Доброго дня, дорогие читатели. Продолжаю историю лечения младшего сына. Начало здесь.
Был конец октября, наш малыш вырос, окреп, берегли его как могли, лишь бы не простудился и ничего не подхватил, чтобы операцию не отложили. Ведь мы ждали её почти год. Все обследования были сделаны, анализы успешно сданы. Мои тоже, потому что я ложилась в стационар с сыном.
Как сейчас помню, наша палата была на втором этаже, рядом с сестринским постом, крайняя к переходу в другое отделение. Палата была на двоих пациентов, в нашем случае, на двух мам, а для моего стояла отдельно кроватка для малышей с высокими бортами. Почему-то совсем не помню, кто с нами лежал в одной палате, но точно не малыш, ребёнок постарше.
Почти сразу после заселения, нас пригласил Хирург, чтобы осмотреть и рассказать про то, что нас ждёт в больнице. Измерял что-то на лице сына, фотографировал его и меня. Потом подошёл анастезиолог и тоже провел опрос, наказав на следующий день ребёнка не кормить и не поить. Через некоторое время пришла медсестра и сделала младшему укол препарата, подавляющего работу вилочковой железы в качестве подготовки к наркозу. Сына должны были взять на следующий день в 9 утра и вернуть через сутки, потому что малышам и дошкольникам полагается находиться в реанимации первое время. Если наркоз переносится плохо, то и старших детей оставляют там.
Суть первого хирургического этапа состоял в соединении имевшихся фрагментов губы и формирование носогубного треугольника. Простыми словами, здоровые ткани срезались, из этих лоскутов "сшивался" носогубный треугольник, а потом его помещали туда, где он должен быть, и пришивали. То, что было внутри ротовой полости, ближайшие годы трогать не собирались.
Что могу сказать про своё состояние тогда. Самые переживания были при сборе необходимых анализов, а сама операция воспринималась мной как должное, я ещё была непуганая. За несколько дней до госпитализации мы съездили к Матроне Московской в монастырь и попросили молитвенной поддержки. Тогда я других святых-то не знала особо, но помощь была ощутима. В стационаре я тоже была спокойна, там оказалось столько единомышленников, у которых первый этап давно позади и все перенесли его хорошо. Но вот утром в день операции меня стало трясти.
Около 8 часов утра к нам снова пришла медсестра с укропом и сказала готовиться. Почти ровно в 9 она же пришла с каталкой, младшего нужно было раздеть до памперса и отправлять его в путь, который позволит ему полноценно жить в обществе. Я посадила его на каталку, поцеловала много раз, рядом с подушечкой положила ладанку из Матронина монастыря и его повезли до грузового лифта. И всё, ручкой мне помахал и двери закрылись. Я осталась одна и меня накрыла паника, зачем, надо ли, не переживет наркоз, короче, полезли всякие нехорошие мысли. Я пошла курить, тогда ещё можно было это делать в помещениях. На данный момент не курю больше года, стаж 25 лет.
Потом, наверное, молилась, пока ждала окончания. Ориентировочно операция должна была длиться 2,5-3 часа. Время казалось бесконечным, что там будет, как будет выглядеть мой ребёнок, к которому я и такому уже привыкла. А может, само срастётся? Я ходила туда-сюда по отделению, пообедала, полежала, почитала, покурила, снова походила, постоянно спрашивала, когда закончится операция у постовой медсестры. Спустя чуть больше трёх часов по отделению пробегала хирург, которая приезжала консультировать к нам в роддом и потом вела осмотры. Я к ней, мол, где , как ребёнок, жив ли? А она мне: "Что вы, всё хорошо, в реанимации ваш красавец отдыхает! ВВ из него такую куклу сделал." Меня, конечно, слово "кукла" смутило, я их с детства не перевариваю, но человек явно старался этим словом показать, что всё хорошо.
Я выдохнула. А спустя пару часов ко мне зашла врач из реанимации и сказала принести пижамку, памперс и попить ребёнку.
Реанимация находилась на седьмом этаже, а меня лифт не вёз - настроен, чтобы дети не катались, у меня был детский вес, приходилось упираться руками в потолок лифта и давить ногами на пол, тогда он меня "чувствовал". Так я и поехала, с пижамкой, уперевшись руками в потолок, в реанимацию. Когда лифт открылся, по пустому коридору раздавался плач, нет, не плач, а хрип, я не узнала сначала, что это мой хрипит. Только по силе звука поняла, что сын плачет - он громкий был, пока не закрыли нёбо.
В реанимации был ещё один ребёнок постарше, видно, ему тоже было не очень хорошо. А мой хрипел и не мог остановиться, наркоз не совсем отпускал. Меня он не узнал, но пижамку на него надели, памперс сменили. На руках были привязаны лангетки, это такие пластинки, чтобы ручки не сгибались с логтях, потому что этими ручками ребёнок может порвать все швы. Ручки и ножки были подвязаны бинтом к кроватке, чтобы не навернулся. В ножке, в районе лодыжки стоял катетер, куда подавали лекарства и физраствор по надобности. А под носиком была привязана пропитанная кровью повязка с физраствором, поэтому нового лица своего младшего сына я в тот день не увидела. От крика и напряжения личика шла кровь, поэтому решено было ввести какой-то снотворный (точно не скажу) препарат, а чтобы реанимационной сестре попасть в катетер, мне пришлось крепко держать ребёнка. Картина была та ещё. Хрипящий , извивающийся ребёнок с окровавленным лицом, трубочки, бинты... В общей сложности я провела в реанимации около часа, больше не позволял регламент, а к старшим детям вообще не пускали, всё строго.
На форуме читала, что в других клиниках детей привозят прямо из операционной в палату, от наркоза они отходят у матерей на руках. Это вообще жесть. В нашем стационаре держат в интенсивке до последнего, большим детям по крайней мере дают проснуться и очухаться, чтобы понимали, где они и кто.
Вернулась в палату я уже с совсем другими мыслями, нежели после отправки сына в операционную. Было желание скорее увидеть, что же там под повязкой, как оно заживает, что делать дальше. Но вид ребёнка в реанимации оставил неоднозначные впечатления, я старалась о плохом не думать.
На утро, когда я не успела сама проснуться, сын приехал ко мне в палату на каталке. Вид у него был спокойный, аккуратный, но когда увидел меня, расплакался и потянулся на ручки. Похныкал немного и попросил кушать, наверное. Медсестра сказала, что кормить можно, но только с ложки, а поить через специальный поильник, чтобы не травмировать свежие швы. Позже пришёл ВВ, осмотрел, дал рекомендации, повязку запретил снимать неделю, нужно было с ней есть,спать, всё делать. На перевязках её меняли, когда чистили швы. И самая главная рекомендация - охранительный режим, чтоб нигде не стукнулся лицом. Поэтому сын был постоянно при мне,на ручках, за ручку, на коленях и т.д.
Сначала сын был весь отечный, нижняя часть лица раздулась, как у хомяка, потому что швов было очень много. Это сейчас кажется, что их всего два, а тогда синие нитки вываливались отовсюду. Меня смутило, что в нос не ставят трубочки, чтобы он якобы выравнивался, как делают в других клиниках. Но наш хирург сказал, что нос сам вытянется, когда новые ткани станут разрастаться, хрящи он не трогал. В будущем так и произошло, а у тех, кто носил в носовых проходах трубочки, крылья носа выглядели неестественно и широко, но таковы издержки "авторских" методик.
По стационару мы прогуляли 12 дней, десять из которых сыну ставили уколы антибиотиков, перевязывали, на восьмой вроде день сняли повязку и я увидела новый лик своего малыша. Для меня он сильно не изменился, но работа была проделана колоссальная, у сына появилась настоящая нижняя половина лица, без дыр, фрагментов и разных непонятных штук. К выписке отёк стал спадать и можно было увидеть, как теперь всю жизнь будет выглядеть мой младший сын. А выглядел он очень симпатично, но самое важное, что его верхняя губа имела чувствительность и подвижность! А это большой успех, ведь часто хирургам не удаётся сохранить эти функции из-за обилия швов, которые рубцуются и не дают возможности тканям двигаться.
Домой мы вернулись довольные, красивые, и пока совсем не ожидающие следующего , основного, этапа хирургического лечения, потому что он был назначен на очень поздние сроки.
Продолжение следует.
