В описи Николо-Корельского монастыря 1551 года значились «шесть яндов больших новых, да восмь яндов держаных», а согласно расходным книгам того же времени и того же монастыря «починивал мастер четыре яндовы». На сегодняшний день это первые упоминания яндовы в письменных источниках. В 1581 году после смерти царевича Ивана Ивановича часть его имущества «из крестов, из образов, из книг, из платья, из сосудов золотых и серебряных» «отобрал на себя» отец – царь Иван IV Грозный. Среди отобранного были «яндова с носком серебряна бела, по венцу резаны травы золочены» и «яндова с носком серебряна, по венцу резаны листки золочоны», которые, судя по записям, отдали в переплавку. Одновременно с «яндовой» употреблялся и вариант написания «ендова».
Что же представляла из себя яндова/ендова? Сосуд, в котором приносили к столу пиво, брагу мед, вино, а затем разливали их по чашам-кубкам-ковшам-чаркам-достаканам (о последних я писала в статье «Доставайте до достаканы!»https://dzen.ru/media/id/5e2af2c99515ee00aea7b8e5/dostavaite-dostokany-63166607083b3a557ef1c364. )Деревянная/медная/серебряная приземистая чаша ладьевидной или округлой формы с полуоткрытым носиком/желобком могла быть большой, вмещающей до двенадцати литров напитка. В среднем же в нее помещалось от полулитра до одного-трех литров. Маленькие называли яндовками/ендовками или яндовочками/ендовочками, а ларь/короб для их хранения – яндовочником/ендовочником.
Ендова ушла из обихода знати в конце XVII века, вместе с допетровской Русью, оставшись в народном быту. Владимир Иванович Даль в своем «Толковом словаре живого великорусского языка» собрал связанные с ней поговорки: «Супротив ендовы (по ендове) и чарка», «Ендову на стол, а ворота на запор!», «В поле враг, дома гость: садись под святые, починай ендову!», «Иное от книг, иное от ендовы (бывает)» (интересно, что книги в данном случает выступают синонимом горя от ума). А «ендовочник» у Даля – это уже в псковских говорах человек, «охочий до пива, браги, попоек».
Приведу цитаты, демонстрирующие использование ендовы в армейском и флотском обиходе конца XIX-начала ХХ века. Первая – из «Цусимы» А.С. Новикова-Прибоя. «...по распоряжению с мостика, я и старший баталер Пятовский вынесли из ахтерлюка на верхнюю палубу две ендовы с вином: одна для нечетных номеров, другая для четных. В одиннадцать часов вахтенный начальник распорядился:
– Свистать к вину и на обед!
Залились дудки капралов. Среди команды началось оживление. Одни из матросов, гремя железными укреплениями, спускали на палубах подвесные столы, другие, схватив медные баки, мчались к камбузу, третьи, те, что любили выпить, спешили к той или другой ендове, выстраиваясь в очередь. На каждого полагалось полчарки водки, а еще полчарки – вечером, перед ужином. Пили водку с наслаждением, покрякивали и отпускали шутки...».
Схожую картину описывает и К.М. Станюкович в «Вокруг света на «Коршуне».
«Перед обедом, то есть в половине двенадцатого часа, когда не без некоторой торжественности выносилась на шканцы в предшествии баталера большая ендова с водкой и раздавался общий свист в дудки двух боцманов и всех унтер-офицеров, так называемый матросами «свист соловьев», призывавший к водке...
«В эту минуту баталер кричит:
–Андрей Ковшиков!
–Яу! – отвечает Ковшиков сипловатым голосом.
И, снявши фуражку, подходит к ендове. Лицо его в это мгновение принимает серьезно-напряженное и несколько торжественное выражение. Слегка дрожащей от волнения рукой зачерпывает он полную чарку и осторожно, словно бы драгоценность, чтобы не пролить ни одной капли, подносит ее ко рту, быстро и жадно пьет и отходит.»
А вот из «Юнкеров» А.И. Куприна. «Проголодавшиеся юнкера ели обильно и всегда вкусно. В больших тяжелых оловянных ендовах служители разносили ядреный хлебный квас, который шибал в нос».
Кстати, о русском языке: откуда появилось в нем слово яндова/ендова? Этимология обозначения «сосуда для разливки питей» послужила поводом для битвы титанов. Польский славист Александр Брюкнер (1856-1939) выступал категорически против балтского происхождения ендовы, ее родословия от литовских indaujá – «шкаф для посуды», iñdas – «сосуд»: «уже потому не может происходить из литовского языка, что в нем нет соответствующего слова». Автор докторской диссертации «Литовско-славянские разыскания. Славянская лексика в литовском языке» ссылался на польское janduɫa – «кубок» (вполне вероятно, что слово, впервые упомянутое в 1670 году в документах гданьской биржи, пришло в польский язык с украинских территорий). Еще раньше чешский лингвист, специалист по балтским языкам и сравнительному языкознанию славянских языков, автор труда «Иностранные слова в славянских языках» Антонин Маценауэр (1823-1893) считал латышское jandags – «сосуд для питья» образованным от белорусского яндо́ўка (ендовка). Монголовед Андрей Дмитриевич Руднев (1878-1958) обнаружил в монгольских диалектах слово jandaga и сопоставил русское «ендова» с маньчжурскими Ъньтахань – жертвенная чаша династии йин» и хунътахан – «чарка, чашка для питья вина в форме перевернутого колокольчика, а также привел старомонгольское слово quntaga и слово из ордосского диалекта монгольского языка xunDaga – «чаша для питья» («хундага» сохранилась в современных бурятских и монгольских языках в значении «рюмка, чарка, бокал»). Лингвист, лексикограф, славист, балканист, составитель «Этимологического словаря русского языка» Макс Фасмер (1886-1962) отверг монгольскую, с quntaga, версию Руднева как «сомнительную в фонетическом отношении». Лингвист, автор докторской диссертации «Проблемы изучения булгарских лексических элементов в славянских языках», специалист по тюркской лексике в древнерусском языке Игорь Георгиевич Добродомов (1935-2022) считал: слово попало к восточным славянам из тюркских языков, в период после Х века. И мне его булгарско-тюркская гипотеза близка.
Собственно, почему я так подробно про ендову рассказываю и вообще про нее вспомнила? Поясню. Читала про события, предшествовавшие освобождению Москвы от польских интервентов в ноябре 1612 года войсками Второго ополчения. И вот после одного из боев 22 августа (1 сентября) 1612 года «… тое же нощи после бою изменник Гриша Орлов пройде в Москву, а с собою приведе гайдуков шестьсот человек, и поставиша их у Москвы у реки на берегу у Егорья в Яндове, а сам пройде в город». В город дворянин Григорий Никитич Орлов пройде, чтобы доставить в Кремль к осажденным и голодающим полякам обоз с продовольствием. А у «Егорья в Яндове» поляки отбили у казаков-ополченцев острожек – Егорьевский или Георгиевский, которых оборонял наплавной мост (в те времена такие мосты называли «живыми», потому что собранная из бревен конструкция держалась на плаву за счет легкости древесины, а для прохода судов ее просто сдвигали в сторону), соединявший Замоскворечье и центр Москвы. Мост выходил к Москворецким (они же Водяные, они же позднее Спасские – по выстроенной неподалеку в 1685-1689 годах часовни во имя Всемилостивого Спаса) воротам Китай-города. Иными словами, «у Егорья» сложился стратегически важный плацдарм, открывший изменнику путь к Кремлю.
«Егорий в Яндове» – храм Великомученика Георгия Победоносца в Ендове стоит и поныне. Возведенный в камне, вероятно, перед Смутой, при царе Борисе Годунове, он был заново построен в 1653 году; пережил с тех пор несколько реконструкций и реставраций. Его современный адрес: Садовническая улица, 6. Когда-то эта улица, проходившая по берегу Москвы-реки, получила название в память о трех слободах, возникших после учреждения Иваном III в 1495 году на месте современной Болотной площади государева плодового сада. Верхние Садовники находились к западу от брода через Москву-реку, что у Боровицкой башни (позднее у нее построят Всехсвятский мост, он же Большой Каменный), Средние Садовники – от брода до уже известного нам «живого» моста, и Нижние Садовники — от моста на восток. «Живой» мост теперь – монументальный Большой Москворецкий мост. И подобно тому, как в названии улицы и моста сохранились древние московские топонимы, так и именовании храма Великомученика Георгия Победоносца в Ендове законсервировалось обозначение ландшафтной особенности местности. Да, яндовой/ендовой называли, согласно словарю Даля, «небольшой круглый залив, связанный проливом с рекою или с озером»/ «котловину, небольшое округлое и крутоберегое озерко или ямину, провал». В современной формулировке Большой российской энциклопедии это «отрицательная форма рельефа – котловина, яма, степное блюдце, карстовая воронка, цирковидная вершина балки или оврага, а также округлое в плане озеро». В любой городской топонимии физико-географический принцип номинации является самым ранним, поэтому московская Яндова/Ендова вместе с Бережками, Болотом, Бором, Вспольем, Глинищами, Грязями. Занеглименьем, Песками, Подолом и пр. входит в словарь древней русской лексики. Уже давно нет в обиходе ендовы-посуды; также ничего не осталось от Ендовы-урочища на правом низменном берегу Москвы-реки, где круглые вымоины-котловины от паводковых вод превращались в озерца-болотца. Собственно, тогда старица Москвы-реки представляла собой цепь заболоченных участков, низинок и небольших озер, которая отделала неширокую полосу земли, лежащую напротив Кремля.
В свое время лингвист, специалист по топонимам и гидронимам в лексике русского языка до XVIII века Галина Петровна Смолицкая (1926-2006) собрала русские гидронимы, производные от «ендовы»: овраг Ендовский, верх Ендовищи, верх Ендовинский, озеро Круглое Ендовище, овраг Жеровая Ендова. На Дону ендовой называли опушенную лесом котловину.А в Мокшанском районе Пензенской области есть Большая Ендова – балка, начинающаяся котловиной в один километр в поперечнике, со склонами высотой 18-20 метров и протяженностью около 120 метров. Балка считается памятником природы, где сохраняются степные и луговые растения.
«Взаимотношения» ендовы и воды обусловили и название строительного термина. Ендовой называют конструктивный элемент кровли, внутренний угол, который образуется на стыке двух скатов или же прилегающей к кровле стены здания. В ендову сходятся, а затем по ней же и отводятся попавшие на крышу снег и дождевая вода.
