Егор уже почти подходил к дому, как из укрывшегося в ядовитых джунглях борщевика проулка вихляющей походкой вывернулся щуплый мужичок в пестрой рубахе с отложным воротником и с неестественно большим пивным животом, задорно торчавшим из распахнутых пол. Подошел к Егору, запрокинул голову. Всмотрелся заплывшими в постоянном похмелье глазками, выдохнул перегаром из запекшегося в черные оладьи рта.
- Никак, Егорка! Настасьин…Так?
- Так, дед Коля. Так.
- Ишь ты, ёк макарёк! Узнал! – обрадовался мужичок, и зачем-то шепотом повинился: - А я вот, сам видишь, гуляю.
- Жена не ругает?
- Ёк макарёк! А что она мне? Я сам по себе, имею право! Все! Отработал свое, никому ничего не должен! – и снова перешел на шепот, - Слышь, че скажу, сынок? – дядь Коля цепко ухватил Егорову майку пергаментными от старости пальцами, пригнул к себе и жарко задышал прямо в лицо: - Ты никому не верь. Особенно им.
- Кому?
- Им самым! Бабам…Девкам.
- Почему?
- А не правильные они. Все-все! До единой! Они хитрые. Хотят, чтобы мы их человеками считали. Ан нет. Не так это.
- За что ты их так, дед?
- Ёк макарек! Так они ж из ребра нашего деланы! Склонировали их с нас, мужиков. А на выходе - существо очень похожее на человека.
- Да ну? Не человек?
- Не человек! Почти как человек, но не он! – убежденно заявил дед, - А первая правильная женщина человек, это Лилит! – произнес и уважительно моргнул, увлажнившимися от чего-то, глазками: - Только не живет она с нами. Мы для нее никто. Гордая она, свободная. Любит то, с чего горячая кровь капает: что с мяса, что с души у таких вот дураков, как ты! Потому и кинула травоядного фрика Адама, что не пара он ей. Слишком правильным он для нее был. А Лилит - женщина рисковая. Огонь, а не человек. Я б за такую душу отдал…
- А нафиг ты ей сдался?
- Может быть и так! Старый я для нее!– взгрустнул дед, запахнул на животе рубаху и медленно застегнулся. Правда, криво, вкось, перескочив аж на две пуговки.
- И где ж ее искать? Адресок скинь, проверим! – усмехнулся Егор, открыто потешаясь над пьяненьким философом.
- Она везде! Не дай бог, какому лоху попадется! Хана тому будет! Душу вынет и выполощет как тряпку! А сама она – вечная! Бессмертная! А мы вот не смогли поступить так, как она. А она смогла переступить через наказы еще тогда, в первородство. А нам слабо было! Потому и терпим от тех, кто из нашей же плоти сделаны. Эх-х жизнь…
- Ты это зря говоришь, дед.
- Не зря. Их, баб, зачем из ребра сделали? Чтобы знали, кто первый. Кто над ними стоит? Мы, мужчины! А они что творят? Копни любую женщину, два лица на ней найдешь. А может это их Лилит мутит? Вокруг нее и ангелы, и бесы, как трутни роем вьются. Да не каждому она даст то, что от нее хотят. Редчайшая гордость у этой стервы. Чтобы переступить через свою гордость, ей надо полюбить. Только это смерть для того, кого она наградит своей любовью. Целым не отпустит. Высосет как паучиха муху и мумию выбросит. Ни с кем не будет делиться тем, что считает своим. Да что ты понимаешь?
Махнул маленькой ручонкой и пошел вдоль разломанного забора, собирая щтанами с лопухов еще зеленые, но уже цепкие колючки.
- Богохульствуешь, дед! – незлобно кинул ему вдогон Егор.
Дед тормознул. Расстегнул ширинку, зажурчал в кусты. Тупо глядел в сторону парня.
- Не-а! Не богохул я. А по правде скажу: все мы богохульники. Мы православные только выше пояса. До туда, где крестик носим. А ниже этих самых…мы язычники! А как же? Тыщи лет родным богам молились. Этот корешок ничем не обрубить. Он глубже того что с верху растет, а его отдали демонам на растление.
- Ох, дед, дед! Побьют тебя бабки наши. И правильно сделают!
- Никто не любит правду! Ну и пусть! А мать твоя женщина правильная. Я ее уважаю. Хотя…Брысь, мохнатый!
Не договорил, отмахнулся рукой от надоедливого шмеля и пошел дальше. Оставляя под забором лунки черных следов в непросохшей росе, прицепившейся мутными бусинами к узким, объеденным настырными козами травинкам.
…Женщина не услышала, как подошел человек. Она была очень занята. Сидела спиной к нему у маленького костра и что-то ела. Человек шевельнул ноздрями. Удивительно, но прежде он никогда не ощущал этого странного запаха. Пахло чем-то подгоревшим, но не тем горьким дымом от черного тлена золы, а совсем иным. Непонятно приятным ароматом чего-то нового.
Человек выронил сплетенную из ветвей сетку с плодами. Рот его помимо воли наполнился тягучей голодной слюной.
- Что ты делаешь? – резко крикнул он, предчувствуя нечто не хорошее, глядя в напрягшуюся спину женщины..
- Ты? – испугано подскочила женщина, и это показалось человеку странным. Он растерялся. Он не знал, что на суше, успел поселиться не только покой, но еще и страх.
А женщина уже оправилась от неожиданности. Выронила что-то светлое и колючее из рук. Смотрела на человека с вызовом и плохо скрытым презрением. Неторопливо обсосала блестевшие от жира пальцы. Тщательно и медленно вытерла их о бурый передник, укрывавший то, что было ниже тонкой талии. По острому подбородку стекала мутная капля сока от горячей пищи.
- Что это? – мужчина в ужасе ткнул пальцем вниз.
- Одежда! Я сплела ее из растений…
- Нет! Что это?
- А-а! – равнодушно ответила женщина и подняла оброненные остатки еды, протянула их мужчине: - Это была рыба.
- Р-рыба! – выдохнул мужчина: - Ты ела живую тварь? Как это можно?
- Можно! Если хочешь, я поймаю и пожарю тебе. И потом, я не хочу таскать огромное брюхо набитое травой, как беременная самка антилопы. А рыба, это хорошо! Ее можно съесть совсем немного и не нужно целый день шариться по кустам и деревьям в поисках пищи. Царапать тело и собирать колючки в волосы. Посмотри, какие они стали мягкие и чистые! Я их расчесываю каждый день по многу раз. Разве это плохо, быть красивой и сильной?
Женщина откинула за спину пышные локоны, выгнулась, погладила свой плоский живот и хищно облизнула язычком тонкие чувственные губки маленького рта.
…Человек отказался, есть живую тварь. Молчком похрустел плодами, подозрительно поглядывая на набежавших муравьев. Юркие трудяги облепили рыбьи кости и старательно тащили их к себе в сложенное из лесного мусора жилище.
Темнело. Женщина, не обращая на мужчину внимания, занялась рукодельем, что-то плела из тонких, измочаленных камнем волокон. Муравьи утащили кости и пропали. Но не это волновало мужчину. На суше что-то изменилось. Но что? Он не мог понять этого. Улегся на травяном ложе у теплого огня и вслушался.
Во мгле раскатисто рыкнул зверь, которого человек назвал Симбой. Он слышал его и прежде, но сегодня рычание черногривой твари было другим - мрачным и угрожающим. Не похожим на то ласковое урчание, которым Симба подзывал к себе свою подругу для любовных игр. Мужчина приподнялся на локте и настороженно всмотрелся во тьму. Женщина тоже отвлеклась от занятия и с любопытством уставилась в неясные тени зверей. Но угроза в голосе зверя исчезла, перешла в нежный тембр бархатного тона. В ответ ему тихо, почти неслышно отозвалась тонкая и гибкая самка.
Мужчина успокоился. Но женщина не отрывала глаз от переплетенных в сладострастных ласках зверей. Глядя на зеленый свет в ее глазах, мужчина ощутил тяжкий призыв в своем закаменевшем паху.
- Иди ко мне! – хрипло окликнул он женщину.
Та поднялась, прошла и послушно легла на ложе. Вытянула вдоль тела руки и уставилась неподвижным взглядом в повисшие на небесных гвоздях звезды. Мужчина рывком вскинул на нее свое тело и застонал. Он не успел, не донес свое семя до ее лона. Брызнул горячей струей в покрытые жестким волосом, не раскрывшиеся любовью створки и упал рядом.
- Ты подожди, - виновато бормотал мужчина, положив руку на острую грудь подруги: - Я сейчас… Я скоро…
Но излитое желание не спешило возвращаться в его тело. Во вспученном животе гадким урчанием перекатились газы.
- Ты опоздал! – равнодушно ответила женщина.
- Я знаю! Я сейчас…
- Нет! Ты опоздал совсем!
- Почему? Я не понимаю! – зашептал мужчина, пытаясь обнять женщину.
Но она равнодушно сбросила с себя его объятия.
- Ты должен был сделать это со мной еще тогда, когда мы встретили с тобой нашу первую ночь. У нас не было огня, но мы могли согреть друг друга. Но ты ничего не понял. И я напрасно ждала тебя много дней. Напрасно! И уже не жду.
- Но ты обязана мне ответить! Ты моя самка!
- Нет! Мы с тобою равны. Мы немного разные, но у нас одно имя и один Творец. Я, как и ты – Человек! И это мое право выбора, с кем делить ложе!
- Но с кем ты его разделишь? Оглянись, женщина! Мы с тобой одни на всей суше! Где ты видишь себе пару? Я исходил ее вдоль и поперек, но нашел только глупых обезьян, немного похожих на нас. Это все...
- Пара есть. И не одна!
- Но где?
- Ты их просто не видишь! А они есть, и их много.
- Кто-о они?
- Отстань от меня. Я хочу спать.
Женщина безразлично зевнула на звезды, повернулась на бок. Укрыла прекрасную наготу мягкой циновкой и безмятежно уснула.
Мужчина долго ворочался на ложе, боясь прикоснуться к строптивой подруге. Ему очень хотелось прижаться к ней. Но голод, проклятый голод терзал расплывшуюся как у коровы утробу, требуя немедленного насыщения.
Человек поднялся, подошел к угасающему костру. Поднял незамеченную муравьями рыбью косточку. Понюхал, хотел облизать и не посмел. Принесенные им плоды уже были съедены с вечера, а на деревцах у ручья нашлись только незрелые и кислые.
Человек постоял у спящей женщины. Осторожно протянул к ней руку и тут же отдернул назад. Боже, как ему хотелось потрогать это прекрасное, но недоступное тело. Сокрушенно вздохнул и ушел в предрассветные сумерки…
- Мам, а кто она, Лилит?
- Это Лилька, что ль? Головановых дочка? Так уехали они, давно уже. Чего вспомнил?
- Нет. Лилит из Библии. Ты ж, вроде, читаешь ее.
- А-а! – облегченно вздохнула мать, присаживаясь на краешек стула, догадалась, о чем спрашивает сын: - Вон ты про что! Значит, ты этого малахольного встретил. Совсем запился старый. Совесть потерял. Мелет всякое: про демонов, про баб. Попов - прямо таки ненавидит. А как крестится кто при нем, так в него словно бес вселяется. А может и правда, в нем бесы сидят? А-а…сынок?
- Может быть! - усмехнулся Егор, вяло хлебая суп из молодых петушков: - Ты не у меня, у батюшки вашего спроси.
- Не ерничай! Батюшка у нас в селе нормальный, душевный. А Библию – это так…Почитываю на досуге, да не во все верю. Про твою Лилит там ничего нет. Есть какая-то странная история про первых женщин, ну да бог с ними. Может что напутали святые старцы. А ты чего квелый такой? Вроде как отдыхать на речку ходил. Или перекупался?
Егор отмолчался, старательно заскреб ложкой в тарелке.
- Вкусно! Сто лет не ел такого!
- Ты мне зубы не заговаривай! – внезапно вспылила мать, сердито швырнула на спинку стула полотенце, которым перетирала цветастые чайные чашки: - К ней бегал? Думаешь глупа я, не заметила, как ты голову меж колен сунул, как ее увидел. Кого обмануть хочешь? Меня? Себя?
- Мам! Не начинай! – поморщился Егор, вспомнив, как ухнуло в черную бездну его сердце, когда он увидел на улице двух женщин.
Ленку он узнал сразу, не мог не узнать. И она на секунду тормознула, словно шмякнулась о невидимую стенку. Зачем-то присела, почесала лодыжку и жалобно глянула на калитку, у которой курил ее Егор. А он, отбросив сигарету, повернулся и неспешно пошел во двор, поежившись от обжигающей зелени взгляда.
А через час пошел на реку, к старому осокорю, у которого они с Ленкой давным-давно облюбовали потайное место, прячась от пронырливых пацанов-малолеток, неутомимо выслеживавших таких как они с Ленкой, влюбленных.
Егор присел недалеко от воды. Минут через десять услышал легко бегущие шаги и прерывистое дыхание. И даже не оборачиваясь, понял: это она!
Ленка странно всхлипнула. Беспомощно, словно слепая, вытянула перед собой руки и упала. И конечно же, Егор успел подхватить ее, обмякшую, полуобморочную...
- А нечего начинать! – в сердцах почти крикнула раскрасневшаяся женщина и обессилев, грузно осела на жалобно скрипнувший стул: - Господи! Да что ж вы, мужики, за люди такие? Бежите как бычки на веревочке за телками. А куда бежите? Туда,где вас не ждут! А вам все равно! Ни совести, ни гордости, ни ума!
- Мам…
- Что, мам! Сколько лет она об тебя ноги вытирала? Забыл? Все - и я, и отец твой покойный, и братья - все хором долдонили тебе: оставь Ленку, не по зубам она тебе. Не будет с вас толку, только маета одна. Чем она тебя околдовала? С пятнадцати лет по ней сох! Ужас! Семь лет коту под хвост! Людям на потеху!
- Мам! Перестань!
- Не перестану! Сколько лет я молчала, не вмешивалась. А толку? В город после школы учиться уехал, вздохнула я: все думаю. Перебесятся и позабудут. Так нет! Ты ж не домой на каникулы и праздники ездил, а к ней! И как вы друг дружку находили? И что? День, три, неделя и снова перегрызлись! Что ж это за любовь у вас такая была? Да и не любила она тебя! Так…игралась. Знаешь, сколько парней она при тебе перебрала? Она их, как опят в короб складывал! А ты ослеп! Да и сейчас вижу, не прозрел!
Егор слушал мать, а на душе заныло. Защемило, закричало в голос все пережитое и казалось, навек забытое. Но мать права, себя не обмануть.
- Ты не сердись, сынок: – всплакнула, успокоившись, мать: - Не вороши старое. У тебя ж жена, сын растет. Как они без тебя? За что их обижать? – и вновь налилась ненавистью: - А все она, стерва! Смолоду не догрызла душу твою, так сейчас снова вцепилась! Сука патлатая! И надо ж было вам съехаться вместе! Как черт пошептал! А может, вы заранее договорились?
- Мам! Она не такая! – невпопад брякнул Егор.
- Может быть! – внезапно легко согласилась мать: - Поблядушкой Ленку никто не назовет. Бог знает, как она с парнями любовь крутила, но дочек от своего мужа родила. Говорят, у них все хорошо, даже очень неплохо. Ты б не мешал ей жить! Зачем ломать то, что есть? Ну, встретились случайно, побаловались и хватит. Подумаешь, беды то! Вы ж все равно с ней родные, я это понимаю! Вас слепить вместе легче, чем пельмешку завертеть, а толку? Забудьте все и живите дальше. С кем не случается! А-а, сынок? Сердце оно такое: как ворохнется, так и успокоится. Не дети малые, понимаете сами.
- Все хорошо, мам! – уверил мать Егор, подошел, поцеловал в щеку и бодро потопал в свою комнату.
- Ну, дай то вам Бог! – вздохнула мать, прибираясь со стола.
- Ма! А где моя бритва? – услышала она и усмехнулась.
…Егор вышел на кухню минут через двадцать, небритый, взъерошенный. В руке держал дорожную сумку с вещами.
- Ты куда? – всполошилась мать, в ее глазах плеснулся страх: - Не смей! Не пущу!
Она неприступно встала в двери, раскинув голые почти до плеч руки с мягкими ямочками на локтях. В усталых глазах вскипели слезы бессилия.
- Мам! Мне нужно ехать! – мягко сказал Егор, с жалостью глядя на решительную и такую беззащитную мать: - Домой! Правда! Мне только что позвонили…
- Не ври! Куда собрался? Если к ней, то убей меня сразу. Не мучай!
Егор выпустил из руки сумку. Обнял мягкие плечи. Вдохнул родной запах и неловко ткнулся губами в румянец уже увядающей щеки.
- Правда, мам! Я поеду домой.
- Так ночь уже! И вроде как дождь собирается.
Егор понял: мать поверила ему или очень хотела поверить. Все равно, что она могла поделать со слетевшим с катушек почти сорокалетним мужиком?
- Ерунда! Успею вырулить на асфальт. А там часа четыре ходу - и дома.
- А отпуск? Ты ж хотел отдохнуть.
- В другой раз, мам! Не сердись. А ты сама соберись и приезжай к нам. Светка с Сашкой будут рады. И я…
- Легко сказать! А огород, птица, коты? На кого оставить? Сам то дома, что своим скажешь?
- Придумаю что-нибудь. Пока, мам! Не сердись. Так надо.
- Убегаешь! – грустно улыбнулась ему мать: - От кого? От себя или от нее?
Егор не ответил.
Продолжение:
Автор: vasiliy.shein
Источник: https://litclubbs.ru/articles/41919-lilit-glava-2-2.html
Содержание:
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь и ставьте лайк.