Период 1937 – 1938 гг. в истории нашей страны характеризуется как период массовых репрессий.
Дальневосточные корейцы были одними из первых народов Советского Союза, испытавшими на себе массовую депортацию, после них последовали десятки других: немцы, курды, крымские татары, поляки, чеченцы и т. д.
С момента появления в пределах России корейцы с определенной периодичностью всегда вызывали подозрения. О том как появились корейцы в России мы рассказывали в одной из предыдущих статей.
Еще в 1911 – 1916 гг. предпринимались попытки выселить корейцев из дальневосточных районов России в глубь страны, которые окончились безрезультатно [1]. Возможно, стереотип «ненадежности» в образе корейцев никогда не проходил. Просто в определенные периоды он «заглаживался» экономической пользой от них, а в советский период – политикой «дружбы народов».
В конечном итоге, предвоенная ситуация во второй половине 1930-х годов в очередной раз обострила старый вопрос в отношении благонадежности корейцев. В определенный момент нагнетающая угроза нападения со стороны Японии в совокупности с внутриполитическими факторами фактически определила приоритеты властей в предвоенной стратегии ликвидации угроз на советском Дальнем Востоке.
21 августа 1937 г. вышло постановление № 1428-326сс СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края» в целях «пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край» [2].
Депортации предшествовали две статьи в газете «Правда» от 16 и 23 апреля 1937 г. о японском шпионаже на советском Дальнем Востоке. В них подчеркивалось, что японские шпионы орудуют в Корее, Китае, Маньчжурии и СССР и что для шпионажа используются китайцы и корейцы, маскирующиеся под местных жителей [3].
Здесь встает вопрос о том, насколько оправданными были предположения советских властей о пособничестве корейцев ДВК японцам.
Наверно, подобные подозрения могли иметь место в виду этнической схожести корейцев и японцев и трудной их идентификации со стороны русского населения. Даже несмотря на то, что сами корейцы в большинстве своем относились к японцам отрицательно, это вряд ли могло гарантировать, что среди корейцев в ДВК действительно не укрывались и не вели свою работу японские шпионы. К тому же советским властям попросту было некогда разбираться и высчитывать вероятность шпионажа среди корейцев, проще было обвинить их в этом заранее, и тем самым наперед обезопасить себя от проявлений шпионажа фактического.
Депортация порядка 170 тыс. корейцев, проживавших на тот момент в дальневосточных регионах СССР, проходила преимущественно в Казахстан и Узбекистан, однако отдельные группы переселенцев попадали и в пределы европейской части России, например в Астраханскую область. Так, документально зафиксирован факт передачи для размещения астраханским предприятиям Госрыбтреста 520 корейских семей в количестве 2871 человека, которые учитывались как поселенные в Казахстан [4].
16 сентября 1937 г. СНК Узбекистана принял постановление «О расселении корейских хозяйств» [5]. Всего к 10 ноября 1937 г. в Узбекистане было расселено 16 307 корейских хозяйств [6].
Переселение обусловило радикальные изменения во всех сферах жизни корейцев. В большинстве своем они ни морально, ни физически (особенно старики и дети) не были готовы к переселению. Судя по секретным спецсообщениям НКВД, некоторые корейцы разочаровывались в советской власти [7]. Но все же гораздо больше их беспокоила судьба оставленного ими имущества. Кроме того, они испытывали определенный страх перед неизвестностью того, что ждет их в Средней Азии.
В советской исторической литературе, в условиях, когда документы о депортации корейцев были засекречены, в качестве причины депортации называлась потребность в освоении необжитых земель Средней Азии и Казахстана и ареала возделывания риса на этих территориях. Среди современных взглядов Г. Н. Ким также считает возможным то, что размещение переселенцев преимущественно в южных областях Казахстана и республиках Средней Азии предусматривало занятие ими традиционной сельскохозяйственной деятельностью: рисоводством и овощеводством[8].
Как известно, до депортации корейцы внесли большой вклад в развитие сельского хозяйства на русском Дальнем Востоке. Из Кореи они перенесли на новую родину традиционные корейские сельскохозяйственные культуры и методы земледелия [9]. Поэтому переселение корейцев в Среднюю Азию в качестве специалистов, способных поднять в регионе определенные отрасли сельского хозяйства, также можно принимать во внимание.
Н. Ф. Бугай[10], В. Ф. Ли[11] указывают на превентивный характер депортации. Продолжая их мысль, Г. Н. Ким и Д. В. Мен выделяют следующие причины депортации[12]:
– к 1937 г. корейское население было в значительной степени интегрировано в общественно-политическую, экономическую и культурную жизнь Дальневосточного края. Однако характер их пространственного размещения – довольно компактные районы со значительным или преобладающим удельным весом корейского населения – вызывал беспокойство и не соответствовал принципу «разделяй и властвуй»;
– образование в 1934 г. Еврейской автономной области могло бы повлечь за собой требования корейского населения Дальневосточного края создания своей национально-государственной автономии;
– насильственное переселение корейцев в глубь страны, на тысячекилометровое удаление от границ с Кореей и Маньчжурией, могло преследовать также определенные политические и экономические цели. Можно предположить следующее: во-первых, переселение в Среднюю Азию и Казахстан, площадь которых в десятки раз превышала территорию Дальневосточного края, означало автоматически дисперсию и раздробление групп корейского населения в районах вселения. Во-вторых, в Казахстане и Средней Азии в результате преступных методов форсированной, сплошной коллективизации без учета специфического уклада хозяйствования погибли миллионы людей, а сотни тысяч откочевали за пределы своих республик и страны. Таким образом, здесь возник острый дефицит трудовых ресурсов, который частично восполнялся переселенцами, в данном случае корейцами.
Что касается внешнеполитических факторов, стоит отметить мнение Г.В. Кана, который пишет о том, что советские корейцы стали заложниками дальневосточной политики СССР в целом. При этом он ссылается на сближение основных политических сил Китая: компартии и гоминьдана с Советским Союзом, завершившееся подписанием 21 августа 1937 г. советско-китайского договора о ненападении. По его мнению, «депортацию корейцев под предлогом «пресечения проникновения японского шпионажа» следует рассматривать как один из моментов «большой политики», как демонстрацию Советским Союзом твердости своих союзнических отношений с Китаем, своих отношений с Японией, своих позиций в дальневосточной политике»[13].
В Европе набирала силу гитлеровская Германия, на Дальнем Востоке все активнее проявлялась милитаристская политика Японии. Сталин, осознавая приближение войны и свою неподготовленность к ней, пытался маневрировать между полюсами предстоящего конфликта. Возможно, он намеревался как можно дальше отодвинуть время вовлечения СССР в войну и шел на определенные уступки, как с Германией на Западе, так и с Японией на Востоке. Так, по мнению профессора М.Н. Пака, политической уступкой могло быть полное изгнание антияпонски настроенных корейцев из ДВК [14].
Из всего комплекса подходов мы бы хотели выделить два основных фактора, которые вероятнее всего могли повлиять на решение властей о депортации корейцев из ДВК:
1. На территории ДВК имелись плотные и густонаселенные этнические районы корейцев, находившиеся преимущественно в приграничных с Кореей районах, что не могло не вызывать беспокойства у советских властей. В Посьетском районе Приморья удельный вес корейцев составлял 90%
2. В условиях усложнявшейся обстановки депортация могла являться элементом военной или, вернее, предвоенной тактики.
Некоторые ученые, занимающиеся изучением вопроса о депортации, акцентируют внимание на ошибках в организации переселения, ставя под сомнение целесообразность насильственного переселения. В этой связи особое внимание ими акцентируется на следующих аспектах:
– во-первых, условия, в которых перевозились корейцы. В частности, акцент делается на том, что переселение осуществлялось в железнодорожных товарных вагонах, предназначенных для перевозки скота и наспех переоборудованных для людей;
– во-вторых, депортация была осуществлена за относительно короткий срок, что повлекло за собой массу ошибок и недочетов, таких, как плохое медицинское обслуживание, нехватка жилья;
– в-третьих, общая неподготовленность Казахстана и Узбекистана к приему столь большого количества переселенцев, а также общая неудовлетворительная организация работ по расселению.
Местные власти в среднеазиатских республиках попросту оказались не готовыми к приему столь большого количества людей. При этом постановление СНК Узбекистана от 11 января 1938 г. «О мероприятиях по трудоустройству корейских переселенцев» обязывало народные комиссариаты и учреждения, причастные к размещению и обустройству переселенцев, в плане на 1938 г. осуществить мероприятия по скорейшему трудоустройству корейских переселенцев и обеспечению их всеми видами обслуживания [15].
Но в ходе работ по обустройству переселенцев на новых местах проявились существенные недочеты. Должным образом не было организовано санитарное обеспечение переселения, а также не были выполнены или выполнены неудовлетворительно работы по обеспечению корейцев всем необходимым в местах вселения. Неподготовленность властей проявилась и на местном уровне.
Первые годы на новом месте сопровождались повышенной смертностью, вызванной экстремальными природно-климатическими условиями, жилищной неустроенностью, недостаточным питанием, слабым уровнем, а зачастую отсутствием медицинской помощи, лекарственных препаратов и т.п. Во многих корейских переселенческих колхозах были распространены различные эпидемические болезни, массовые желудочно-кишечные и простудные заболевания с обширными летальными исходами[16].
Недоработки в организации переселенческих работ отчасти можно объяснить и тем, что корейцы были первыми, кто в массовом порядке подвергся насильственной депортации. Именно на них отрабатывались механизмы осуществления политической меры подобного рода и такого масштаба, которые затем коснулись и других народов, попавших в категорию «неблагонадежных».
Использованная литература
[1] См.: Кириченко А.А. О первом выселении корейцев// 1937 год. Российские корейцы. М., 2004. С.215 – 238.
[2] Белая книга о депортации корейского населения России в 30 – 40-х годах. М., 1992. С. 64.
[3] Ким Г.Н. Депортация и ликвидация национальных учебных заведений// http://world.lib.ru/k/kim_o_i/ch4rtf.shtml 2008.
[4] Свидетельства очевидцев// Нива. 1997. № 4. С. 24, 27, 29// Ссылка по: Ким Г.Н. Депортация корейцев в Казахстан// http://wrldlib.ru/k/kim_o_i/tyk5rtf.shtml 2004.
[5] ЦГА РУз, ф. 837, оп. 32, д. 587, л. 1 – 7.
[6] Там же, д.593, л.91.
[7] Спецсообщение №16. По переселению корейцев 3-й очереди по ДВК по состоянию на 14.10.37// Белая книга о депортации корейского населения России в 30 – 40-х годах. М., 1992. С. 136 – 140.
[8] См.: Ким Г.Н. Социально-культурное развитие корейцев Казахстана: Научно-аналитический обзор. Алма-Ата, 1989. С. 10 – 11.
[9] См.: Бэ Ын Гиёнг. Участие корейцев в развитии экономики Дальневосточного региона (20 – 30-е годы ХХ в.) // 1937 год. Российские корейцы. С. 153 – 166.
[10] См.: Бугай Н.Ф. Трагические события не должны повториться (К вопросу о положении корейцев в СССР в 30-е гг.)// Актуальные проблемы российского востоковедения. М., 1994.
[11] Белая книга о депортации корейского населения России в 30 – 40-х годах. С. 65 – 66.
[12] Ким Г.Н., Мен Д.В. История и культура корейцев Казахстана. Алматы, 1995. С.8 – 9.
[13] Кан Г.В. История корейцев Казахстана. Алматы, 1995. С. 46 – 47.
[14] Пак М.Н. О причинах насильственной депортации советских корейцев Дальнего Востока в Центральную Азию // Дорогой горьких испытаний (К 60-летию депортации корейцев России). М., 1997. С.31.
[15] ЦГА РУз, ф. Р-837. оп. 32, д. 589, л. 23 – 28.
[16] См.: ЦГА РК, ф. 1208, оп. 1, д.30, л.81; ГАКО, ф.18, оп. 1, д. 164, св.13// Ссылка по: Ким Г.Н. История просвещения корейцев России и Казахстана. Вторая половина XIX в. – 2000 г. Алматы, 2000. С. 149.