Вера Михайловна старалась поставить ноги так, чтобы они как можно плотнее касались друг друга. Иногда это удавалось, - если она их скрещивала, но долго так стоять не получалось, легенькую женщину сдувало порывами ветра. По петербургской традиции автобусную остановку продувало со всех четырех сторон, а юбка и колготки, если и давали тепло, то не более чем психологически. Ниже колен ноги соединить совсем никак не получалось, и Вера Михайловна слегка пританцовывала.
"Наверное, со стороны кажется, что мне нужно в уборную", - думала она, и прекращала свои па, но через несколько секунд коченела, и снова пускалась в пляс. Впрочем, наблюдать со стороны было некому. С одной стороны улицы находились дома, в которых никто ещё не просыпался, закрытые магазины на первом этаже и несколько закрытых кофеен, а с другой - закрытый на ночь парк. Вера Михайловна работала на заводе, и начинала свой день очень рано.
- Автобус не пойдёт, - крикнул ей на бегу какой-то коренастый мужчина, и исчез за ближайшим углом, не услышав вопрос Веры Михайловны, похожий на жалобный стон: "Как?!"
Она каждый день делала здесь пересадку, автобусы ходили редко, но всегда ходили. Объявлений не было, может быть, этот мужчина пошутил? Или что-то перепутал? Но что, если сегодня автобус действительно не придёт? Идти пешком через пустырь? Долго, далеко, и, главное, холодно. Возвращаться на другую остановку и ехать обратно? Там точно ждать не меньше часа. Да и работу не прогуляешь.
Вдалеке краем глаза Вера Михайловна заметила какое-то движение и обрадовалась, - значит кто-то ещё пойдёт мимо, и можно будет узнать про автобус. Но уже через секунду её охватил ужас - это была большая мужская фигура, и она шла, покачиваясь. Пьяный, с вечера недогулял! Хоть бы не обратил внимания!
- Девушка! - сквозь завывания ветра еле слышно раздался хриплый голос.
Обратил. Куда деться? Вера Михайловна медленно опустилась на скамейку в надежде, что пьяница пройдёт мимо. Скамейка обжигала холодом, это почти невозможно было терпеть даже сквозь тоненькое пальто, но она не шевелилась, даже почти не дышала.
"Вредно сидеть на холодном", - вспомнилось мамино наставление, - "но, скорее всего, ещё вреднее встречаться с алкоголиками в пять утра в тёмной улице."
- Девушка, вы что здесь делаете? - голос раздавался ещё пока издалека, но надеяться, что его обладатель пройдёт мимо, становилось всё глупее и опаснее, - а, девушка? Не прячьтесь, ну!
- Черт возьми! - прошептала Вера Михайловна и даже прикрыла глаза, словно это могло помочь спрятаться надёжнее.
- Вас ни от кого не нужно спасти? Вы совсем одна? - голос неумолимо приближался, он звучал низко, хрипло и угрожающе. Судя по звуку, оставалось меньше минуты до лобового столкновения. Значительно меньше минуты. Позвать на помощь не хватит духу, да и кто поможет? Старушка, медленно шаркающая по противоположной стороне? Или из тёмного пустого парка выскочит рыцарь и унесёт на своём коне вдаль? Догнать мужчину, который проходил недавно, скорее всего, уже не получится. Если только из окна кто-нибудь выглянет и вызовет полицию. Но пока она приедет, Веры Михайловны уже может не быть в живых. Да и она понимала, что просто не сможет закричать. Не сможет и всё.
- Де... девушка! - прямо над ухом. - Что ж вы такая невежливая? Не отвечаете!
Вера Михайловна вскочила и повернулась к врагу лицом. Он остановился в нескольких метрах от остановки и угрожающе смотрел на неё исподлобья. Стоял он почти твёрдо, побежать - догонит. Шагнул в её сторону, развёл руки в стороны, будто хотел обнять, как старую знакомую.
- Я к тебе со всей душой, а ты! - и шагнул ещё раз. Оставалось шага три, не больше.
Вера Михайловна попятилась. И вдруг за спиной услышала скрип тормозов. Обернулась - автобус! Он приветливо приоткрыл дверь, Вера Михайловна вскочила на ступеньку и юркнула внутрь. Дверь сразу закрылась за ней, и автобус рванул вперёд. Она не верила своей удаче - автобус не стал дожидаться, что пьянчуга тоже в него сядет! От облегчения закружилась голова. Какое счастье!
Вера Михайловна поставила сумку на сиденье, сама села рядышком, расправила пальтишко и юбку, расслабленно посмотрела в окно. Быстро ехал сегодня автобус, наверное, машин на дороге нет. Да их почти никогда и не бывает в это раннее время. Оглянулась - в автобусе больше не было пассажиров. Что ж, она заслужила спокойную поездку в одиночестве. Седой водитель постукивал пухлыми ручками по рулю, будто бы в такт какой-то одному ему слышной музыки. Этот звук ещё больше успокаивал.
Вдруг он на мгновение оторвал взгляд от дороги, оглянулся и как будто с лукавством взглянул на Веру Михайловну. Ей даже показалось, что в глазах его зажглись какие-то искорки, но, наверное, это отразился свет фонаря. Она начала внимательнее рассматривать его спину. Широкая, даже, пожалуй, полная, а сверху, с головы, из-под фуражки, на плечи падали белые космы. Впрочем, несмотря на длину, они выглядели довольно ухоженно.
Вера Михайловна поправила чёлку, смотрясь в стекло. Что-то показалось ей в отражении странным, но не её лицо, тут всё было как всегда - глаза с опущенными уголками, первые морщинки, бледная кожа - или молочный фарфор, как говорили мама и бабушка, светлые волосы. А вот за стеклом всё не кончался парк, хотя по её внутреннему ощущению, уже пора было выехать на пустырь. Остановка находилась на самой окраине Питера, после парка сначала шёл пустырь с недостроем, а потом начиналась промзона, конечная остановка, там она и работала. Но за окном по-прежнему был парк, причем с обеих сторон, и он, будто, даже стал гуще, над дорогой нависали тяжёлые еловые лапы, а за толстыми стволами ничего, кроме черноты, не было видно. Глянула вперёд - а там бесконечно, на сколько видно глазу, вдаль тянулась глухая лесная дорога.
"Куда он меня завёз?... И что это за номер автобуса?" - промелькнула мысль, но опомниться Вера Михайловна не успела, водитель вновь обернулся, наклонил голову и с хитрой улыбкой уставился прямо на неё. В его глазах горели самые настоящие огни, но отражаться было нечему - фонари на обочинах давно закончились, всё вокруг было темно. Тем не менее, в глазах у водителя горели два рыжевато-красных пламени. Вера Михайловна вжалась в кресло, не отводя взгляда от этих глаз, как под гипнозом.
Когда водитель отвернулся и снова начал смотреть на дорогу, краем глаза она увидела за окном какое-то движение. Повернула голову, и в тот же миг весь автобус сильно тряхнуло, потом ещё и ещё. Вера Михайловна ухватилась за поручень, и внимательнее всмотрелась в тьму справа за стеклом - а там прямо из автобуса росло крыло, - огромное, черное, как у ворона, а каждое перо на нём было размером с человечью руку. Медленно повернулась налево - с другой стороны такое же. С каждым взмахом автобус, - а в нём водитель и Вера Михайловна, - поднимался всё выше и выше. Верхушки елей остались далеко внизу, стало светлее, потом тряска кончилась, и автобус выровнял полёт. Вера Михайловна практически теряла сознание от страха, она хотела думать, что это сон, или, что, может быть, тот алкоголик уже убил её, а она и не заметила, и теперь её мозг видит кошмары в предсмертной агонии. А может, это кома, она в больнице, и её спасут. Надо было просто потерпеть. Или она сошла с ума. Одно из трёх.
Водитель поднялся со своего места и направился в салон. Ухмыляясь и сверкая своими красными глазами, он сел напротив Веры Михайловны и вальяжно облокотился о соседнее кресло. Она смотрела то на него, то на огромные покачивающиеся за окнами крылья.
- Ну что? - обратился он к ней странным утробным голосом.
- Не поняла... - чуть слышно пробормотала она.
- Не поняла? А кто меня вызывал? Хе-хе, какие же вы, люди, непостоянные.
- Я вас вызывала? - она часто заморгала, потянулась было потереть глаз, но тут же отдёрнула руку.
- Конечно, ты.
- Я не вызывала, - она опустила глаза, как будто это могло помочь избежать разговора.
- Ты, бабонька, сказала "Чёрт возьми!", вот я и пришёл, и взял. И ты, как я помню, охотно со мной поехала. Сама.
- Но я же не знала... Ой!
Автобус вошёл в зону турбулентности и весь задрожал, но быстро нашёл новый поток воздуха и продолжил плавно парить, изредка выравниваясь легкими движениями крыльев.
- Ну, знала - не знала, это дело десятое.
- То есть, вы, - у Веры Михайловны свело что-то в животе, - вы чёрт?
- Ну, - водитель снял фуражку, и оказалось, что сквозь гладкие седые волосы у него пробиваются изогнутые рожки, - как говорится, спасибо, что воспользовались услугами нашей транспортной компании "Мчатся бесы". То есть, я предпочитаю слово "бес".
Вера Михайловна сжала руки у себя на коленях и больше ничего не смогла сказать. Автобус большой черной птицей кружил где-то над пригородом. У неё промелькнула мысль открыть дверь изнутри, выскочить и... дальше вообразить она ничего не могла, но казалось, что это в любом случае будет быстрее, проще и лучше, чем ждать, что с ней сделает этот жирный бес. По движению её глаз он определил ход мыслей:
- Не выскочишь, наглухо заперто. Двери открываются силой мысли - но только моей.
Женщина продолжала молчать, полагая, что всё, что она скажет, будет использовано против неё.
- Ну что, - сказал бес и скрипуче хихикнул, - едем в преисподнюю?
- Нет, не надо, - слабо запротестовала она.
- Ах, не надо? А мы уже туда летим.
- Но она же внизу? Под землёй? А мы летаем над городом, - страх у Веры Михайловны начал понемногу уходить, уступая место состоянию крайнего изумления.
- Ну, бабонька, тебя на мякине не проведёшь. Тогда слушай. Приехал я за тобой, конечно, не просто так. Так уж получилось, что ты меня позвала ровно в то мгновение, когда ночь уже закончилась, а день ещё не начался. В такой предрассветный миг я и могу попасть в человеческий мир. Ну, я и приехал, и тебя забрал. Побрал, как вы говорите. И теперь вот что я тебе скажу. Я знаю, сколько тебе отпущено. Через семь месяцев - инсульт, ещё два месяца в больнице и конец.
У Веры Михайловны потемнело в глазах, а бес продолжал:
- Предлагаю тебе вот что. Ты мне завещаешь душу, и живи себе ещё пятьдесят лет. Так же бесполезно, как жила до сих пор, зато в своё удовольствие.
Бес замолчал и вопросительно посмотрел на Веру Михайловну. Тем временем, в ней то ли от обиды, то ли от удивления, то ли ещё от чего, проснулось что-то вроде смелости. Она поняла, что терять, в общем-то, уже нечего.
- Или? - она смотрела теперь спокойнее, даже почти дерзко, если можно смотреть дерзко светло-голубыми глазами с еле заметными белёсыми ресницами.
- Или ты можешь попробовать выиграть свою жизнь.
- В карты? - вырвалось у Веры Михайловны, и она сама испугалась своего вопроса.
- В карты я люблю, можем просто так сыграть, на интерес. Но выиграть тебе не у меня нужно будет. Тебе придётся к самой смерти пойти на тот свет, и из её когтей жизнь вырвать. Тогда проживёшь свои пятьдесят лет, и душу твою я не трону.
- А если не выиграю?
- Тогда прямо на том свете и останешься. Душу - сразу мне.
- И нельзя вернуться и просто дожить свои семь... девять месяцев? - она подумала, а что ей делать ещё пятьдесят лет, если она вот уже тридцать пять смысл не может найти.
- Отчего же, можно. Только обычно такое не выбирают...
- Если я вернусь сейчас, что будет с моей душой?
- А это как постараешься. Но пока что у тебя заслуг никаких нет. Ни хороших, ни плохих. Бывают жизни и поинтереснее, я тебе скажу. Но по задумке за два месяца в больнице ты смогла бы многое осознать, и бесам не достаться.
Вера Михайловна помолчала какое-то время. В её мозгу пронеслись десятки образов, она даже сама не успела понять, каких, но они сложились в какой-то вывод, который она опять же сама не уловила, только услышала, как раздался её голос:
- Я буду играть.
- Оп, это по-нашему, - бес хлопнул в волосатые ладоши, больше похожие на звериные лапы.
- Что делать нужно?
- А это мы сейчас тебя с Чернышем до места доставим, там разберёшься.
Вере Михайловне опять пришлось вцепиться в поручень, потому что автобус, услышав свое имя, если это было оно, сильно взмахнул крыльями, развернулся почти на сто восемьдесят градусов и полетел, стремительно набирая скорость.
Продолжение следует