Однажды ночью в Остафьеве произошла кража...Ночное происшествие, случилось в 1926 году.
«В ночь с 29 ноября на 30 ноября в главный дом музея Остафьево проник злоумышленник» (1), – так начинался Акт о дерзкой краже, которая была совершена в музее в 1926 году.
Двадцатые годы XX века были нелегкими для музея, и 1926 год не стал исключением. Время было неспокойное, трудное, холодное, не хватало дров для отопления, и заведующий музеем Павел Сергеевич Шереметев вынужден был лично вытаскивать гнилушки из-под моста, чтобы растопить печь в западном флигеле дворца, где он проживал с семьей (2).
Сам факт того, что заведующим теперь уже советского музея является сын бывшего владельца усадьбы, сам бывший граф, представитель одного из самых знаменитых дореволюционных аристократических родов – Шереметевых, вызывало подозрения у музейного начальства – Управления усадеб и монастырей Главнауки Наркомпроса. Да и без подозрений вышестоящих органов проблем у Павла Сергеевича было немало.
Остро не хватало рабочих рук: в штате музея числилось всего 6 служащих (директор, завхоз, три сторожа и уборщица), а ведь требовалось вести научно-фондовую работу по описанию уникальных остафьевских художественных коллекций, которым позавидовал бы любой центральный музей, по описи библиотеки, собранной пятью поколениями князей Вяземских. Требовал заботы и ухода усадебный парк, сильно запущенный в годы революционного лихолетья. Не говоря уже о том, что музей должен был принимать посетителей и проводить для них экскурсии, причем нередко «руководительство» экскурсионными группами приходилось осуществлять сторожам (3).
В музее на внештатной должности научного сотрудника работала В.П. Федорова, которая занималась описью остафьевской библиотеки и могла вести экскурсии, но она была вначале откомандирована в Донской монастырь для разбора архива, а затем уволена в сентябре 1926 г., поскольку, по формулировке Управления усадеб и монастырей, ставка научного сотрудника для музея Остафьева «не предусмотрена».
Главный дом требовал незамедлительного ремонта: угрожала падением крыша над галереями, надо было перестилать полы, тревогу у заведующего вызывали и рамы – они были дубовыми, но очень старыми, 10 наружных и внутренних стекол от окон парадной анфилады были разбиты по краям, зимой в них забивался снег и даже залетали птицы (4). Вот этим-то обстоятельством и воспользовался злоумышленник: «Вырезав в двух местах алмазом стекло и открыв раму, он затем пробил ставень и вошел внутрь комнаты № 12 /библиотека кн. П.А. Вяземского/ где биллиард» (5).
Вор оказался в парадной анфиладе комнат главного дома и начал действовать: «Из комнаты № 14 Столовой с открытого резного германского буфета взято 10 /десять/ фарфоровых чашечек для турецкого кофе с филиграневыми подстановками, а кроме того еще десять таких же подстановок без чашечек» (6). Из Большой гостиной он похитил две беломраморные вазы с бронзовой отделкой в стиле Людовика XVI и две бронзовые урны с ручками золоченой бронзы (7). Привлек его и бронзовый канделябр в виде крылатого сфинкса, держащего тройной подсвечник, но по какой-то причине злоумышленник не смог его унести – канделябр был найден валяющимся на полу. Из соседней Малой гостиной (бывшего будуара княгини Веры Федоровны Вяземской) были похищены четыре бронзовых подсвечника в виде крылатых коньков. Наконец, добравшись до парадной опочивальни, злоумышленник вскрыл запертый на ключ киот с иконами: «вынул первый сверху слева образ Воскресения Христова с тремя другими праздниками в квадратах и ободрал верхнюю полосу серебряного гладкого оклада нач. XVIII века, отогнув ее более половины. Образ оказался лежащим на двуспальной кровати рядом» (8).
На этом действии вора что-то вспугнуло, и кража была остановлена. Взлом окна был обнаружен в музее на следующий день в полдень, в 12.30, тотчас была вызвана милиция и понятые для осмотра дворца. Похищение музейных предметов – это всегда из ряда вон выходящее событие, и можно себе представить, каково было Павлу Сергеевичу с замиранием сердца осматривать зал за залом парадной анфилады. Тщательнейший осмотр продолжался два дня – 30 ноября, когда была обнаружена кража, с участием милиции Резановской фабрики, и на следующий день 1 декабря с милицией Дубровицкой волости (9). Все предметы сверялись с инвентарной описью музея. Остафьеву еще повезло, если эти слова могут быть уместны по отношению к произошедшему: вор не был профессионалом, и он явно не понимал художественной и исторической ценности хранившихся в музее экспонатов. Его привлек внешний блеск: золоченая бронза, серебряный оклад… Общая оценка ущерба, понесенного музеем, была невелика – 144 рубля.
Несмотря на то что в Остафьеве было три сторожа и завхоз, в прямые должностные обязанности которых входила охрана музея, главный спрос, как и всегда бывает в таких случаях, был с директора, Павла Сергеевича. В Москву с докладом о случившемся он смог приехать только 3 декабря: «2 декабря я хотел ехать в Москву в управление [усадеб и монастырей Главнауки Наркомпроса – Т.Е.], но не был отпущен, так как как раз в этот день милиция назначила мне допрос, окончившийся когда время на поезд вышло. Поэтому только сегодня 3 декабря мог быть в управлении», – писал он в объяснительной записке.
Ночная кража высветила те проблемы музея, которые копились годами и о которых Павел Сергеевич уже не раз докладывал начальству: необходимость срочного ремонта старых рам, необходимость заняться усадебным парком («нужно поставить 4 фонаря со всех сторон, особенно со стороны сада») и острая нехватка рабочих рук в музее, когда сторожа по сути выполняли не положенную им работу экскурсоводов. Кроме того, дежурство сторожей было организовано по сменам, между которыми были перерывы в несколько часов, в течение которых музей оставался без охраны. К примеру, ночная смена была с 22 часов вечера до 5 часов утра, а следующая дневная начиналась только в 10 часов утра (10). Наконец, требовалась четкая письменная инструкция с указанием должностных обязанностей завхоза и заведующего музеем. Павел Сергеевич по пунктам изложил те меры, которые необходимо было срочно предпринять для предотвращения впредь подобных инцидентов.
Следует сказать, что Управление усадеб и монастырей, ознакомившись с его докладной запиской, предписало реализовать все предложения Павла Сергеевича (за исключением увеличения штата сотрудников музея): «Установлены между сторожами дежурства /по 4 часа/ с тем, чтобы охрана музея не прекращалась в течение целых суток. Отведено особое помещение для дежурных сторожей, чтобы в случае тревоги отдыхающие сторожа могли придти на помощь сторожу, находящемуся на посту. Сделано распоряжение о приобретении еще двух берданок для вооружения сторожей и вменено в обязанность Завхозу усадьбы проверять ежедневно постовых сторожей. Предложено установить вокруг музея 4 фонаря для освещения здания» (11). Ну и как всегда, завершающим аккордом было: «В связи с этой кражей по остальным усадьбам разослано циркулярное распоряжение об усилении охраны музеев».