Этим летом в деревне Ниничи нечистая сила разбушевалась. Стал кто-то прицельно мужиков изводить. До полусмерти пугать грибников в лесной чаще. Пакостить рыбакам. А одинокому деду Семену так и вовсе забор сломали. Причем, ломал явно не человек – где человеку этакую силищу взять? С виду как будто какой-то зверь, али великан вдоволь порезвился, поиздевался над стариком. Разбросал столбы по всей деревне, а иные перемол в труху. А ворота, те нашли ажно за версту от дедова дома. Вот как лютовала нечистая.
Мужиков в деревне и без этого было, прямо скажем, негусто. Большинство или в город подались, на заработки, или зеленый змий их извел. Много народа от огненной воды полегло. Кто отравился, кто замерз, а кто человеческий облик потерял вовсе, и отправился в места не столь отдаленные. Мужиков всего-то осталось человек десять, они и попали под удар.
Бабы-то, сколько ни трудились в огороде, сколько ни шастали по лесам за грибами да за ягодами, сколько ни ходили по одной к колодцу, проделок нечистой силы не замечали. Напротив даже, иногда баба выйдет утром на фазенду, сорняки полоть – а их как будто меньше стало. Или бочки пустые водой наполнились, хотя и дождя уже не было сто лет. Вроде как помогает кто-то проворный да невидимый, жалеет. Вся деревня только это и обсуждала последнее время. Это, да еще одного пижона городского, Василия, штаны. Больно уж коротки они были, до колена, и подвернутые. А с ними штиблеты красные, да без носков. Старожилы его помнили – это был бабки Нюры внук. Вступил в наследство в прошлом году, и начал свои порядки, значится, наводить. Малину забросил – аж к соседям ползет. Картошку не садит. Наезжает иногда с друзьями, на шашлыки. И в гамаке прохлаждается. А недавно пугало соорудил огородное, три метра высотой. А зачем, спрашивается, ему пугало, если он ничего не сажает? Баловство одно.
Дед Семен к нему подходил и прямо спрашивал: зачем тебе, дескать, пугало? А Василий отмахивается, смеется. Это я, дескать, развелся с одной неприятной особой, а вещи жены, мне совершенно без надобности, зачем они тут валяются? Так я из них пугало сооружу, пусть будет портрет разведенной женщины во весь рост. Мне приятно будет смотреть, как ее сажей намазанной физиономии вороны пугаются. Хотя нет, я лучше буду его игнорировать. Даже какой-то моторчик прикрутил, чтобы пугало руками вращало в женином халате. А у самого малина к соседям так и ползет. И сорняк разросся везде.
Правда, на фоне последних странных событий про штаны стали забывать. Не до штанов сейчас, в живых бы остаться. С каждым днем нечистая сила озоровала все больше, а когда старосту Егора Ильича в лесу чуть до инфаркта не довела, собрался народ на сход – вместе покумекать, прикинуть, что да как, обсудить, кто и что видел.
Егор Ильич, ничего не скрывая, доложил: по лесу его гоняла баба огромная. Чумазая, страшная, злющая-презлющая. Лицо черное, перекошенное, алый язык вываливается, руки-крюки вращаются, выкорчевывают с легкостью деревья из земли, и кидаются ими в старосту безо всякого уважения. Прыгает за ним на одной ноге, еле ноги унес.
Тут дед Семен не выдержал. Он из окна своего тоже видал, как огромная баба забор ему раскурочила. А почему баба – дык потому, что в старом красном халате была. И вместо волос у нее солома. Речь держала и Наталья, сватьи покойной бабы Нины троюродная племянница. Сама она бабу огромную не видала. Но послушав общее мнение, сочла нужным заявить, что находила в огороде, рядом с посадками, странные следы. Какие-то не поймешь круги, а не поймешь ямы. Как будто рядом с рядками кто-то столб в землю вбивал. Только ямы эти были аккурат вокруг грядки. А на самой грядке вдруг исчезли бесследно все сорняки, будто кто-то их выдернул.
Обсудили это все жители, да и решили за нечистой силой проследить, чтобы понять, где и зачем она шастает. Собрали инициативную группу, а именно пострадавших: старосту и деда Семена. Наталью с собой взяли принудительно, хоть она и не хотела, как представительницу бабьего полу. Поскольку вредит-то баба, а бабе с бабой всегда сподручнее сговариваться. Спрятались они все у Натальи в огороде за телегой, соломой присыпались и сидят в сумерках, наблюдают.
Долго сидели, аж светать начало. И тут слышат скрип. Это кто-то калитку отворяет. Высунулись потихонечку из своего укрытия. Видят, по дорожке прямо к грядкам скажет пугало. То самое, которое Василий городской сделал, и портретом бывшей жены назвал. Скок-поскок, обрабатывает грядки, поливает огород, воду в бочки таскает. Поразились наши наблюдатели, но сидят тихо, ни шороху.
Наработалась огромная трехметровая баба, отерла деревянной крючковатой лапищей лоб, и говорит вдруг вслух человеческим голосом:
- А не пойти ли мне к деду Семену, огород потоптать?! И заодно помидоры его извести, больно уж крупные народились.
Тут дед Семен, конечно, не выдержал. Вылез из-под телеги, и как заорет!
- Помидоры не трожь! От помидор свои культяпки убери! А то, ух, переломаю!
Пугало разъярилось, и пошло на него, вращая страшными лапищами, того и гляди отметелит. Выскочила Наталья, и давай пугало просить-умолять, чтобы остановилось, не доводило до беды. То, как ни странно, послушалось.
- Ну ты пойми меня, Натальюшка, как баба – бабу. Ведь от мужиков все беды. Того же Василия возьми. На огороде не трудится. Постоянно пьет. Крапиву развел и сорняки. А каждый божий день меня оскорбляет. И вот этот уродливый халат натянул. И морду намалевал какую-то недовольную. Меня все кикиморы да лешии пугаются, ни с кем подружиться не могу. И что теперь, одной страдать? Нет уж, пусть они все со мной. А что я по огородам хожу, так это он меня своей лютой ненавистью оживил, хоть и обещал игнорировать.
Тут Наталья, конечно, пустила слезу.
- Нельзя же так, - говорит. Обещала все переделать. Тут и староста с дедом Семеном подключились, дали слово все исправить, и с Василием поговорить, чтобы впредь не безобразничал, и женщин даже в мыслях не обижал.
После того, как все трое, во главе с пугалом, пришли к Василию, тот чуть не… был крайне обескуражен. Но позволил, естественно, любые переделки. Пугало зловещее Наталья лично переодела в лучшее платье, что от баб Нюры осталось, оно все равно зря в сундуке пылилось много лет. А волосы изящно уложила и украсила лентами. Дед Семен, потрудившись немного напильником, сделал пугалу изящные пальчики. А староста Егор Ильич лично правил физиономию.
Потом принесли пугалу зеркало. Посмотрела на себя чудо-баба, да и вмиг подобрела. Ушла в леса, теперь там водит дружбу с лешими. Говорят, если кто из местных в лесу заблудится, она их домой возвращает бережно, не пугает. Покой жителей стережет. Это дело в деревне, конечно, отпраздновали. А Василию велели больше плохо о женщинах не говорить и подозрительных изваяний не делать. С бывшей женой у него, кстати, отношения после этого наладились, она с ребенком к нему приезжает на дачу. Ты, говорит, со мной по-человечески, и я с тобой по-человечески. Бабы – они такие.