Промёрзшая насквозь на пронизывающем зимнем ветру, интеллигентного вида, довольно богато одетая молодая девушка, студентка-третьекурсница одного из самых приличных в городе ВУЗов, учащаяся престижного факультета ин.яза, устав ждать на холоде на пустынном шоссе общественный транспорт, от безысходности имела неосторожность сесть в проезжающую мимо «Ниву». Ноги у неё стали деревянными от вечернего тридцатиградусного русского мороза, потому что турецкие кожаные чёрные сапожки, может и были красивыми, но уж совсем не практичными, и вообще для экстремально низких температур абсолютно неприспособленными. В результате, когда перед продрогшей девицей остановилась сверкающая единственным мутным глазом одной горящей фары, смотрящем куда-то влево и в бок, красующаяся неработоспособной жёлтой противотуманкой, держащейся на льду, выращенном искусственным путём обливания бампера водой из ведра на морозе, грохочущая, как трактор, зелёная «Нива», между риском смерти от обморожения и поездкой на невиданном автомобиле, недальновидная студентка выбрала второе.
Пассажирская дверь ВАЗ-2121, после ряда безуспешных попыток со стороны водителя, всё-таки открылась, наглядно показав торчащую в боковом окне отвёртку, использующуюся в качестве естественного стопора. Но все внешние недочёты рассыпались в прах перед единственным достоинством «Нивы» – в ней было тепло. Открытая дверь перед студенткой явила улыбающееся лицо молоденького худощавого паренька, обритого по моде тех лет на лысо, в традиционном «пилоте» и спортивной костюме. Внутренний голос девушки категорично протестовал против сомнительной затеи, но чувство самосохранения и холод пинком заставили её, скрепя сердце, скривившись залезть в пахнущую бензином утробу автомобильного монстра салатового цвета. Девушка без лишних реверансов заявила:
- До Невского, рядом с Адмиралтейством, полтинник.
В ответ услышав, со сразу показавшимися её подозрительными нотками сарказма:
- Да залазь скорее, тепло не выпускай, меня Глеб зовут, разберёмся.
Именно залазь, потому что «Нива» машина хоть и старая, но довольно высокая, а специальных приспособлений, как на джипах, советская автопромышленность и её дизайнеры никак не предусмотрели. Девушка взяла себя в руки, схватилась за ручку со внутренней стороны над дверью, встала на порог и затянула себя в тёплый прокуренный салон. Она с размаху плюхнулась на пассажирское сидение, которое было до того раздолбанным и разбитым, что она сразу словно оказалась в кресле у гинеколога - ноги закинуты вверх, спина с головой откинулись далеко назад, а зад провалился с просиженную лунку. Никак не ожидавшая такого автоматического эффекта, девушка от неожиданности громко ойкнула. Глеб рассмеялся и запустил руку куда-то за спину практически лежащей вверх ногами пассажирки. Как выяснилось, он поправил канистру из-под бензина, которая служила опорой для хлипкой конструкции сломанного пассажирского сидения и, видимо при торможении, свалилась в сторону.
- Нет, надо всё-таки кресло починить, а то стыда не оберёшься, – добродушно сказал водитель.
Шутка эта ему показалась безумно весёлой, и он рассмеялся искренним, лучистым молодым смехом. Девушка пока ещё не могла отойти от шока и испуганно молчала, хлопая заиндевевшими ресницами на чёрных угольках глаз. Постепенно тепло внутри машины отогревало её, она почувствовала ноги в сапогах, на которые громко дул нижний поддув автомобильной печки, красный рычажок которой был повернут до упора вправо. Кровь от приподнятых, где-то на уровне таза, ног в горизонтально расположенном пассажирском кресле постепенно начинала приливать к откинутой голове. Студентка отогревалась, как мамонт из ледника, и начинала приобретать способность говорить.
- Оля, - выдавила из себя она, пытаясь отогнать от себя дурное предчувствие.
Глеб заливался соловьём. Как известно, мужчина любит животом, а женщина ушами. А потому Глебу не оставалось ничего другого, как весь свой разговорный дар обратить на дело вывешивания лапши на уши ошалевшей студентки. Он с одинаковым успехом мог представиться детским писателем, работающим над продолжением романа «Незнайка на луне», антрепренёром в цирке, не очень понимая смысл слова «антрепренёр», или продюсером на шоу «Молодые таланты». Так же в его арсенале были помощники депутатов, секретные агенты и сотрудники выдуманных спецслужб. В этих персонажах главным было то, что они должны были обладать ореолом загадочности и быть откуда-то издалека, например, из города-героя Красноярска, где, по мнению Глеба, текла гордая, никогда не замерзающая река Иртыш, в которой он, конечно же, купался исключительно зимой.
Присмотревшись к своей новой знакомой и поняв, что девушка она интеллигентная и явно из приличной семьи, Глеб решил, что спец. агенты и прочие циркачи в данной ситуации не прокатывают. По мановению волшебной палочки, всеобщему вниманию незамедлительно явился сын профессора-бизнесмена, богатейшего жителя того самого, что ни на есть Красноярска, который здесь, разумеется, проездом, а папин мерседес у него забрали за плохое поведение. И вообще, папа́ сторонник, чтобы он всего добивался сам, поэтому он учится, работает, сам вот заработал на «Ниву», но у него всё ещё впереди, сейчас несколько бизнес-проектов, стартапов и так далее, и тому подобное, словесный понос из цикла «Остапа понесло».
Пассажирка, всё ещё немного обалдевшая от смены холода суровой нивской жарой и от весёлой фантастической лапши Глеба, которой он обильно снабжал её уши, совершенно разомлела. Было тепло, хорошо, и самое главное дом, милый дом, приближался и становился все явственнее.
*****
- Ну так вот, я и говорю ему: «Профессор, что Вы хотите за пятёрку? А он мне – ну что с Вас взять Глеб… Может хоть банку мёда и сто тысяч рублей?» А ему ка-а-а-а-к вдарю кулаком промеж глаз…
Тут у студентки, заядлой отличницы и зубрилы, для которой слово «профессор» было святым, широко раскрылись глаза и отвисла челюсть, а новый знакомый автоматически превратился в некоего эпического героя, Самсона, раздирающим пасть льва.
- Да ты не бойся, - увидев округлённые глаза попутчицы смилостивился Глеб, - это я сделал вид, что бью промеж глаз… А на самом деле в миллиметре от переносицы я изменил направление и ударил прямо в стену за его головой. А удар-то у меня знаешь какой? Я же КМС по каратэ.
В зависимости от ситуации, он мог быть КМС по любом другому виду спорта, иметь научные звания, награды и публикации в научно-популярных журналах. Уж чего-чего, а приврать Глеб любил. Врал, как говорится, и не краснел. И так вживался во всю эту кучу ролей и масок, что бывало лгал просто так, даже сам не зная ради чего. Врал прямо скажем, ради вранья, хорошего настроения и улыбки.
- Так вот, и от моего удара стена, значит, дрогнула, по ней пошла трещина, и отвалился во-о-от такой вот, - при этих словах Глеб отпустил руль и стал как рыбак, показывающий свой улов, раздвигать руки, пока хватило места и одна из них не уткнулась в нос пассажирке, - кусок штукатурки.
Правда увидев её ошарашенный взгляд, Глеб умерил аппетиты и подсократил разброс рук, убрав их от носа. Но в следующий миг водитель-хвастун понял, что когда он отпустил руль, неуправляемая «Нива», как печь Иванушки-дурачка поехала накатом, своим ходом, по ледяному остову дороги. Прямо перед машиной мутный свет единственной правой фары выхватил из тёмного ночного неба силуэт старушки, переходящей в неположенном месте дорогу, которая ровно попадала в створ траектории неконтролируемого движения зелёного монстра.
- Вот ведь, смотри, что творит, бабка, - выругался Глеб.
В данной ситуации тормоза были абсолютно бесполезны, так как их оставалось совсем немного, в ввиду давно сгоревшего и подванивающего «феррадо» на тормозных колодках. Глеб, главное, как раз сейчас вспомнил, как вчера они подъехали вплотную к ларьку у мед.общаги, распугав одиноких прохожих, чтобы прямо из окна машины, не выходя на улицу, так как там было жуть как холодно, купить сигарет и лимонада, и морозный воздух предательски наполнился запахом сгоревших тормозных колодок. Тогда кто-то из находящихся в машине, а кто в ней был иногда не знал даже сам её хозяин, сказал безапелляционным тоном знатока из передачи «Что? Где? Когда?», досрочно отвечающего на вопрос, подняв вверх большой палец, и отказавшись от минуты обсуждения:
- Это у тебя феррадо горит.
Никто другой из прочих обитателей машины не знал, что такое «феррадо» и бывает ли оно на самом деле, поэтому эта фраза вызвала приступ истерического смеха. Сквозь смех и слёзы Глеб выдавил в ответ:
- Да оно не горит, феррадо это, оно не может гореть, потому что уже давно сгорело.
Кто-то иронично добавил:
- Да гори оно, всё феррадо, синим пламенем.
Тут уж все, кто был рядом, включая кавказца, высовывавшего волосатую руку с пачкой сигарет из окна ларька прямо в форточку «Нивы», вплотную подъехавшую к нему, дружно заржали.
Вспоминая про сгоревшее феррадо сейчас, Глебу стало не до смеха. Пару раз он попытался качнуть тормоза, да куда там, на голом льду, да ещё с полупустыми колодками, это было делом абсолютно бессмысленным. Зелёная машина-убийца, как в рассказе Стивена Кинга «Кристина», сверкая единственным шипованным колесом, неумолимо, как кара небесная, надвигалась на пожилую женщину, переходящую проезжую часть в неположенном месте. Онемевшая пассажирка остекленевшим взглядом смотрела на происходящее. Зелёная рука судьба двигалась медленно, но верно. Глеб, не теряя чувство самообладания, понял, что не остаётся ничего умнее, кроме как воспользоваться единственным пока ещё работающим механизмом безопасности в его ведре с подшипниками – звуковым сигналом или в простонародье – бибикалкой. Он начал гудеть, со свей дури нажимая на руль, издавая осипший, прогоревший, временами прерывающийся звук. Получалось страшно и смешно. После нескольких неудачных попыток, онемевшая королева зимних отечественных дорог - Нива ВАЗ 2121, прокашлялась, обрела голос и загудела, низким поменянным «волговским» клаксоном, который непонятно на какой помойке нашёл её предыдущий деревенский хозяин. Теперь, мало того, что на бабку, как в замедленном кино, надвигалась машина зелёной судьбы, она ещё и гудела страшным низким басом, как трубой иерихонской и светила в разные стороны, как косоглазый китаец, мутным глазом правой фары и жёлтой, смотрящей в небо, прямо в сторону холодной усмехающейся луны, непонятно как заработавшей противотуманкой.
«Бабок много, «Ява» у меня одна…» - надрывался в динамиках Юра Хой, а старушка-нарушительница ПДД, пойманная в перекрестье прицела зелёного автомонстра, заегозила, попыталась побежать одновременно и назад, и вперёд, в результате комичным образом уселась прямо посередь проезжей части.
- Ну кино, - заржал неутомимый Глеб и продолжил с гудением двигаться, как корова по льду, к сидящей на дороге нарушительнице.
В самый последний момент, когда уже казалось столкновение бабки и «Нивы» было неизбежным, старушка, надо отдать ей должное, оказалась не так проста. Она собралась, взяла себя в руки, и бодро, как будто это была и не старушенция вовсе, а косивший под советскую пенсионерку зарубежный шпион, поднялась, и, когда до автомолота судьбы оставалось метров пять, преспокойно отошла себе в сторону, грозя обидчице кулаком и посылая в ночное небо проклятия.
- А потому что надо дорогу в положенном месте переходить! - крикнул ей вслед Глеб, показав напоследок в окошко худенький кулачок, – Ариведерчи!
И снова нажал на рычаги королевы русской зимы – «Нивы».
Обалдевшая студентка, видимо вспотев от перенесённого шока, сняла свою модную шапку-шляпу из норки, делавшую её похожей на гриб. Под шляпой оказалась голова с короткой мальчишеской стрижкой «под француженку». Точно такая стрижка была у Кати́ из модного тогда сериала «Элен и ребята», который в запой каждый вечер смотрел Глеб. Он, как ни в чём не бывало, не унывая и ни на минуту не замолкая, продолжал наливать в уши новой знакомой невообразимые горы лжи и приколов.
- А вот была ещё у меня одна история…
Такие «выбросы» начинал он с периодичностью раз в три минуты, как новый заход бомбардировщика на вражеские редуты с очередной порцией лапши на уши бедной интеллигентки, по воле случая оказавшейся в его странном, иррациональном мире.
- И вот, - продолжал Глеб очередную автобайку, - останавливает меня ГАИ-шник, прямо посередь дороги, и говорит: «Почему у Вас, товарищ водитель, не знака «Шипы»?». А подходит ровно со стороны где у меня стоит моё единственное шипованное колесо. А я ему в ответ: «Милый, протри глаза!». Он потом пригляделся: «Ба, говорит, и впрямь, у тебя что, одно колесо шипованное?» Ну, короче, поржали мы с ним, и отпустил он меня восвояси, не солона нахлебавшись. А за что меня штрафовать? Нет таких правил, чтобы за одно колесо прав лишать.
Но, всё что не делается - всё к лучшему. И это единственное, шипованное колесо и сыграло свою главную роль в завершении того вечера. До дома незадачливой пассажирки-студентки было практически уже рукой подать, она представляла, закрывая глаза, как снимет верхнюю одежду, бухнется на любимую мягкую тахту… Мать, наверное, уже готовит её любимые жаренные пельмени, такие вкусные и сочные, главное она от них нисколько не поправлялась, а добрый папа, главный архитектор города, интеллигент в пятом поколении, большой и важный человек, заварит свой фирменный чай с малиной и разотрёт спиртом ступни. Жили они в самом дорогом районе, прямо напротив центральной площади, которая была уже рядом, уже виднелась в ночном тумане. Но… Не суждено было сбыться фантазиям юной девицы. Волшебная Нива, она же «Кристина», как истинное творение своего хозяина - молодого мнимого сына вымышленного профессора из Красноярска, неожиданно применила секретное оружие.
Когда до заветного адреса оставался буквально какой-то квартал, случилось непредвиденное. Элитный пентхаус девушки был расположен на склоне Нивы, а потому к нему вела небольшая горка, оканчивающаяся весьма крутым, но живописным обрывом. Чтобы добраться до дома, надо было преодолеть небольшой спуск, который конечно же оказался покрыт толстой коркой скользкого, искрящегося льда. В другое время этот небольшой спуск был так, пустячком, но сейчас же именно он сыграл роковую роль в окончании вечера хорошей прилежной ученицы-отличницы.
Без тени страха и в принципе без какой-либо задней мысли, Глеб бесстрашно направил узды правления своего зелёного железного коня прямо к указанному дому под горкой, с видом на прекрасную древнюю русскую реку. Но, где-то в середине этого небольшого спуска, магическая «Нива», взяла инициативу в свои руки и, благодаря эффекту буравчика и единственному шипованному колесу, начала вращаться вокруг своей оси, скользя вниз по дороге, имеющей резкий поворот влево. Для тех, кто не знает, занос на Ниве, приносит очень острые ощущения. Советские инженеры, как будто специально, сделали её такой, чтобы это мероприятие было максимально устрашающим, как на американских горках. Благодаря своей короткой базе и высоким и узким колёсам, казалось, что этот колосс на глиняных ногах вот-вот перевернётся и полетит кубарем через крышу, даже при не слишком резком развороте. Однажды Глебу уже приходилось делать небольшой полицейский разворот на ручнике, но на Ниве это выглядело нелепо. Во-первых, потому что она не ехала с нужной скоростью в силу преклонного возраста, во-вторых, потому что ручник не работал, и в-третьих, потому что, когда он выкрутил руль, машина до того страшно накренилась, что чуть на ровном месте не упала на бок. После этого случая, Глеб о таких экстремальных для старушки экспериментах и думать забыл.
Нива-Кристина начала своё фигурное катанье на льду, тройным тулупом ускоряясь и вертясь на 360 градусов вокруг своей оси. Внутри, крутящейся Нивы было по-настоящему страшно. В такой момент можно понять, чувства девушки, которая от страха закричала и вцепилась в руку улыбающегося Глеба, никогда не теряющего самообладание и верящего в провидение Господне. Ледяной нивский вихрь-цунами длился в принципе не долго, не больше минуты, но эти 60 секунд показались студентке длиной во всю её двадцатилетнюю жизнь. Пред глазами девушки пронеслись: элитный детский садик с доброй нянечкой, лучшая школа в городе с английским уклоном, мама, папа, брат, первый поцелуй, институт… Время замерло и остался только страх и ужас перед надвигающейся бездной. А Нива всё кружила в белом танце с налетевшей позёмкой, скользила вниз по сверкающей ледяной дорожке, и не думая останавливать вращение, каждый круг которого грозил ей перевернуться и полететь, мелькая то крышей, то колёсами, глядящими вверх, прямо вниз, под гору, с обрыва. «Сегодня в белом танце кружимся-а-а, наверно мы с тобой подружимся-а-а», ныл в магнитофоне Мистер Кредо.
Рука девицы всё сильнее цеплялась за спасительную руку Глеба. Вот уже она и сама, зажмурившись, прижалась к его сильному мужскому плечу всем своим интеллигентным тельцем в модной дублёнке. Вот ведь надо же, как все глупо получилось, и вот теперь придётся погибнуть с этим человеком, которого студентка впервые видела, никогда не знала и не должна была узнать, если бы не мороз. А Нива продолжала вращение. Вот влево ушла спасительная дорога, а они, продолжая фигурное вращение, летели всё ближе к зияющей чёрной дыре бездны обрыва... Нива в Неву, каламбур... В эту скорбную секунду, девушка пообещала всем богам и святым, которых знала, что если останется жива, выполнит любую просьбу своего спасителя. Глебу же вся эта кутерьма казалась невероятно занятной, и он сидел, нахохлившись как снегирь, ожидая развязки.
И вот, когда казалось, что до неминуемой смерти остаётся буквально какой-то метр, «Нива-Кристина» с ехидной улыбкой, у самого края пропасти остановила свой страшный танец и застыла, накренившись боком к обрыву. Видимо где-то в небесной канцелярии решили, что черед молодых людей ещё не пришёл. Вот так, всякое в жизни бывает. Пассажиры несколько минут просто сидели молча. Девушка от того, что никак не могла поверить в счастливое спасение, а Глеб просто от гуляющего в голове ветра.
- Ну что, красавица, поехали кататься, эх, прокачу! - сказал он, подмигнув смертельно бледной студентке, и, как ни в чём не бывало, снова нажал на газ.
Но не тут-то было. Машина накрепко села в сугробе и не двигалась ни взад, ни вперёд, не смотря на все потуги водителя. Неунывающий Глеб с непробиваемым видом захрустел рычагами, раздатками, вытянул спасительный подсос и со всей дури нажал на газ. Машина загудела, завибрировала, зарыла замёрзший снег единственным шипованным колесом и медленно, натужно, поползла к дороге, удаляясь от страшной пропасти.
Конечно после всего случившегося, у невольной заложницы Нивы не было абсолютно никакого желания «Эх прокатиться». Больше всего на свете ей хотелось выпрыгнуть из этой страшной машины, в которой за каких-то двадцать минут пути, она постарела лет на десять. А ещё она чувствовала, что надо всеми правдами и неправдами сбежать от этого неутомимого и неунывающего «сына профессора» куда глаза глядят, благо до дома, её родного, тёплого дома, уже оставались считанные метры. И она бы так и сделала. Если бы не одно «но» … Она вспомнила, что пообещала всем богам и святым на этом свете, поклялась, что сделает всё, что пожелает её спаситель, лишь бы остаться живой. А долг, как говорится, платежом красен. Была та девушка хорошо воспитанная, честная и перед собой, и перед другими, и в чём-то даже набожная. Тем более перед высшими силами, обманывать которые ей никак не хотелось во избежание гнева небесного. А посему она внутренне смерилась участью, которая была ей предначертана судьбой и уготована «Нивой-Кристиной».
- Погоди, Глеб. Давай заедем в одно место, тут недалеко. – с каменным лицом, полным безысходности голосом сказала она, поправив свою короткую причёску…