и обесценивает его.
Вот здесь как раз и возникает не то, чтобы претензия, но как минимум, вопрос к определению Димитрова. Ведь Димитров делает акцент на том, КТО обладает властью при фашизме. Однако любой режим, по определению – вопрос не субъекта, а средств и методов. Т.е. определение фашизма должно указывать не столько на то, кто, сколько на то, как. Конечно, тут мы можем вспомнить об «открытой террористической диктатуре» из коммунистического определения. И это будет верно – но слишком размыто.
Вот поэтому, мне кажется, корректное определение фашизма должно больше внимания уделить целям и методам реализации фашистской власти.
Начать тут надо с целей. Собственно, о разнице целей в своё время сказал Борис Стругацкий: «Возможна железная диктатура со всеми её гробовыми прелестями, скажем диктатура Стресснера в Парагвае или диктатура Сталина в СССР, но, поскольку тотальной идеей этой диктатуры не является идея национальная (расовая), это уже не фашизм. Возможно государство, опирающееся на национальную идею, скажем Израиль, но, если отсутствует диктатура («железная рука», подавление демократических свобод, всевластие тайной полиции), это уже не фашизм». Т.е. цели фашизма должны, согласно мнению Бориса Стругацкого, так или иначе, носить националистический характер. Т.е. все режимы, цель которых носит не националистический или антинационалистический характер, фашистскими быть не могут. Но и здесь может возникнуть вопрос: а так ли националистичен был, например, режим Пиночета в Чили? В конце концов, Димитров о национализме ничего не говорил, а тот же режим Пиночета – ярчайший пример фашизма именно по Димитрову. Однако ведь среди деятелей того же пиночетовского режима были откровенные пронацисты (например, командующий ВВС Густаво Ли). Так что национализм в режиме Пиночета хоть и был слабо выражен, но всё же присутствовал. В целом можно, наверное, сказать, что фашизм – всегда союз националистов с капиталом, но вот соотношение сил в этом союзе может быть очень разным.
Соответственно, характерные для фашистов цели всегда будут предполагать господство и подавление в интересах избранной элиты, причём социальный и национальный аспект этой элитарности может встречаться в разных соотношениях.
Тут же мы подходим и к вопросу методов. Уже в словах Бориса Стругацкого мы видим ссылку на «железную руку» - который, внезапно, тоже является дискуссионным. Ведь совсем не обязательно публично превозносить идею «железной руки», чтобы проводить и поддерживать в публичном пространстве реальные репрессии. Декларировать-то можно и любовь к свободе – и тут же быть готовым к жесточайшему подавлению всех, кто не согласен с «правильной» трактовкой этой свободы. А значит, для корректного определения фашизма важен не столько публичный режим репрессий, сколько их реальный размах. Тут нам придётся вспомнить один из критериев тоталитарного режима: репрессии направляются на категории населения, а не только на персонально активистов-противников режима. То есть, обязательный элемент фашистского режима – репрессии, явно выходящие за рамки точечных, и являющиеся системным элементом инструментария власти.
Какие ещё методы могут вызвать вопросы?
Так, в одной из дискуссий о природе фашизма возник тезис идеократии как одного из обязательных признаков. Димитров ведь ничего об этом не говорил, можно ли тогда считать идеократию обязательной? Вот тут нам и нужно понятие тоталитаризма как более широкой категории. Конечно, по данному понятию в целом тоже нет единого мнения – однако наличие обязательной идеологии называют практически все, кто о тоталитаризме писал.
Собственно, фашизм по Муссолини как раз и требует полного единения граждан вокруг государства. А как же ещё обеспечить это единство, как не обязательной идеологией? И как обеспечить принятие этой единой идеологии, как не её навязчивой пропагандой? В частности, одним из маркеров здесь может быть принятие идеологических лозунгов в качестве обязательных ритуалов общегосударственного значения, как это было с «Хайль Гитлер» (кто сказал СУГС?).
Так что да, без вариантов: фашистское государство не может не быть государством идеократическим. Пусть даже Димитров об этом и не сказал.
Интересен вопрос об антидемократизме как одном из ключевых признаков. Логично же: тоталитарный режим должен отвергать всё, что связано с режимом демократическим. Именно такими были известные нам фашистские режимы середины XX века. Но тут всё гораздо сложнее. Мы живём в мире, где вот так просто взять – и отвергнуть демократические институты, практически невозможно. А значит, пресловутое презрение к демократии должно принять такие формы, при которых демократические институты должны будут сохраняться. Даже не потому, что хочется – а потому, что иначе нельзя. Нельзя, зачастую, даже для самих фашистов, которые ещё не успели осознать себя как фашистов, и могут запросто считать институты демократии обязательными хотя бы в форме карго-культа, как маркер той самой фашистской элитарности – принадлежности к Высшему Миру. Это может быть странно для таких режимов, как Третий Рейх – зато очень органично для стран третьего мира. Так что же делать с антидемократизмом? А кто сказал, что презрение к демократии – это непременно стремление её открыто уничтожить? Презрение может выражаться и в других формах: «не важно, как проголосуют – важно, кто посчитает». Или не важно, кого выберут – теневые рычаги власти всё равно заставят избранных лиц действовать в чьих надо интересах. Собственно, в любой современной развитой демократии отрыв от реальных народных масс практически неизбежен, и элемент вот такой вот формы презрения присутствует у очень многих, даже и не только фашистских режимах. Так что мешает действовать также и фашистам?
Итак, что должно быть для фашизма обязательным?
Союз националистов с крупным капиталом (и не обязательно своим!), при ведущей роли последнего.
Цели режима, носящие элитаристский характер – как в социальном (обычно – негласно), так и в национальном значении, хотя соотношение этих фактором может быть разным.
Репрессии, явно выходящие за рамки точечных, и являющиеся неотъемлемым элементом государственной политики.
Идеократия. Идеология (элитаристская обязательно, см. выше) активно навязывается, в крайних случаях – идеологемы прямо включаются в государственную символику. При этом – прямое силовое подавление идеологий, противоречащих элитаристскому мейнстриму.
Антидемократизм в широком смысле, включая не только отмену демократических институтов, но и ставку на теневые инструменты власти.
А вот вождизм и формальная монополия одной партии, обычно понимаемые как обязательные признаки – нет, не обязателен. Это «рюшечки», которые возникают только тогда, когда к этому есть физическая возможность. Что для современного мира всё-таки редкость. Партий может быть и несколько, таковы реалии современного мира – но они все обязательно должны сходится на буржуазно-националистическом консенсусе, тогда как партии, не согласные с ним, силой вычищаются с политического поля. Такими же «рюшечками» являются и остальные признаки по Умберто Эко. Они могут быть маркерами, если их много, и они ярко выражены. Но сами по себе они ещё не показатель.
Что фашизмом считать нельзя, хотя некоторым хочется?
Государства азиатско-бюрократического типа.
Государства авторитарные, использующие точечные репрессии против оппозиционных активистов.
Государства, не имеющие идеологии, пусть даже авторитарные.
На полноту не претендую. Не просто допускаю, но практически уверен, что что-то я ещё не рассмотрел, тема всё-таки сложная. Но вот эти признаки мне кажутся обязательными.