Бревенчатая изба моей бабушки Кати состояла из двух комнат и кухни. Было время, когда бабушка занимала весь дом. В комнатах стояли шкафы, столы, стулья. Был диван.
Приезжала издалека старшая дочь бабы Кати с мужем и дочкой Маринкой. Я была мала и не особенно запомнила это время.
Но вот мебель из комнат переселили в сарай. В кухне поставили высокую металлическую кровать. Мне она казалась серебряной и ещё эти шарики - рука так и тянулась открутить. И заправлена она была "как невеста."
Так бабушка говорила. Подзор с вязаной каймой. Дальше - тонкий матрас, пышная перина. Уже она обхвачена простынёй, сшитой бабулей на машинке "Зингер, как и всё постельное бельё.
Одеяла - тонкое, толстое (на все случаи). Вечное покрывало. Пирамида из взбитых подушек, под тюлевой "накидушкой." Такая нарядная кровать могла конкурировать только с печью - русской, настоящей.
Вот, после перестановки, они и поглядывали друг на друга. Ещё стол у окна, табуреты. Дальше шла скромная рабочая зона - полки для посуды, для ведра с чистой водой.
В этом же, правом углу, ближе к потолку, иконы, лампадка. Наверное, тесновато, грубовато, бедновато и просто, но лучшего места быть на земле не могло.
В освобождённых комнатах заменили обои, выкрасили деревянные рамы и половицы. Пол стал шоколадного цвета, и моя рука мелкого вредителя изобразила на нём "классики." Битка в кармане нашлась. Ничего, что нет пары - запрыгала на одной ножке.
"Чаво ж ты натворила, вражина такая!"- закричала бабушка, приложив к сердцу руки труженицы.
Вскоре я елозила тряпкой по полу - моё первое в жизни поломойство больше напоминало попытку устроить потоп. С ворчанием, баба Катя меня отстранила, и сама взялась за мытьё.
Но и после второго ведра с обновлённой водой, меловые квадратики бледненько, но проступали. Качественный был раньше мелок! "ЛюдЯм тута жить, а ты озоруешь!" "Каким людЯм?!" "Каких принесёт." "А кто принесёт?" На это у бабушки спасительная фраза была:"Иди, а ты!"
"Людями" оказались разные тётки и дядьки, иногда с детьми, называемые квартирантами. Практически весь частный сектор на них зарабатывал. Они часто менялись. Одни не выдерживали испытаний быта, похожего на деревенский.
У других обновлялись обстоятельства жизни Это не всегда были "нормальные" семьи. Комнату в частном секторе стремились снимать люди с непростыми судьбами. Тут можно было смелее поторговаться, договориться пожить без прописки, без предоставления паспорта.
Характер Катерины Даниловны сочетал в себе строгость и умение войти в положение. Единственное - одиноких мужчин, в качестве квартирантов, она никогда не рассматривала. А так, в отличие от многих, пускала и с детьми, и беременных.
С мужем, без мужа. Вот, например, как Веру и Кольку. Они оказались в нашем дворе через несколько лет, когда я уже проводила у бабы Кати каникулы, школьницей став. Мы жили с ней в кухне, скрываясь от посторонних глазах за плотной шторой.
Стоял обычный летний день. Бабушка кормила кур, я здесь же крутилась. Вдруг смотрим - гости у нас. Гладко причёсанная женщина, в цветастом платье, промолвила через калитку просительным голоском:"Здравствуйте, нет ли свободной комнатки!"
Рядом с ней переминался с ноги на ногу мальчик - дошкольник, а мне уж десятый год шёл. "Заходь. Чаво с улки вести разговор,"- пригласила бабуля. Бочком-бочком, зашли.
"Блёклая. На бабушкину кофту, что сушится на верёвке, похожа,"- пришло мне на ум при близком рассмотрении женщины. Её глаза, губы, щёки, лишённые красок, казались вылинявшими. И пацан такой же.
"Я Вера, а это Коля, сынок мой. Как к вам обращаться?"- устанавливала контакт соискательница жилья. Но бабушка головой качнула:"Погодь с обращением. Сама откуда? Чую, приезжая. Где мужик твой? Работашь ли?"
Назвав нам городок из Ивановской области, Вера дала полный отчёт о себе:
"Вот мы с Колей оттуда. Я мотальщицей работала на трикотажной фабрике. Муж в разных местах. У свекрови дом свой, на ваш похожий, с ней и проживали. Хоть и не знаю, как с мамушкой жить, но со свекровью - много нужно терпения.
Терпела пока Витя в колонию не попал. Условный срок имел, опять оступился и теперь в вашей области отбывает.
Свекровь и раньше, наравне с ним, могла меня в плечо кулаком ткнуть, а тут совсем нестерпимо стало. Коле говорит, какая я мать плохая - до тюрьмы его отца довела.
Потому и надумала я уехать туда, откуда близко посылки мужу передавать и на свидания ездить. Поживём пока Витя срок отбывает, а там, как он решит.
Платить за жильё смогу - уже на молокозаводе работаю. Нас родственница моей соратницы по работе временно приютила. Вот уж который день ищем.
Мальчик у меня невидный. До школы год, но будет тихонько сидеть да рисовать в комнате, пока я на смене. Вы, хозяюшка, только пустите нас, ради бога, сами увидите!"
Голос Веры дрогнул. Бабушка, переменившая строгий интерес на расположение, предложила: "Ну, айдате, комнату покажу. Зовут меня Катерина Даниловна. Лишнего не стребую. Плати да спокойно живи."
У новых квартирантов, кроме узлов с одежонкой, перевозить было нечего. На такой случай у бабушки в сарайке скопилась "дежурная" мебель, оставленная некоторыми бывшими постояльцами.
Так что выдала Вере кровать с панцирной сеткой, стол. Стулья и крашеный "шкап." Всё это женщина принимала, в прямом смысле, с поклоном, обещая взволнованно:
"Если что - и я для вас расстараюсь, хозяюшка. Огород вскопать или ещё что. Только скажите!"
Бабушка оценила это странно, сказав мне наедине:
"Уважительная бабёнка, но прям пылью под ноги стелется. Подует, кто понаглее, и нет её! Нельзя так мамке с дитём - затопчут."
Сотворить из Кольки компаньона для игр не получалось. Он оставался скованным и готовым заплакать без всякой причины. Бабушка Катя говорила ему:"Миколаша, рви яблочко, како на тебя смотрит, чай через сад в уборную-то идёшь!" Но он не смел.
Лето закончилась. Школа вернула к маме меня, в городскую квартиру. До зимних каникул мы приходили с ней к бабушке по выходным, и я слушала взрослые разговоры. Бабя Катя про Веру рассказывала:
"Прям чуда эта Вера! Я заспалась под снег, а кинулась сугробы чистить - тропки кругом. Вера, выходная, чуть рассвело- за лопату! Выскребла - лучче не надо. Прям стыд для меня, а она довольна.
Пол в комнате моет - всегда сени захватыват. Машинку спросила и рубаху пошила Коле . На всё мастерица! Свому возит сумками, а получат-то немного. Ослобонится Витька - ещё хужее Верина жисть. станет. И мальчонке хорошего ждать нечего.
И ведь не уйдёшь - венчанная, говорит. Свекровь настояла, должно, чтоб больше подчинения было. Их, тишком, обвенчал батюшка из деревни. А потом Витька напился со сродственниками.
Что отвечала мама, не помню. Вряд ли страдала о Вере: она сама, по бабушкиному выражению, сопли и слёзы на кулак наматывала, восстанавливаясь после развода с моим папой неоднозначным. И алименты он платил не всегда.
Но у нас квартира была. И, опять же, рука помощи - наша Катерина Даниловна!
К зимним каникулам я прочитала "Грозу" А. Островского. Удивления нет - "Обломов" Гончарова был ещё летом осилен. Не специально стремилась. Просто тянуло прочесть всё, что под руку попадалось.
Например, старый портфель моей тётушки Раи, давно уж преподававшей русский язык и литературу. Он, буквально от книг лопался. У нас с мамой тоже уже большая библиотека была, но тут - прямо в руки свалились. С "Обломовым" у бабушки познакомилась.
"Грозу" забрала, и прочла незадолго до зимних каникул. И к бабушке заявилась под "живеньким" впечатлением из-за слишком богатого воображения.
Отметила: Вера повеселела, краски лица, наконец проступили - глаза синие, губы пунцовые, щёки с лёгким румянцем. Ничего, тётенька! И Колька выглядел уже не затюканным, а просто спокойным.
Он зазвал меня к ним в комнату (баба Катя не одобряла вмешательства в личную жизнь квартирантов) и похвастался железным конструктором, подаренным "дядей Лёней." Рассказал:
"Он вместе с мамой работает. Она моет фляги, а он увозит куда-то. Добры-ый. Мы вместе в парке гуляли и в кино ходили на сказку "Морозко."
А мне окончательно стало ясно, что дальше с тётей Верой случится. И вот поздний вечерок уложил нас бабушкой на перину. Мы всегда толковали на ночь о всяком. Она никогда со мной не сюсюкала и представляла "жисть" такой, как она есть.
Поэтому и я, напрямки, сообщила:"Плохо дело, бабуля. Как лёд на Волге растает, тётя Вера утопится." Баба Катя вздрогнула:"Ты что болташь, девка?!" "Не я. Островский написал про судьбу таких женщин, как тётя Вера." "Кто таков?"
"Писатель Островский. Ты не знаешь." "Энтого не знаю,"- согласилась бабушка, тоном человека, имевшего привычку распивать чаи с остальными классиками русской литературы, и затребовала понятного разъяснения. Меня понесло, что называется:
"Смотри: Вера, это Катерина. Такая же забитая, покорная. Её свекровь - злобная Кабаниха. Она настояла на пережитке прошлого - венчании, чтоб Вера греха боялась во всём. Муж Веры, Витька, ещё хуже Катерининого: в тюрьме сидит.
Добрый дядя Лёня - Борис. Он уже конструктор подарил Коле, в кино вместе ходили. А Вера-то венчанная! Не справится с угрызениями совести и мырнёт (бабулино слово) в Волгу!"
Понимать меня, бабушке помогали знакомые имена. Она жизнь Веры знала в подробностях. Женщиной, действительно, заинтересовался некий Леонид - холостой мужчина с работы. Обычный водитель, проживающий в общежитии.
Встречая Веру, он говорил:"Здравствуйте, Вера. Как поживаете, как ваше здоровье?"
Простые вопросы и интерес к ответам, Веру ошеломляли. Она не привыкла (отвыкла), что к ней так уважительно может относиться мужчина. А Леонид ей предложил прогуляться по парку, но не вдвоём, а взять Колю. И это тоже, как-то по особенному характеризовало его.
Вера была крещёной, но церковь не посещала - не к лицу комсомолке. Но венчание, на котором настояла свекровь, молодую девушку потрясло и растрогало. Она приняла брак с Виктором, как нечто высокое и особенное.
"На то, какая ты жена, теперь смотрит Бог!" - прозвучало в поздравлении свекрови.
Вите это не помешало напиться, а Вере было оставлено "смирение и подчинение мужу." Особенности её характера - застенчивого, робкого, этому активно способствовали.
Она была взята тёткой от матери алкоголички, но не для воспитания, а в няньки. В восемнадцать лет познакомилась с Виктором. Парень службу в армии проходил и гулял в увольнительной.
Заявил, что с первого взгляда влюбился. Счётом встречались, но демобилизовавшись, парень сразу с ней отправился в ЗАГС. Благодаря форме и умению Вити кого угодно уболтать, их расписали через неделю.
А уже свекровь предложила венчание - "секретную" альтернативу свадьбе. Вера не заметила, как ею стали помыкать, распоряжаться зарплатой.
Следовало отчитываться куда пошла со двора, почему "так долго" пробыла в магазине.
И оплеуху, тычок в плечо ни свекровь, ни муж за битьё не считали. Веру просто "учили" уму-разуму.
И вдруг - Леонид! Он протянул ей руку для призыва в серьёзные отношения, но именно факт венчания (крайне необычного и неодобряемого действия в советское время) не позволял Вере признать свой брак каторгой и уйти.
"Развод момент бумажный, а венчание - божий!" - со значением говорила Вера Катерине Даниловне и было бы странно, если б та иначе считала.
Но, выслушав моё "предсказание по островскому" для Веры, бабушка глубокомысленно изрекла:"Катерина твоя утопла потому, как никто ей слов не сказал."
"Каких слов? Что топиться нельзя?"
Зевнув, баба Катя перекрестила рот и строго сказала: "Спи, а ты. Болташь, и болташь. Вера взрослая баба, разберётся."
И больше обсуждать эту тему со мной, не соглашалась. Зимние каникулы коротки. В весенние я гриппом болела и у бабушки не была. А в конце мая Вера с Колькой съехали. Вернее, не так.
За ними приехал на такси Леонид, и они вместе подались на вокзал. Целая "эпоха" мимо меня, любопытной, прошла! Конечно, затребовала у бабушки объяснения. Она усмехнулась хитро: "А ты чаво ожидала? Что Вера вот-вот в реку мырнёт?"
Теперь бы я поумничала, например, ответив вот так: "Не то, чтоб ждала, но зеркальность судеб Катерины и Веры такой исход не отменяла! "
А тогда брякнула:"Да ты сама поверила и испугалась! Я слышала, на другой день, как ты и о Вере с Колькой молилась." Бабушка возразила:
"Молиться за кого хошь можно. Но Богу молись, а сам вертись ужиком! Вера с сидельцем своим развелась, а с тем мужиком записалась. Укатили на стройку, не знамо куды. Там, баяли, сразу комнату в бараке дадут. Потом уж квартеру. Узнавали: школа есть. Кольке-то в первый класс."
"Баб, а как же венчание?! Ты же говорила, что не венчанные живут во грехе, а венчанный брак благословил Бог и он навсегда!"- напомнила я. Катерина Даниловна взяла паузу на раздумье, а потом вот, как высказалась:
"Ежели молодая баба, от венчанного брака в реку кидатся - на что он нужён? Не ведаю, кака та Катя была, а Вера - золотая. Вот слова и сказала ей. Она головой ухватила. Леонид поддержал. Покатилось снежком с горочки. Одно отвались, другое прилепись. Таперя уехали, робёночка родят - будет им искупление."
"А слова-то какие сказала?" Бабушка прищурила глаза - васильки: "Сказала: ты венчана, а не продана, Вера." "И всё?!" Она изумилась:
"А чаво ишшо-то? Кате-то твоей не нашлось, кто б сказал:"Ты, Катя, ежели и венчана, никому не продана. Клейма, как на корове, нет на тебе. Собрала узелок и ушла. Хоть в замуж за кого, хоть полы мыть, да на это жить." Потому и утопла она. Слова нужны.
Большенька станешь - поймёшь. Ежели мне бы, кто сказал слова нужные, я б пошла за лЮбого, а так за деда твово, на войне погибшего. Ну, ему Бог уж всё списал, а я оплакала и простила."
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина