Маринку Мышко упорно называл Марыной… Из-за этого Мышкового -ры- красивое и нежное девчоночье имя становилось грубым и вульгарным, вызывало желание содрогнуться: МарЫна!... Но вскоре оказалось, что и кроме Марыны, есть повод содрогнуться.
Как-то после звонка с урока физкультуры Игорь Валерьевич кивнул мне. Спрашивать не надо было: это означало, что я по неосторожности попался с сигаретой на глаза физруку, и теперь мне предстояло десять раз подтянуться на перекладине – физрук считал, что это развивает в нас стремление к здоровому образу жизни. Пока я развивал в себе это полезное стремление, под окном спортзала шёл интересный разговор. Вкрадчивым голосом Мышко убеждал:
- Я ж вижу!.. Сопляк этот к Марыне твоей подкатывает. Чего ты, Женька, смотришь на него!.. Я бы на твоём месте, – за такую, как Марына!.. А ты смотришь.
А меня Мышко догнал по дороге домой. Сочувственно вздохнул:
- Я ж вижу!.. Марыну приходится тебе Соколову уступать. Боишься его, да?.. А Марына – она б оценила!.. Она б оценила, если б ты накостылял Соколову!..
На следующее утро, перед первым уроком, ко мне подошёл Соколов:
- Что ж ты непонятливый такой?.. Чего ж тебя так тянет на десятиклассниц? Пользуешься тем, что я младших не бью?
Соколов щёлкнул меня по лбу, – совсем не больно, но я вспыхнул: в это время в школьный двор вошла Маринка… Женькин поучительный щелчок показался мне непереносимой обидой, и я заехал Соколову в скулу. Оторопел Женька всего на секунду.
Дрались мы прямо перед школьным крыльцом, на виду у всех… Разумеется, на звонок мы просто не обратили внимания, – равно как и на отчаянно-гневные призывы завуча, Татьяны Максимовны… Лишь негромкий голос Павла Петровича заставил нас подняться с земли, отряхнуться, гордо вскинуть головы, и так, с расквашенными в кровь губами и носами, с заплывшими глазами, отправиться в кабинет директора...
Павел Петрович с минуту рассматривал наши лица, потом поинтересовался, как мы докатились, – прямо перед входом в школу, у всех на глазах. Разбитыми губами объяснять про то, как мы с Женькой Соколовым докатились, было неудобно, и мы угрюмо молчали. Павел Петрович тоже задумчиво помолчал, а потом известил нас, что выход у нас один: повернуться друг к другу и пожать руки. Мы с Женькой облегчённо вздохнули: всего-то!..
Когда вышли в коридор, Соколов серьёзно сказал мне:
- Прямой удар левой у тебя ничего получается.
Я понял, кивнул: мой прямой удар левой – законная Женькина гордость. Он учил меня этому прямо на ходу, когда мы с малоивановскими – стенка на стенку…
- А к Маринке ты больше не подходи, – посоветовал мне Соколов.
Я измерил Женьку взглядом:
-Сам не подходи.
Если честно, то буркнул я это больше из-за упрямства: не соглашаться же с Соколовым, что мне не надо подходить к Марине!.. А вообще, в эти дни у меня почему-то никак не строился график квадратичной функции. Я безотрывно пялился в окно, не замечал, что улыбаюсь…
На недавней дискотеке в Малоивановке объявили белый танец. Мы с Громовым и Корнеевым обычно выходили перекурить это дело, и сейчас привычно направились к выходу. И тут прямо передо мной неожиданно возникла девчонка… Да ладно бы, – девчонка!.. Громов с Корнеевым ухмыльнулись. А я и без них понял: хорошо, если восьмой класс… Корнеев съехидничал, – что-то про горшок и спать ляпнул, а она даже не взглянула на Димку, смело взяла меня за руку:
- Потанцуем?
Я оглянулся на пацанов, плечами пожал, – собрался выразить полное согласие с Димкиными рекомендациями относительно того, что ей следует делать в столь поздний час, напомнить, что детское время давно закончилось… А она уже положила мне на плечи свои ладошки.Сначала я ждал насмешливых взглядов, а потом просто смотрел, как красиво колышутся её распущенные ниже плеч светло-золотистые волосы. Девчонка улыбнулась:
-Я знаю, что тебя Артёмом зовут.
Я снова молча пожал плечами: что тут сказать, если меня и правда Артёмом зовут. А она постаралась скрыть обиду в голосе:
- А как меня зовут, – ты не хочешь спросить?
В ту осень весь наш 9-й Б просто упивался долгожданным счастьем: наконец, мы – старшеклассники! Многие пацаны – я, в том числе, – после девятого собирались поступать в горный техникум и уже чувствовали себя выпускниками, – ничуть не хуже одиннадцатиклассников. Поэтому на её девчоночью обиду ответил, как полагалось девятикласснику, – вежливо и снисходительно:
- Ну, и как тебя зовут?
А она обрадовалась:
- Саша. Александра. Я в восьмом учусь. А ты, я знаю, в девятом.
Пришлось улыбнуться:
- И откуда ты всё знаешь?
Слова её, что называется, сразили меня, вежливо-холодного девятиклакссника, наповал:
- Ты мне нравишься.
И домой её пришлось отвезти: что-то у неё с каблучком случилось. Я уже сидел на мотоцикле, а она растерянно посмотрела на меня, но тут же заносчиво вздёрнула нос с чуть приметными веснушками. А я строго – девятиклассник всё-таки! – кивнул ей на сидение у меня за спиной:
- Садись.
Она быстренько села, взяла меня за плечи. Серьёзно спросила:
- А наши мальчишки? Ты не боишься, что придётся – стенка на стенку?
Хорошо, что она не увидела моей улыбки, а то бы снова обиделась… В её голосе была такая неприкрытая, откровенная надежда, что нельзя было не улыбнуться: любая из девчонок – и наших, новосёловских, и малоивановских, – мечтала о том, чтобы стенка на стенку случилась из-за неё… Но в наших неписаных правилах были чёткие границы, – из-за чего сходиться стенке на стенку, а что можно спустить на тормозах, не унижая этим ни себя, ни ту сторону. Так вот, – из-за малых, например, восьмиклассниц, мы просто-напросто не дрались. Девчонке надо было хотя бы до девятого дорасти, чтобы из-за неё – вот так, стенка на стенку. Конечно, Саше я этого не стал объяснять, буркнул что-то вроде – посмотрим!.. И почувствовал, как понравилась ей моя лихая беспечность.
У Сашиного дома мы сидели на мотоцикле, разговаривали, – как-то удивительно находилось, о чём говорить. И теперь я виновато вспоминал, как писал углём на заборе: Марина! Я люблю тебя! – в то время, когда Саша уже знала, что меня Артёмом зовут…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Навигация по каналу «Полевые цветы»