Вовка с отцом часто ходили к дяде Серёже, мускулистому гиганту с внешностью, усами и причёской модного тогда киноактёра Михаила Боярского. Тот на двухкассетном магнитофоне переписывал им свою бесценную коллекцию записей Владимира Высоцкого, на дефицитные кассеты «МК-90». Процесс был не быстрый, потому что чтобы переписать кассету надо было её полностью проиграть, все 90 минут, а кассет этих был не один десяток. Они раз за разом приходили к дяде Серёже, и он по одной кассете за один раз, под большим секретом, передавал им раритетные записи, которых не встретишь в продаже.
Мать дяди Серёжи была заслуженным учителем. У неё была отдельная квартира, неподалёку, на улице Вали Котик, а вся её комната, в которой Вовка с отцом тоже не раз бывали, была уставлена детскими подарками. Дома у родителей дядя Серёжа, как завзятый Кулибин, оборудовал себе свою гордость - самодельный тренажёр, огромного самопального монстра, сваренного из гнутого крашенного железа, с набором подвесных увесистых гирь с серьёзными весами. Всё-таки и сам он габаритов был весьма немаленьких и даже надо сказать очень внушительных. К сожалению, неудовлетворённый собственным положением и обстановкой дел в неумытой России, как всякий думающий человек в эпоху застоя, наполненный древнерусской тоской о Родине и бесцельности своего существования в ней, дядя Серёжа был подвержен традиционному пагубному пристрастию всей русской интеллигенции. А проще сказать он попросту безбожно пил.
По праздникам, с самого утра, дядя Серёжа с отцом Вовки, взятым для прикрытия, уединялись в беседке ближайшего детского садика. Дядя Серёжа заговорщики доставал из внутреннего кармана кожаной куртки бутылку Вермута и выпивал её прямо из горла, залпом. Вовкин отец участвовал в этом действии больше так, за компанию. Голубые белёсые глаза дяди Серёжи становились как бы мутными, словно их покрывало поволокой, на лицо наплывала улыбка долгожданного блаженства. В креплёном вине он глушил свою бесконечную тоску. Всё как пел Владимир Семёнович:
«…А гадость пьют — из экономии,
Хоть поутру — да на свои!..»
Несмотря на свою внешнюю красоту и огромные мускулы, а также доброту и сердечность, с женщинами у дяди Серёжи почему-то не складывалось. Очередную свою пассию он по традиции приводил к вовкиным родителям, приносил коньяк с шоколадкой, устраивал своеобразные смотрины.
- Ну как он? Что Вы может о нём сказать? - тайком, украдкой спрашивала очередная претендентка вовкину мать.
Одна из женщин запомнилась Вовке больше других. Была она очень симпатичная, лет тридцати пяти, высокая, стройная, одета в цветастое вязанное платье, крашенная блондинка, звали её Наталья. Отец с дядей Серёжей как раз куда-то вышли, вероятно выпить, а Вовка по причине своих малых лет в расчёт не шёл.
- Хороший человек, добрый, - отводя глаза говорила вовкина мать, - вот только… выпивает… Да нет, Вы не подумайте чего, он не алкаш. Человек приличный, образованный, работа хорошая, квартира своя, спортсмен… Просто… бывает за ним такое. Я Вам советую – возьмите его в свои руки, и всё у Вас будет хорошо.
- Понятно… - задумалась о чём-то своём Наталья, больше не проронив ни слова.
Вот так и приводил он изредка на смотрины то одну потенциальную невесту, то другую. Но ни с кем из них у него не сложилось, не слюбилось… Своих детей дяде Серёже Бог не дал, но он как родного сына воспитывал пасынка, сына его первой жены, Виталика. Дядя Серёжа в Виталике, что называется, души не чаял, старался всё для него делать. Виталик был высоким худым подростком, с длинными, модными по тем временами волосами, которые он смахивал со лба движением головы. Учился он в ПТУ, а потом загремел в армию, где к несчастью его ждала печальная участь.
Однажды он, когда чистил автомат в оружейке, нечаянно нажал спусковой крючок, а патрон как назло оказался в патроннике. И выстрел-то пришёлся в другую сторону, но… Пуля странным, мистическим образом срикошетила, отскочила от железной конструкции на противоположной стене и пробила бедному Виталику голову. Вошла она ему ровнёхонько в глаз, принеся бедному парню мгновенную смертью. Он даже и сообразить-то наверное ничего не успел. Страшная участь, что называется судьба…
*****
Смерть Виталика, стала для дяди Серёжи настоящим ударом. Он надолго ушёл в себя и топил свою боль на дне стакана, неделями, не выходя из запоя. Благо на работе относились к этому с пониманием, время такое было, жалели всех, на поруки брали… Вовка же до дыр заслушивал те самые кассеты «МК-90» с голосом Высоцкого и мог наизусть декламировать и «Канальчикову дачу», и «Случай на таможне», и «Я ещё хлебнул кваску и сказал «Согласный». Больше других ему нравилась «Соглашайся хотя бы на рай в шалаше», которую он мог слушать, прокручивая потом на обратной перемотке, раз за разом, до бесконечности. Папа Вовы аккуратно, с любовью, умудрялся вмещать длинные названия песен на шильдике кассеты, настолько крохотным почерком, что кроме как в микроскоп разглядеть эти надписи было невозможно.
Время стирает всё, заглаживает боль, вот и дядя Серёжа взял себя в руки, постепенно вышел из пике, и вернулся к своей обычной жизни. Вовка правда часто видел его в кино в рабочее время, куда он сбегал от опостылевшей работы, на которой нечего было делать. В кино школьники бегали после уроков и там неоднократно на него наталкивались. Днём в кинозале неподалёку крутили старые фильмы – «Два Капитана», «Человек-амфибия», старая цветная советская фантастика. Через какое-то время, после смерти дорогого Леонида Ильича, к власти в стране пришёл Андропов и люди в штатском стали делать рейды по кинотеатрам и ловить таких вот кадров, снижающих производительность труда в стране…
А дяде Серёже становилось всё грустнее и грустнее жить. В один из последних раз, когда Вовка его видел, он как всегда был навеселе и с упоением, взахлёб рассказывал, как был на той стороне Невы, на острове, и в лесу ему навстречу попались девушки. Они шли по двору тёплым осенним вечером, Вовка, дядя Серёжа и вокин отец, было хорошо, как бывает только в детстве.
- Нет, ну ты представляешь, Ромка, совсем бабы стыд потеряли! - почти кричал дядя Серёжа в нездоровом азарте, разгорячённый спиртным, - иду, значит, я по лесу на острове, на этом, Берёзовом, ну знаешь, на той стороне, а навстречу две профурсетки. Молодые, лет по двадцать, ржут, а сами в юбках и почему-то лифчиках, без маек. И подходят они ко мне, лифчики эти снимают, смеются, и на голову себе напяливают. Нет, ну ты можешь представить эту картину?
С годами дядя Серёжа, этот русский богатырь не потерял своей красоты, шарма Боярского и атлетической фигуры, несмотря на все запои, поэтому «профурсеток», стремящихся привлечь его внимание можно было понять.
- А ты говоришь «бабы» … Встретил ли я кого-то… Да они вон на каждом углу, даже в лесу, с лифчиками на голове.
Он улыбаясь смотрел на нас своими белёсыми, почти прозрачными, голубыми глазами в винной поволоке, а Вовка и не знал, что видит его в последний раз…
*****
Злополучный вечер случился буквально через пару недель. Как-то быстро стемнело, похолодало, налетел холодный осенний ветер, стал накрапывать промозглый дождь. В такое время на улицу никто не высовывает носа, природа плачет. Отец не пришёл в положенное время с работы домой. Его не было час, два, сотовых тогда ещё не выдумали, и Вовка с матерью беспокоились, до бесконечности вглядываясь в чёрное окно, за которым было темно, холодно и страшно, стараясь разглядеть вдалеке знакомый силуэт.
- Где его черти носят? - спрашивала недовольно мама.
- Может напился? – подкинул версию Вовка.
- На него не похоже… Вот ведь чёрт лысый, куда запропастился, где его теперь искать?
Тем временем пробило девять, потом десять, мать Вовки от соседки начала обзванивать знакомых, родственников, но всё безуспешно. Отца никто в этот вечер не видел. Ближе к полуночи он пришёл, понурый, серый, с изменившимся лицом.
- Где тебя черти носят! – накинулась на него вовкина мать, - Мы места себе не находим, а он гуляет, ты что пил, признавайся, пил?
- Да тише ты! Не пил я. Дядя Серёжа умер…
Фраза эта повисла в воздухе и потушила то негодование, которым были полны Вовка с матерью. В голове не укладывалось. Как Дядя Серёжа, этот огромный атлет, мог умереть. Ему всего-то тогда было тридцать пять лет, никаких болезней за ним сроду не водилось. На наши вопросы отец Вови только махал рукой, он тяжело переживал потерю единственного близкого друга. Наверное, с тех пор такой родственной души у него больше и не было…
На следующий день, немного отойдя он рассказал:
- Поехали они опять с тем приятелем за Неву, на Берёзовый остров, который он всё расхваливал…
- Господи, какой остров! На улице же холодрыга, того и гляди белые мухи полетят!
- Ну что ты, Серёжку не знаешь, ему же море по колено… Ну и короче никто точно не знает, как вышло. Ну выпили они, как водится, друг уснул, а Сергей толи купаться полез, толи ещё как-то его в воду ночью занесло, никто толком не знает… Ну и утонул он. Друг проснулся – его нигде нет, стал искать, глядь, а его тело уже недалеко к берегу прибило… Надежда Васильевна, матушка его, конечно в трансе, я у неё и просидел вчера всё время допоздна...
Вот так и ушёл дядя Серёжа, а в память о нём остались только те самые кассеты «МК-90» с песнями Высоцкого, которые он записывал для вовкиного отца...