Перевод: Ганс Сакс и Анастасия Ладанаускене
Иллюстрация: Ольга Сафонова
XXXI
Демон
Внезапно, грубой одинокой рысью, грязный вдвойне от высокого пыльного облака за ним, на угол Трасмуро ворвался осёл. А мгновенье спустя, запыхавшись, придерживая спадающие с тёмных животов рваные штаны, дети, швырявшие в него камни и палки.
Чёрный, огромный, старый и костлявый — вылитый архиерей — такой худой, что кажется, будто кости вот-вот проткнут его облезлую кожу. Он останавливается и, показывая жёлтые, словно волдыри, зубы, яростно ревёт, с энергией, несовместимой с его неуклюжей старостью... Это потерянный осёл? Ты его не знаешь, Платеро? Чего он хочет? От кого бежит неровной бешеной рысью?
Увидев его, Платеро сначала делает рог, сводя оба уха в одну точку, потом, оставив одно стоять, а второе свесив, семенит ко мне, пытается спрятаться в канаве и убежать — всё одновременно. Чёрный осёл теснит его, стягивает седло, обнюхивает добычу, ревёт на монастырскую стену и рысью уходит вниз по Трасмуро...
Странный миг озноба — моего? Платеро? — посреди жары, когда вещи кажутся бредом сумасшедшего, как если бы тень вышла из чёрной ткани перед солнцем и вдруг накрыла ослепительное одиночество переулка, где стал удушливым внезапно замерший воздух... Мало-помалу далёкое возвращает нас к реальному. Сверху доносится переменчивый гам Рыбной площади, где торговцы, только прибывшие с берега, возносят камбалу, барабульку, уклейку, мохарру и свои голоса; зовёт на утреннюю проповедь церковный колокол; жужжит шлифовальный круг...
Платеро всё ещё дрожит, время от времени посматривая на меня, запуганный, в той немой тишине, в которой мы двое оказались сами не зная почему...
— Платеро, я думаю, что тот осёл — не осёл...
И затихший Платеро снова трясётся, весь, единой, едва различимой дрожью, и смотрит, будто из клетки, в сторону канавы, мрачно и понуро...