Отцы и дети. Вечная проблема всех времён и народов. У меня был дядя, брат отца. Бисав звали его тоже. У нас в Джурмуте один он был Бисав, меня этим именем начали называть коллеги в аварской газете, укоротили мою фамилию. Расул Гамзатов и Адалло тоже так называли меня. Так удобно было нам всем. Мой дядя Бисав всю жизнь чабановал. Когда возвращался на зимовку, садился за книги и целый месяц читал. В основном аварскую прозу, поэзию и школьные учебники истории на русском. Очень любил историю и аварскую поэзию. Он в школе, оказывается, был круглым отличником, «ударником», как их называли при Советах. Его отец, мой дедушка, умер в возрасте 37 лет от малярии и оставил четверых детей. Троих сыновей и дочь. Бисав был самым старшим и после смерти отца ему, «ударнику», пришлось бросить учёбу и со своим дядей Али пойти чабановать, чтобы прокормить семью. Благодаря этому младшие, мой отец и его брат МаламухIама, окончили с отличием семилетку в горах и стали первыми из Джурмута, кто уехал учиться в город.
Учились они в Изберге, в интернате для горцев. Затем был вуз, русское отделение филфака для отца и биологический факультет для дяди. Стали хорошими авторитетными педагогами в горах, отец всю жизнь работал директором школы, дядя преподавал биологию и географию. А Бисав, поставив младших на ноги, чабановать не бросил и другой доли не искал. Когда возвращался с гор, у него дома собирались все сельчане. Пили кахетинское, бренчали на пандуре, пели песни. Он был человеком острым на язык и с отменным чувством юмора. Его все в Джурмуте уважали, любили, в каждом селе у него были кунаки, а его собственный дом всегда был открыт для гостей. Он не умел копить, был щедр до расточительства, совсем не думал о завтрашнем дне. У него было семеро сыновей и одна дочь. Говорят, ещё столько же умерло. Один старик на годекане как-то сказал: «Интересно, Бисав, когда спать ложится, знает ли, все они пришли домой с улицы или нет?» Детей он любил, но никогда не баловал. Когда он весной с отарами возвращался, все сельские дети собирались вокруг него у речки. Дядя Бисав из хурджунов вытаскивал большую коробку конфет, рвал картон, высыпал их на траву и приглашал угощаться. Смотрел и смеялся: «Мне интересно, сколько они смогут съесть». Дети ели конфеты, бегали к речке воду попить и обратно возвращались. Он был во всём максималистом. Если садился пить, собирал весь аул, и пьянка длилась несколько дней. Когда же пьянка ему надоедала, уходил надолго в горы. И его собственные дети, и мы с братом очень ждали его возвращения. Он приходил, и его голос заполнял дом.
— А ну-ка, что за къамуял (лохмотья)? — говорил дядя и хватал за волосы самого лохматого, самого обросшего из детишек. — Иди, принеси машинку,— говорил он старшему сыну. Собирал всех своих семерых и ещё пару десятков сельских детей во дворе и начинал стричь. Закончив с очередной круглой мальчишечьей головой, лёгким шлепком по бритому затылку выпроваживал сопливого клиента и подзывал следующего. После стрижки собирал своих сельских друзей в доме и обмывал с ними сие важное событие, пока не заканчивались все запасы. Однажды мой отец спросил у него:
— Вот ты мой старший брат, тебе советы давать я права не имею, да ты и сам вряд ли их примешь. Но у меня есть один вопрос. У тебя семеро сыновей, двое старших скоро пойдут в армию, ещё пятеро дома. Когда они повзрослеют, нам надо будет им свадьбы сыграть, устроить на работу, но ты никакие запасы не делаешь, как так?
— С моими детьми что я буду делать? — спросил дядя Бисав, неторопливо сворачивая самокрутку.— Есть одна задумка. Когда самому младшему исполнится 17 лет, я их всех возьму с собой и направлюсь на махачкалинский вокзал. Бисав прикурил, сделал глубокую затяжку и, выдохнув сизый дым, продолжил:
— Куплю восемь билетов и со своими сыновьями направлюсь в Москву… — Зачем в Москву? — спросил отец, который никак не мог уловить ход его мыслей. — В Москве самый большой железнодорожный вокзал страны, Белорусский вокзал называется. Слезу с поезда, вытащу из своего чемодана большую карту СССР, разверну её на перроне, покажу детям и скажу: «Вот, дети мои, перед вами вся наша необъятная страна, отсюда, с этого вокзала, поезда направляются во все уголки СССР. Купите себе семь билетов по семи направлениям и езжайте до конечной точки. Найдите себе место под солнцем в том городе, куда доберётесь. Здоровый, полноценный человек, если не сможет себе найти место в такой большой и богатой стране, пусть там же и сдохнет,— сказал дядя Бисав и выкинул окурок в печку. Незадолго до совершеннолетия младших сыновей дядя Бисав заболел и скоропостижно скончался. Остались его едкие фразы, его шутки и разные весёлые истории из жизни.
Осталась и память о нём как о человеке чести, достойном и благородном человеке. К чему я это всё рассказываю? Сегодня сидел в приморском кафе с городскими друзьями. У одного из них зазвонил телефон, судя по всему, звонила жена. Он вышел, чтоб поговорить, и не вернулся за стол. Другой, что планировал с нами посидеть, передумал, сказал, что пойдёт прогуляться у моря и оттуда прямиком домой. У него недавно родился второй сын, и он себя считает многодетным отцом. Остался Махач Магомедов и я. Тут позвонили и Махачу.
— Я в городе… температура??? Сколько? Ты ему лекарство давала? Иду, бегу… Щас… Через 20 минут буду…
— Что-то срочное? Что там случилось? — спрашиваю я.
— У сына температура, сейчас самый кризисный возраст, нельзя без внимания оставить, зубы прорезаются, ему скоро два года…
— Что прорезается???
— Зубы… у мальчика зубы…— говорит он мне, задыхаясь. Вроде бы мужик, аварец, чародинец, как он себя там ещё называет… викинг... — У всех зубы, у жены зубы, у сына прорезаются зубы, вот у тебя, у этого, который убежал из компании, и у третьего, многодетного, который пошёл подышать наморе, нет этих зубов, зубов вам не хватает, это главная проблема наших дней. Иди, а то могут домой не пустить, жалкий человек,— сказал я и дальше молча наблюдал за дрожащим силуэтом, что метался в поисках такси, чуть не угодив под машину.