Хутор близ Диканьки,
Петербург
и Рим…
Гоголь – щёголь!
Гоголь – моголь!
Гоголь – пилигрим…
Мчится его тройка,
дурача простаков:
он – Чичиков настолько,
насколько – Хлестаков!
Ах, ду́ши, ду́ши, ду́ши –
мёртвые,
живые…
Смех Россию душит
железной маской Вия!
А он – мистификатор
смешных и грустных книг –
несётся, как на каторгу –
на перекладных!
Ах, тройка, тройка, тройка! –
как песня наизусть…
И радостно и горько
он покидает Русь.
А смех Россию душит
железной маской Вия.
Больны в России души –
не мёртвые –
живые!
Так что же делать, что же? –
чтоб не сойти с ума…
«Помилуй меня, Боже,
за все мои тома!
Молитва – да и только –
последний мой багаж…
Куда несёшься, тройка?
Ответ ли дашь?..»
1979
Оскар Грачёв
Но - как это часто бывает в поэзии Оскара, ответ на вопрос, заданный в стихотворении в веке двадцатом, в 1960-1980-е годы, приходит в 21 веке и решается уже совершенно в иной плоскости:
ТРОЙКА
На тот ли свет иль в эту тьму –
куда летишь, не уставая,
Россия – тройка почтова́я,
чужому пре́дана письму?
Уж лучше в долг, чем в одолженье,
иль вовсе счастья не пытать,
зачем ты тратишь благодать
на бесполезное движенье?
И по дороге столбовой,
меняя судорожно масти,
напрасно ты несёшься к счастью:
оно осталось за тобой…
17 декабря 2000 г.
Оскар Грачёв