Продолжение 4. Начало: https://dzen.ru/media/ochek/apostol-pavel-i-markion-sinopskii-issledovanie-6355240745886359bd6c4953
Все это длинное предисловие понадобилось нам в том числе и для того, чтобы выбрать из двух: какую версию павловых посланий исследовать на предмет извлечения из них того учения Павла, которое следует признать наиболее подлинным и достоверным – для того, чтобы потом сравнить его с маркионовой «ересью» и понять, был ли Маркион последователем Павла, лишь развившим и обострившим его учение об отказе от Закона в пользу благодати – или его собственное учение отличалось от павлова коренным образом. И если отличалось – то когда же и почему произошел заочный разрыв между великим учителем христианства и обожавшим его учеником.
Ради объективности следует сделать выбор в пользу «урезанного» Маркионова Апостоликона: что найдем в урезанной версии – тем более обнаружим в канонически полной, поскольку полная урезанную в себе содержит.
Четырнадцать, тринадцать, десять или шесть?
Сразу оговоримся, что рассматривать всерьез послание к Евреям мы не станем, сославшись на авторитет известного петербургского библеиста, преподавателя Духовной Академии архимандрита Ианнуария (Ивлева), по меткому выражению которого оно является «не посланием, не Павла и не к евреям».
А почему, собственно, отцами-ересиологами рассматривались и подробно разбирали именно и только шесть посланий, в то время как ученый мир единогласно утверждает, что в изначальном корпусе посланий, которые Маркион якобы привез в Рим в 140-м году в дар римской церкви, их было ровно десять? В то же время мураториев канон и вслед за ним в числе прочих тот же Тертуллиан перечисляют тринадцать посланий Павла, добавляя к десяти еще и «учительские»: к Титу и два к Тимофею.
Если идти во времени от конца антимаркионисткой травли к ее началу, то нельзя не удивляться: чем дальше от времен маркиона автор, тем больше захватывающих подробностей как о его биографии, так и о его учении. То же касается и павловых посланий в сравнении маркионовой и канонической версий. Самый отдаленный по времени из выдающихся критиков Маркиона Епифаний Кипрский в его «Панарионе», написанном около 380-го года при сравнении версий пишет: «Посланий же святого апостола у него десять; только сими он пользуется, и то не всем в них написанным, но иные главы в них отсекает, а иные изменяет. Вот две книги, которыми он пользуется. А еще другие сочинения составил он от себя для обманутых им. Признаваемые же им послания суть: первое – послание к Галатам, второе – послание к Коринфянам, третье – послание к Коринфянам второе, четвертое – послание к Римлянам, пятое – послание к Фессалоникийцам, шестое–послание к Фессалоникийцам второе, седьмое – послание к Ефесянам, восьмое – послание к Колоссянам, девятое – послание к Филимону, десятое – послание к Филиппийцам. Также принимает частями, так называемое, послание к Лаодикийцам», и приводит цитаты все из тех же шести, а насчет четырех оставшихся в якобы имевшемся у него маркионовом каноне безапелляционно заявляет: «Из послания к Фессалоникийцам не предлагаем мы ничего, потому что в нем все извращено Маркионом. Из втораго послания к Фессалоникийцам, как извращенного подобно первому сим же Маркионом, также не предлагаем ничего. Девятое послание к Филимону. Впрочем из этого послания к Филимону мы не предлагаем ничего, потому что у Маркиона оно всецело извращено. Десятое – к Филиппийцам. Точно также и из него мы не выбрали ничего, потому что у Маркиона оно извращено». То есть только шесть вышеперечисленных Маркион извратил частично, а остальные – полностью.
Что это значит? То, что эти послания в корпусе Маркиона не имеют с каноническими вообще ничего общего, ни единого слова «правды», то есть переписаны еретиком от первого до последнего слова. Удивительно – зачем бы ему это понадобилось? Не проще ли было просто опустить их за ненадобностью?
Сей же достойный муж приводит массу интересных и даже можно сказать пикантных подробностей из биографии «еретика»:
… «Он родом был из Понта, именно же из Еленопонта, из города Синопа, как говорит множество ходящих о нем слухов (то-есть, подтверждает, что распространяет сплетни). Первое время своей жизни он подвизался в девстве: ибо был монашествующим, и был сын епископа нашей святой вселенской церкви. По прошествии некоторого времени, впадает он в растление с какою-то девицею и, обольстив девицу, лишает и ее и себя надежды, а за содеянное растление изгоняется из церкви своим отцом. Ибо отец его был из знаменитых по преизбытку благоговения и весьма тщательным об истине, и был украшением епископского служения. Много умолял и просил Маркион своего отца о покаянии, но не получил просимого: ибо горько было достоуважаемому старцу и епископу не только то, что сын пал, но что и ему нанес стыд. Посему, когда Маркион не получил от него лестью, в чем имел нужду; то, не вынося осмеяния от многих, бежит из своего города, и приходит в самый Рим, после кончины Игина (Гигин-папа, кончина – 140 г) епископа римского; это был девятый от апостолов Петра и Павла. Сошедшись с остававшимися еще в живых старцами из учеников апостольских, Маркион просил о принятии в общение ; но никто не оказал ему снисхождения. После того, возбужденный ревностью по той причине, что не получил предстоятельства, равно как и входа в церковь, умышляет против самого себя и находит себе убежище в ереси обманщика Кердона. И начинает, так сказать, с самого начала, и как бы с приступа к вопросам, именно тем, что предлагает бывшим в то время пресвитерам такой вопрос: «скажите мне», говорит, «что значит: не вливают вина нова в мехи ветхи (Мф.9:17), и не налагают приложения плата небелена к ризе ветсе: аще ли же ни, отторгнет приставление (Мк.2:21), и ветсей не согласует (Лк.5:36); ибо большая дира будет (Мф.9:16)? Когда услышали это кроткие и всесвятые пресвитеры и учители святой Божией церкви, то, последовательно и согласно давая ответ и выражаясь кротко с Маркионом, сказали: «чадо, мехи ветхие, – это сердца Фарисеев и книжников, обветшавшие в согрешениях, и не принявшие проповеди евангельской; а подобие ризы ветхой – Иуда, который, обветшав в сребролюбии, не принял, подающей упование, проповеди о новом, святом и небесном таинстве, и хотя был причтен к одиннадцати апостолам, и призван самим Господом, но по своей, а не по чьей-либо, вине, оказался с чрезмерною дирою, потому что его разум не согласовался с вышним упованием и небесным призыванием к будущим благам, вместо здешних стяжаний, тщеславия, преходящей дружбы, надежды и приятности.» Но Маркион сказал: «нет, не так; не это, но другое, значат слова сии»; – так прекословил он, потому что не захотели его принять. Посему и явно сказал им это: «почему вы не захотели меня принять»? Когда же они сказали: «не можем этого сделать без дозволения почтенного отца твоего, ибо одна вера, одно единомыслие, и мы не можем противиться доброму сослужителю – отцу твоему»; то после сего, возревновав и воздымаясь великим гневом и высокомерием, производит раскол, самому себе составляет ересь и говорит: «я расколю церковь вашу, и внесу в нее раскол на век.» И в самом деле он внес не малый раскол, но церкви не расколол, а откололся сам с поверившими ему».
Псевдо-Тертуллиан в трактате «Против всех еретиков», авторство которого возводят к Ипполиту Римскому, почившему в 235-м и написавшему несохранившийся труд с таким же названием (Согласно точке зрения, представленной, в частности, Адольфом фон Гарнаком, «Синтагма» Ипполита стала источником для Псевдо-Тертуллиана, Епифания и Филастрия[1]) также не скупится на захватывающие подробности: «30. Где был тогда Маркион, понтийский корабельщик, приверженный стоическому учению? Где был Валентин, преданный платоническому? Ведь известно, что они были не так уж давно, чуть ли не в правление Антонина (прав 138-161) , и поначалу признали всеобщее учение в Римской церкви, в епископат благословенного Элевтерия (прав 174-189) , – пока за свою всегдашнюю беспокойную любострастность (которой они совращали братьев) не были изгнаны единожды и дважды, а Маркион притом с двумястами [тысяч]сестерциев, которые он внес в церковь ; и в недавние времена, отлученные от церкви навечно, они распространяли яд своих учений. После того Маркион, принеся публичное покаяние, был поставлен перед условием – он получит общение в том случае, если вернет церкви тех, кого научил на их погибель, – но смерть предвосхитила его».
Прежде всего обращает на себя внимание вольность обращения с датами: согласно предшествующим версиям Маркион появился в Риме в 140-м, а от церкви был отлучен в 144-м, а вовсе не в между 174-189 гг.
Однако, сам Тертуллиан, являющийся наиболее плодовитым обличителем Маркиона, в своей книге «Против Маркиона», написанной между 198 и 207 гг., хотя и поносит Маркиона совершенно непристойным образом («4. Однако из всего варварского и скорбного, что есть на Понте, ничто не может сравниться с тем фактом, что там родился Маркион. Он ужаснее скифа, более непостоянный, чем обитатель повозок, бесчеловечнее массагета, необузданнее амазонки, непрогляднее тумана, холоднее зимы, более ненадежный, чем лед, обманчивее Истра, обрывистее Кавказа. Разве не так? Своим богохульством он терзает истинного Прометея – Всемогущего Бога. Да и зверей этого варварского края Маркион хуже. 5. Ибо какой бобр является таким же оскопителем плоти, каким является тот, кто отменил брак? Какая понтийская мышь столь же прожорлива, как тот, кто изгрыз Евангелия? Право же, ты, Понт Евксинский, произвел на свет зверя»), в отношении его биографии более сдержан: сообщает лишь, что Маркион был родом из Понта (с берегов Черного моря), но отсылки на слухи о нем, как корабельщике, сведены всего в два утверждения: в гл 2 кн 1 «Понтиец вводит двух богов, словно две Симплигады своего кораблекрушения», и в гл1 кн5 «Поэтому, понтийский судовладелец, если ты никогда краденные или контрабандные товары не принимал на борт своих кораблей, если никогда не похищал и не подделывал груз, то я хотел бы, чтобы ты, более осторожный и более надежный в божественных делах, сказал нам, по какому признаку ты принимаешь Павла как апостола, кто на нем запечатлел тавро этого звания, кто вверил его тебе, кто погрузил на твой корабль, чтобы ты мог с уверенностью предлагать его нам» - то есть, Тертуллиан утверждает лишь, что «понтиец» был «корабельщиком», то есть судовладельцем, и более ничего биографического не сообщает. Интересно, откуда же Тертуллиан в третьем веке почерпнул хотя бы эти сведения о Маркионе, жившем во втором.
Ириней Лионский в книге «Против ересей», написанной им не ранее 182-го года: кн2 гл27 «За ним последовал Маркион из Понта, который распространил это учение… Маркион также внушал своим ученикам, что он достойнее доверия, чем апостолы, предавшие Евангелие, а сам передал им не Евангелие, но только частицу Евангелия. Подобным образом он урезывал и послания апостола Павла, устраняя все, что апостолом ясно сказано о Боге, сотворившем мир, что Он есть Отец Господа нашего Иисуса Христа, и что апостол приводил из пророческих изречений, предвозвещавших пришествие Господа; кн3 гл3 «И сам Поликарп при встрече с Маркионом, сказавшим ему: знаешь ли меня, отвечал: знаю первенца сатаны»; кн3 гл4 «Преемник его, Маркион получил силу при Аниките (папа150-160), занимавшем десятое место в ряду епископов» - и это все, что можно найти у Иринея, писавшего о Маркионе в прошедшем времени, как об уже усопшем в, преположительно, 182-м году.
То есть, Ириней ничего о биографии Маркиона не сообщает, кроме указания на происхождение «из Понта», то есть с берегов Черного моря – «на деревню дедушке», как писал Чехов.
Поликарп Смирснский, по преданию обозвавший Маркиона «сыном сатаны», в сохранившемся послании к филлипийцам Маркиона вообще не упоминает – не удостоил.
И наконец – самый ранний полемист и обличитель Маркиона, его прижизненный свидетель Иустин Мученик в своей «первой апологии» (была еще особая книга «против Маркиона», писавшаяся ранее и утраченная): «Еще некто Маркион из Понта, который и ныне еще учит верующих ему, признает другого какого-то бога, который выше Творца. Он, при содействии демонов, многих из всякого народа заставил говорить богохульство и отвергать Бога, Творца всего мира, а исповедывать какого-то другого бога, который выше Его и сотворил больше, нежели Он. Все вышедшие от таких людей, как я сказал, называются христианами, точно так же, как и между философами те, которые несогласны в своих учениях, носят на себе общее наименование, взятое от философии… 58. И Маркиона из Понта, как я выше сказал, выставили злые демоны: он и ныне учит не признавать Бога Творца всего небесного и земного, ни предвозвещенного пророками Христа, Сына Его; но проповедует другого какого-то Бога, сверх Создателя всего, равно как и другого Сына. И многие верят этому человеку, как единственному, который знает истину, и смеются над нами» - это очень горькое свидетельство современника об успехе проповеди Маркиона.
А теперь проделаем обратный путь от Иустина до реченного Епифания Кипрского и иже с ним Ипполита Римского, Филастрия, Езника Кохбаци и прочая «животная малая с великими, имже несть числа», о которых Постнов писал: «У отцов и писателей древней церкви Маркион возбуждал какую-то особую ненависть к себе; излагать его учение как бы не доставало терпения; неудержимо хотелось порицать его и порицать».
Итак, Иустин около 150-155 года, во времена расцвета маркионитской церкви презрительно называя Маркиона «некто из Понта», что свидетельствует о том, что ничего о нем, кроме Понта, не знает, горестно сетует на то, что «все идут за ним и смеются над нами» - такое свидетельство дорогого стоит.
Спустя лет тридцать – всего-то – уже по смерти Маркиона главный борец с ересями Ириней Лионский все так же далек от наличия у него каких-то биографических сведений о Маркионе, и вслед за Иустином, на которого ссылается не однажды, продолжает указывать на происхождение Маркиона «из Понта». Что ж, по крайней мере не выдумывает подробностей – и на том спасибо. Заметим, что если бы эти двое за прошедшие с, предположительно, 140-го года без малого полвека узнали бы хоть что-то лично порочащее Маркиона – ну никак бы не удержались вывалить его грязное белье на вид почтеннейшей публике. Однако, за полвека – молчок.
Проходит еще лет двадцать, и уже Тертуллиан принимает эстафету главного обличителя и разоблачителя «безбожного» Маркиона. Однако, и ему, оказывается, сказать по существу личного «аморального» образа своего героя почти что нечего, кроме непонятно откуда взявшихся слухов, что он-таки не просто из Понта, но конкретно из Синопа, при входе в бухту которого по легенде находились сдвигающиеся скалы Симплигады, давившие корабли при прохождении между ними: согласно мифам, они то расходились, то сталкивались, сокрушая все, что проплывало между ними. «После прохождения корабля аргонавтов Симплигады перестали быть опасными для мореплавателей. Тертуллиан неоднократно обращался к существовавшим в языческой мифологии образам, чтобы нагляднее выразить свою мысль» - ах вот оно что, Тертуллиан просто вообразил себе, что Маркион был корабельщиком на основании привидевшегося ему соблазнительного образа – и он поспешил закрепить за Маркионом эту придуманную им самим легенду. Да, и для того, чтобы хоть как-то опорочить образ заклятого заочного давно покойного врага, Тертуллиан не стыдится лить омерзительную помойку клеветы и сплетен не только на него самого, но и на его преположительное происхождение «из Понта»: «В названии моря, которому быть Евксинским (приветливым) не позволяет природа, содержится насмешка. Впрочем, ты не сочтешь Понт гостеприимным и из-за его географического положения: столь далеко он, словно бы стыдясь своего варварства, отделился от наших более человеколюбивых морей. На его берегах обитают совершенно дикие племена, если только можно говорить об обитании про тех, которые проводят свой век в повозках. У них нет определенного жилища, жизнь их груба, их похоть обращена на кого попало и по большей части неприкрыта. Даже пытаясь сохранить ее в тайне, они, чтобы никто не вошел в соответствующий момент, указывают на нее подвешенными на ярмо колчанами. Они, стало быть, и оружия своего не стыдятся. Трупы родителей, изрубленные вместе с мясом скота, они поедают во время пира. Смерть тех, которые оказались негодными в пищу, считается у них проклятой. И женщины там лишены присущей их полу кротости, предписываемой стыдливостью: они оставляют неприкрытыми свои груди, прядут с помощью боевых топоров, предпочитают войну замужеству. Суров там также и климат: день никогда не бывает безоблачным, солнце никогда не блещет, вместо воздуха – туман, целый год – зима, из ветров известен лишь аквилон. Жидкости возвращаются в прежнее состояние благодаря огню, реки из-за льда перестают быть реками, горы завалены снегом, всё коченеет, всё цепенеет. Там нет ничего горячего, кроме дикости, той самой, что дала театральным сценам трагедийные сюжеты о Таврических жертвоприношениях, колхидских любовных страстях, и о кавказских распятиях» - такая характеристика места рождения оппонента и далее его самого (см. выше) предваряет богословский трактат.
Однако, время идет, слухи и сплетни множатся и вырастают до небес пустые горы клеветы. Преемникам Тертуллиана показалось мало опорочить Маркиона по-всякому как злостного еретика – и вот уже сплетается новая сплетня в труде – вы не поверите – очередного псевдо-Тертулиана, не постыдившегося скрыть свою анонимность за вывеской известного авторитета. Относят это, с позволения сказать, произведение, почему-то к 235 году, хотя понятно, что появление этого псевдоэпиграфа ни при жизни ни сразу после кончины (в 220-240гг) принято бы не было, пока была свежа память об усопшем. Так что, полагаю, не ранее середины-конца третьего века был впрыснут этот яд очередной клеветы. Заметим, что пока мы не касаемся богословской стороны дела и теологических расхождений – но только биографических обстоятельств. Итак, условно, на склоне третьего века, то естьчерез век после кончины Маркиона, мы вдруг узнаем о нем совершенно разоблачительные новости: оказывается, Маркион-то – того, симонит: пытался подкупить пресвитеров церковных, чтоб самому влезть в церковное начальство, но был изобличен как еретик, изобличен как взяткодатель и изгнан с позором из церкви, взятые поначалу у него немалые денежки гордо ему вернувшей – вот что стоит за этой вымученной клеветой: «свежо предание, но верится с трудом».
Проходит еще всего-то лет сто, не больше – и житие Маркиона расцветает новыми красками всей лгбт-радуги с легкой руки Епифания Кипрского, Ипполита Римского и реченного выше Филастрия, которые все вместе уже не стесняются обвиноватить девственника святой жизни Маркиона, своего идейного ненавистного врага еще и в… блуде с совращенной им девицей. И сочиняют целый роман на тему о том, как святые пресвитеры римской церкви прознали – не иначе как Духом – об отлучении Маркиона от церкви за разврат его собственным отцом-епископом и по согласию с ним – опять же, видимо, « в духе», не иначе (за неимением телеграфа) тоже отлучили его и от своей церкви – ох уж эти сказочки, ох уж эти сказочники.
Однако, прижилось. И вот уже читаем у скрупулезного исследователя Поснова в книге «Гностицизм II века и победа христианской Церкви над ним» 1903 года, а следом за ним ( и перед ним) на серьезных щах попугайски повторяемую веками «научную» мантру о Маркионе: «12.Маркион1131 был родом из М. Азии, с берегов Понта. В этом согласны все источники. Некоторые точно указывают место его происхождения, именно Синоп1132. По своим занятиям Маркион был корабельщик, моряк – ναύτης1133, не в смысле матрос, рабочий, а судовладелец – ναύκληρος1134, о чем свидетельствует и его состоятельность. Он был христианином1135; по псевдо-Тертуллиану и Епифанию1136, отец его был епископ. Из М. Азии Маркион отправился в Рим и прибыл туда при Гигине (136–140), а по Епифанию1137, по смерти Гигина, т.е. в 140 году1138. По-видимому, состояние и устройство Римской церкви произвело на Маркиона чрезвычайно сильное впечатление, и он в особом подъеме религиозного чувства (in рrimo calore fidei)1139 пожертвовал на Римскую церковь 200 тыс. сестерций (около 15 т. руб.) и стал добиваться у римских пресвитеров «предстоятельства“ (προεδρίαν, principem locum), т.е. пресвитерского, или даже епископского сана. Когда же он не только не успел в последнем, но даже не был принят пресвитерами в общение1140, Маркион обратился к Кердону. Однако он не оставил пресвитеров в покое. Он просит у них объяснения двух евангельских текстов – о нецелесообразности к ветхой одежде приставлять новую заплату (Лк. 5:36) и неестественности ожидать от худого дерева доброго плода и наоборот (Лк. 6:43)1141. Ответ пресвитеров не удовлетворил Маркиона, и он, оставляя церковь, в горделивом гневе патетически воскликнул: «Я расколю церковь вашу и внесу в нее раскол навек“1142. После этого Маркион, еще несколько ранее будто бы подпавши под влияние Кердона, окончательно порвал с церковью в 144 г.1143. Он начал энергично проповедывать свое учение в Риме при Аниките1144, где по всей вероятности встретился с Поликарпом Смирнским вторично1145. Однако проповедь его не ограничилась Римом. По свидетельству св. Иустина1146, он приобрел себе последователей во всём человеческом роде (κατὰ πὰν γένος νθρώπων), т.е. по меньшей мере в пределах всей римской империи. Конец жизни Маркиона неизвестен. Тертуллиан1147 говорит, что он раскаялся и хотел возвратиться в церковь. Предстоятели церкви принимали его под условием, если он возвратит церкви тех, которых отторг от нее. Маркион хотел это исполнить, но умер ранее окончания своего дела».
Что ж, по делам их узнаете их – святых отцов и их святость.
Вернемся, однако, к посланиям Павла. Итак реченный романист Епифаний Кипрский докладывает нам, что четыре из десяти посланий Маркион «извратил полностью» и потому нет смысла их обсуждать – но почему-то текст этих извращений для сравнения с каноническим привести не потрудился – мол, верьте мне на слово. Однако, неприятность настигает нас по возвращении вспять к Тертуллиану, к последним главам его пятой книги. Вот что, в частности, пишет этот достойный муж о послании к Филимону, которое Епифаний объявил «извращенным полностью»: «Глава 21. О нетронутости послания к Филимону и о завершении работы. 1. Одному лишь этому посланию его краткость помогла избежать подделывающих рук Маркиона. Однако я удивляюсь, что он, признав письмо, написанное одному человеку, отверг два к Тимофею и одно к Титу, посвященные церковному устройству. Пожелал, думаю, подделать даже число посланий».
Также и в главе 20, посвященной посланию к Филипписийцам, Тертуллиан на трех старницах (всего) спорит с маркионитами о понимании некоторых утверждений Павла, но не приводит ни искажений ни изъятий из этого послания по сравнению с каноном . Это означает, что версии в корпусе Маркиона и в каноническом Апостоле идентичны. То же касается и посланий к Фессалоникийцам, косвенно упомянуты в кн 4 гл5: «Посмотрим, какое молоко у Павла почерпнули коринфяне, в соответствии с какой нормой галаты были наставлены на путь истинный, что читают филиппийцы, фессалоникийцы, ефесяне, что также возглашают теперь римляне, которым Евангелие, запечатленное своей кровью, оставили Петр и Павел». Также и отдельное место (по главе на каждое) уделено этим посланиям Тертуллианом, который, разбирая в главе 15 книги 5 1Фес, указывает лишь на единственное разночтение с канонической версией («2:15 15 «которые убили и Господа Иисуса и Его пророков»): «которые и Господа убили, и пророков своих», хотя «своих» и является вставкой еретика; а разбирая в главе 16 кн 5 2Фес опять таки указывает на единственное отличие канонической версии (1:6-9 «в явление Господа Иисуса с неба, с Ангелами силы Его, 8 в пламенеющем огне совершающего отмщение не познавшим Бога и не покоряющимся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа») от маркионовой: «Но еретик погасил пламя и огонь, убрав их из текста, для того, разумеется, чтобы не превратить Его в нашего Бога. Однако тщетность вычеркивания очевидна». Для непредвзятого читателя очевидно, что такая мелочь вряд ли бы вообще привлекла внимание «еретика» заставив его повычеркивать или изменить по одному-два слова в пяти главах посланий – и только. То есть, можно сказать что 1-2 Фес совпадают в канонах Маркиона и Церкви полностью, отнеся указанные различия на малую погрешность при переписывании.
И что весь этот сон означает?
Ну, во-первых, конечно, очевидно то, что Епифан врет как дышит, что имел в руках книги Маркиона: Евангелие, Апостол и Антитезы – в глаза он их не видел, а пользуется именно все тем же Тертуллианом, который как раз, возможно, что-то из перечисленного имел и в руках держал – но не факт, что имевшиеся у него переписи в действительности были идентичны собранному Маркионом корпусу апостольских посланий, поскольку за прошедшие без малого полвека с предполагаемого времени кончины Маркиона(ок.170) маркионов корпус переписывался множество раз и неизвестно, какие претерпел изменения и внедрения без ведома почившего. К смеху еще сказать, что Епифан себя разоблачил, напутав с перечислением, поскольку решил (в глаза-то не видел) что послания к Ефесянам и к Лаодикийцам – это разные послания и оба находились в Апостоле Маркиона,так что их на самом деле было одиннадцать а не десять, как он написал вначале. Кого интересует, может сам проверить у Епифана (ересь 22 она же 44).
А во-вторых, встает под вопрос наличие в изначальном Апостоле Маркиона последних четырех посланий (1-2 Фес, Фил и к Филимону). Судя по всему, в изначальном корпусе Маркиона их не было вообще, было только шесть посланий (кстати, Спиноза считал, что их было вообще четыре). А остальные появлялись по мере надобности – и не у Маркиона, а именно в канонической версии, как впоследствии появились и еще три-четыре, маркионом, по замечанию Тертуллиана, отвергнутые. Напомним, что мураториев канон перечисляет тринадцать, то есть не маркионов, а канонический сборник, появившийся к 180 году, когда Маркион, видимо, уже скончался. А дальше – возможно – при переписывании маркионова кодекса маркиониты решили включить 4 новых послания, поскольку не увидели в них подвоха для себя и – возможно – решили, что нашлись еще какие-то новые послания Павла, доселе неизвестные при Маркионе. А «учительские» отвергли – уж слишком слащавой была эта подделка под новоявленные церковные каноны. И вплоть до того, что «автор» не утерпел в 1 Тим. обозвать маркионовы «Антитезы» лжеименным знанием, выдав себя с головой и ушами.
Возможно также и обратное: последователи маркиона по смерти дорогого учителя написали и внедрили в его Апостол еще четыре послания для утверждения новых взглядов, не присущих ни самому Маркиону, ни Павлу – и эти четыре «новых» послания, включенные в корпус Апостола, были впоследствии некритично включены в каноническую версию без существенных правок и изменений. В пользу последней версии говорит еще и вот какое соображение: в послании к Филипписийцам, по свидетельству Тертуллиана никаких изменений не претерпевшем, наряду с высказываниями, близкими докетизму ( иллюзорность «плоти» Иисуса»), «Павел» обозначает себя как нормативного иудея, что представляется весомым доказательством его авторства. И тогда придется или признать Павла повинным в ереси докетизма, или – Маркиона. Однако, ни то, ни другое более подтвердить нечем, а вот ересь докетизма была впервые изобличена еп. Серафимом Антиохийским в 200 (!) году в ев. Петра, которое было им признано фальшивкой и с тех пор считается апокрифом. Так что как раз вполне возможно, что авторы-маркиониты, усвоив после смерти учителя докинистические воззрения, попытались в послании к Филипписиям утвердить их авторитетом самого Павла-иудея – и не были вовремя изобличены Церковью, которая докетизм осудила лишь в 325 году на 3-м Вселенском соборе.
Так что приходим к выводу о том, что в представленном Римской церкви в 140-м году Маркионом Апостоле было всего шесть, а не десять посланий. А все остальное – более поздняя (по смерти Маркиона) подделка, так называемые псевдоэпиграфы, от возвышенного научного названия которых подлая сущность деяний святых и несвятых фальсификаторов нимало не меняется.
[1] Isser S. J. The Dositheans: Asamaritan Sect in Late Antiquity. — BRILL, 1976. — P. 33—34. — 223 p. — ISBN 90 04 04481 7.
