Привет, с вами Игорь Рабинер.
Приступать ко второй части разговора с Каррерой — о его «Спартаке» — мне было сколь интригующе, столь и волнительно. Ведь этот период со всеми его взлетами и падениями я как журналист и человек, с шести лет неравнодушный к красно-белым, прожил сам, вложив в него немалую часть души и эмоций.
Я восхищался всем, что делал Массимо в первый сезон, писал репортаж со стихийного ночного праздника болельщиков у «Открытие Арены», гулял с командой до пяти утра в плавучем ресторане «Ласточка», а неделю спустя в золотой раздевалке был облит пивом от Артема Реброва.
Я недоумевал, иной раз возмущался и жестко критиковал в «СЭ» то, что Каррера частично делал во втором сезоне и почти полностью — в третьем. Который для него быстро закончился... Можно ли было представить, что между долгожданным чемпионством и увольнением его главного творца пройдет всего 16 месяцев?
Конечно, дело было далеко не в одном Массимо. Все, кто имел отношение к золоту-2017, начали рьяно делить нежданный успех — и не заметили, как разорвали его на клочки. «Спартак» менялся, на глазах переставал быть той командой-семьей, которой был в чемпионский сезон. Команда погрузилась в пучину скандалов, из которой было уже не выбраться.
Разрушение атмосферы, отставка Карреры, стремительные развал и распродажа могучей, казалось, команды — все это оставило даже не осадок, а тяжелую, мрачную боль, которая рассосалась еще нескоро. Эта история взлета и падения ждет рассказчика из числа даже не журналистов, а неравнодушных к футболу писателей-романистов, знатоков глубин человеческой души.
И все же Каррера как был единственным тренером-чемпионом во главе «Спартака» за последние уже 20 лет, так им и остался. Когда я добрался до Бергамо, где тренер живет уже четверть века, и он пригласил к себе домой, то я не ставил себе задач ни возвести его на пьедестал, ни разоблачить. А просто хотел узнать его мнение обо всем, что случилось, — и хорошем, и скверном.
Массимо по-настоящему разговорился не сразу — в какой-то момент мне даже показалось, что его благодушное состояние уже никак не зацепить и пути вглубь заросли густой травой времени. И вдруг что-то изменилось. Ответы стали намного дольше, жестче, насыщеннее. Я внутренне иногда даже корил себя за это — стоило ли выводить человека из уже ставшего для него привычным покоя и равновесия? Но как ваш, читателей, представитель понимал: по-другому нельзя.
Когда беседа закончилась и диктофон был выключен, я признался, что некоторых вопросов предпочел бы не задавать — да работа требует. Каррера ответил, что все понимает, и мне показалось, что больше всего ему сейчас хотелось бы сесть не со мной, а со своими критиками из команды друг против друга и все напрямую высказать. Слишком много осталось недоговоренностей. А случись такой откровенный разговор без лишних свидетелей — не знаю уж, за бутылкой граппы или за чашкой кофе, — может, разобрались бы во всем и обнялись в конце концов крепкими чемпионскими объятиями. Так было бы лучше всего. Ведь то золото у них всех никто уже не отнимет.
А пока такой разговор только в воображении, решать, кто прав, а кто виноват во всей этой истории, каждый из вас будет для себя сам. Я бы тут процитировал Довлатова:
«В этой повести нет ангелов и нет злодеев. Нет грешников и праведников нет. Да и в жизни их не существует».
В общем, читайте! О Федуне и Глушакове, Пилипчуке и Рианчо, Трабукки и Гурцкая, Мальфатти и Д'Урбано... Надеюсь, спросил обо всем, что вам было бы интересно узнать. Жду ваших комментариев.
И последнее, что хочу сказать по интервью с Каррерой.
Надеюсь, провёл его в правильной интонации, чтобы сторонники обеих позиций были удовлетворены содержанием и беспристрастностью вопросов. Для меня это было очень принципиально.
Понимаю степень ранимости — безо всякой иронии — и одних, и других, поэтому мне был важен каждый нюанс. Это интервью не должно было, не имело права превратиться ни в панегирик, ни в суд. При этом ни одна из острых тем в нем не имела права быть обойдённой вниманием.
Лично я сегодня во всей этой драме (а это была настоящая драма) по отношению ко всем ее футбольным участникам настроен так: «Понять и простить».
Подчёркиваю — футбольным.
