Александр Гронский
http://naukaverakuljtura.com/белорусские-организации-между-февра/
Дмитрий Жилунович (Зміцер Жылуновіч) был одним из активистов белорусского национализма начала ХХ в. Он принадлежал к той части белорусских националистов, которая разделала марксистские идеи. Это дало возможность Д. Жилуновичу стать первым лидером советской Белоруссии в 1919 г., но не спасло от политических репрессий. В первой половине 20-х гг. ХХ в. Д. Жилунович опубликовал в журнале «Полымя» ряд текстов мемуарного характера (большинство из них под псевдонимом), в которых рассказывалось о ситуации, сложившейся в промежутке между февралём и октябрём 1917 г.
Белорусский национализм накануне революционных потрясений 1917 г. не представлял собой какую-то серьёзную силу. Не смог он усилиться и в промежутке между Февральской и Октябрьской революциями. Ликвидация монархии в России повлекла за собой резкую активизацию деятельности многочисленных политических групп разных идеологических направлений. Белорусские националисты не оставались в стороне от этого процесса. Их структуры располагались не только на той территории, на контроль над которой они претендовали, но также и в великороссийских губерниях. Например, в Петрограде существовала местная организация Белорусской социалистической громады (БСГ). Петроградские громадовцы были склонны к марксизму, поэтому в партию начали активно записываться рабочие, которых марксизм рассматривал как основную силу революционных изменений. Основным видом деятельности БСГ были митинги и совещания.
Весной 1917 г. началась белорусская активность в Минске. Так, в конце марта в городе прошёл съезд белорусских организаций, на котором был избран Белорусский национальный комитет. Минск стал местом проведения съезда, видимо, по причине того, что пока остальные белорусские организации рассуждали о необходимости съезда, минчане начали рассылать телеграммы с приглашением на съезд. Мероприятие собрало около 150 человек, подавляющее большинство которых состояло из дореволюционных активистов белорусских организаций. Интересно, что на съезд, помимо националистически ориентированной публики, прибыли лица, считающие себя белоусами, но выступавшие против сепаратистских лозунгов. Эти участники видели белорусов как часть триединого русского народа. Также в съезде участвовали и противники белорусского языка[1].
Съезд был настолько внезапным для его участников, что прямо на нём продолжали формироваться новые политические силы. Только в первый день работы съезда о себе вдруг заявили «нежданные партии» – Католическая демократическая партия, Народная демократическая партия и непартийная группа (её Д. Жилунович почему-то тоже называет партией). Их декларации носили невыразительный характер и использовали расхожие штампы, например, «благо народу» или «просвещение тёмного народа»[2]. Декларация, зачитанная от имени БСГ, была «не в тон общему настроению», поскольку в ней содержалось указание на то, что «Громада защищает классовые интересы трудящейся бедноты». Это шло в разрез с желанием съезда быть на позициях общественного примирения[3].
Первый день съезда отметился скандалом. Товарищ[4] председателя некто Метлин, который сочувствовал правым эсерам, в своём выступлении отметил, что сейчас не время поднимать национальные вопросы, необходимо сосредоточиться на защите достигнутого. Более того, он назвал «белорусское движение неестественным, потому что под ним нет твёрдого фундамента народных низов»[5]. Съезд ответил Метлину не только критикой, но и откровенными оскорблениями. Товарищ председателя был назван чужаком, к нему обращались на «ты», требуя покинуть заседание. Метлин был вынужден уйти, а съезд объявил перерыв, в кулуарах конфликт разгорелся с новой силой – часть делегатов поддерживала Метлина[6].
Во второй день были представлены результаты деятельности комиссий. Несмотря на то, что они работали целый день, их предложения были наивны, не обращали внимания на ситуацию и находились далеко «от реальных возможностей своего осуществления»[7]. Похоже, что делегаты просто не понимали, что основным ресурсом, на который они рассчитывают, было финансирование. Но откуда оно могло появиться, никто даже не задумывался. Единственный докладчик Э. Будько внёс в денежный фонд 2 тыс. рублей. Однако, откуда у него оказались эти деньги, он не сказал. Д. Жилунович предположил, что Э. Будько попросту изъял их из фонда беженского комитета[8]. Если предположение Д. Жилуновича верно, тогда представители белорусского национализма предстают не в лучшем свете, используя деньги, собранные в виде помощи беженцам, для решения собственных политических задач.
Лишь одна резолюция оказалась более-менее жизнеспособной – решение о создании Национального комитета, но и в этом случае «пожелания далеко расходились с реальностью»[9]. По воспоминаниям Д. Жилуновича можно предположить, что съезд был скорее презентацией существования белорусских организаций. Он был не в состоянии реализовать свои же решения, а говорить о его влиянии на ситуацию вообще не представляется возможным. Также Д. Жилунович указывал, что вокруг Национального комитета начали собираться «буржуазно-шовинистические элементы», а реальное влияние имели «председатель комитета помещик Р. Скирмунт и помощник председателя, будущий бандит П. Алексюк»[10].
Сама же БСГ провела в Минске собственное совещание, но его результаты было решено публиковать не в Минске, а «в российской прессе в столицах»[11]. Интересно, что, по мнению Д. Жилуновича, именно российская столица стала центром белорусской активности. Д. Жилунович видит в этом две причины. Первое – огромное влияние, которое оказывала Петроградская организация БСГ на рабочих в столице и эффективное «отпугивание» «эсерами и родными им областниками» белорусских низов от белорусских организаций в Минске. Нужно отметить, что на самом деле вряд ли можно назвать «отпугиванием» нежелание белорусских крестьян и большой части интеллигенции поддерживать лозунги БСГ или подобных ей организаций. Однако, несмотря на то, что Петроград был центром белорусской активности, а петроградская организация БСГ была самой сплоченной из всех региональных организаций и более революционизированной, она не влияла на события на белорусских территориях. Центральный комитет БСГ в Минске был более «буржуазным», чем хотелось бы петроградским громадовцам[12].
Петроградская организация БСГ продолжала всё более революционизироваться и переходить на большевистские позиции. В неё летом 1917 г. вошло несколько десятков большевиков, активно участвовавших в работе обеих партий. Большевизация петроградских громадовцев пугала Раду белорусских организаций в Минске, которая старалась работать с национальными, а не классовыми вопросами. Белорусские деятели в Минске вообще перестали различать петроградские организации БСГ и большевиков[13]. И это было естественно, поскольку новая программа БСГ (видимо, та программа, которой руководствовались петроградские организации) была полностью приспособлена к марксистской идеологии[14].
В июле 1917 г. в Минске состоялся съезд представителей белорусских партий и организаций, на котором явно наметился раскол белорусской активности на «два враждебных лагеря». Один из них возглавила БСГ, другой – Белорусская партия народных социалистов (БПНС) во главе с П. Алексюком. Д. Жилунович обвинил партию П. Алексюка в том, что она пользовалась ярлыком социалистов лишь для того, чтобы её представителей слушали на митингах, заявление о своём социализме было данью того времени, а на самом деле БПНС «собрала в себе все право-шовинистические элементы»[15]. На съезде было решено вместо Национального комитета создать Исполком Рады белорусских организаций. В список членов Исполкома попал и П. Алексюк. В ответ представители БСГ «решили применить революционный метод» – предложили провести повторные выборы, т.к. прошлые были якобы поспешными, из-за чего в Исполком попали «враждебные для белорусского национального движения лица». Возник скандал, но П. Алексюк и Р. Скирмунт не попали в новый состав Исполкома[16]. Левое крыло БСГ резко негативно относилось к попыткам несоциалистов участвовать в белорусской активности. Как писал Д. Жилунович, только власть трудящихся может обеспечить «идеал белорусского революционного движения – полное освобождение белорусских трудящихся от национального гнёта. Буржуазия – хоть и своя, хоть и вдохновлённая возрожденческим духом, всё же буржуазия, значит – враг»[17].
В сентябре 1917 г. раскол в БСГ стал абсолютно видимым, а в середине октября произошёл окончательно. На второй сессии Рады белорусских организаций проводилось обсуждение, кого послать на Совет народов, избранный съездом угнетённых народов России. Кандидатура Р. Скирмунта не удовлетворила левое крыло БСГ, но левыми оказались лишь Петербургская и Бобруйская организации партии, остальные региональные организации не поддержали демарш[18]. Ещё одним камнем преткновения было желание Наровского районного отдела Петроградской организации БСГ переименоваться в Белорусскую социал-демократическую партию большевиков, взяв программу и статут от РСДРП[19]. Это ещё более раскололо БСГ. Петроградские представители БСГ, а также примкнувшие к ним члены Бобруйской организации покинули сессию.
В середине октября начал работу Третий съезд БСГ в Минске. На нём был избран новый Центральный комитет. Из 12 человек пробольшевистски настроенными оказались лишь двое. Остальные, по мнению Д. Жилуновича, смотрели на всё «сквозь розовый туман национального экстаза»[20]. Такое состояние Д. Жилунович объясняет тем, что БСГ как старейшая белорусская партия, привыкла объединять все направления белорусской активности, а белорусский народ воспринимала как некий монолит, неделимый по социальному признаку. Пробольшевистски настроенные члены БСГ пытались смотреть на проблему с классовых позиций, но остальных в своей правоте так и не убедили[21].
В период между Февральской и Октябрьской революциями белорусские силы попытались заявить о себе, но это оказалось для них крайне сложным делом. Помимо неизвестности для широких слоёв, даже для тех, на которые предполагалось направление деятельности белорусских националистов, вся совокупность белорусских организаций не могла договориться друг с другом по идеологическим вопросам. Некоторые националисты разделяли марксистские убеждения вплоть до смешения для внешнего наблюдателя их идей с идеями большевиков. Также заметным было течение белорусских активистов с общерусской идентичностью, для которых белорусы были частью русского народа, а не отдельным явлением. В результате белорусские организации не могли быть законодателями идеологических мод даже для той части общества, на которую была направлена их активность.
[1]. З.Ж. Зьезд беларускіх нацыянальных організацый // Полымя. 1925. № 6, с. 202-203.
[2] Там же, с. 203
[3] Там же.
[4] Термин «товарищ» до революции означал не только обращение к человеку левых взглядов или приятеля. Эти термином обозначался заместитель. Например, товарищ министра, товарищ председателя и т.д.
[5] З.Ж. Зьезд беларускіх нацыянальных організацый // Полымя. 1925. № 6, с. 204.
[6] Там же, с. 204-205.
[7] Там же, с. 206.
[8] Там же, с. 206.
[9] Там же, с. 206.
[10] Ж.З.Х. Уступамі да Акцябра [окончание] // Полымя. 1923. № 7-8, с. 86.
[11] Ж.З.Х. Уступамі да Акцябра [начало] // Полымя. 1923. № 5-6, с. 143.
[12] Ж.З.Х. Уступамі да Акцябра [окончание] // Полымя. 1923. № 7-8, с. 86
[13] Жылуновіч З. Беларускія сэкцыі РКП: стварэньне беларускай савецкай рэспублікі // Полымя. 1928. № 10, с. 74-75.
[14] Ж.З.Х. Уступамі да Акцябра [окончание] // Полымя. 1923. № 7-8, с. 90.
[15] Там же, с. 87.
[16] Там же, с. 88-89.
[17] Там же, с. 89.
[18] Там же, с. 90-91.
[19] Жылуновіч З. Беларускія сэкцыі РКП: стварэньне беларускай савецкай рэспублікі // Полымя. 1928. № 10, с. 75.
[20] Ж.З.Х. Ад кастрычніка 1917 г. да лютага 1918 г. // Полымя. 1924. № 1, с. 163.
[21] Там же, с. 164.