20 февраля дивизии 6-го стрелкового корпуса вышли к восточным пригородам Кривого Рога. Ночная атака без предварительной артподготовки оказалась для противника неожиданной. Уже через час наступающие части овладели станцией Мудрёная и вышли к реке Саксогонь. Вражеская группировка в северо-восточной части города оказалась отрезанной. На участке Антоновской дивизии гитлеровцы решили пробиться за реку Ингулец. Они ринулись двумя плотными колоннами, имея впереди в качестве тарана танки и бронетранспортёры. Разгорелась кровопролитная схватка.
Утро загоралось на востоке багровым холодным пламенем. Всю ночь шёл мелкий дождь вперемежку со снегом. Начавшийся было ветер утих и вместе с проблесками дня откуда-то накатился не по-утреннему тёплый воздух. На низких местах и в лощинах закурились туманы, задымилась речушка, недавно сбросившая с себя ледяные оковы. Речушка была тихая и мелкая, она на западе впадала в Ингулец, огибая небольшое село, в самых глубоких местах по колено, но она безмолвно текла в этих краях много веков и за свою долгую жизнь промыла довольно широкое русло. По длинным отлогим склонам её берегов росли древние редкие сосны, земля под ними поросла густым разнотравьем, которое выглядывало сейчас из-под кучек грязного снега сросшимися тугими волокнами. Пашка Химков шёл впереди, эта речушка чем-то напомнила ему Быструю в его родной Шадринке, хотя не была похожа на неё ни нравом, ни обликом, и всё же сердце его больно защемило и ещё более стал ему противен этот старик, шагающий впереди и упирающийся на свою страшную трость. Он торопливо хромал, полы его шинели намокли и отяжелели, он по-бабьи задрал их, зажимая в кулаке, а другой рукой на ходу часто тыкал тростью в землю. Их колонну разбили ещё на подъезде к Долгинцеву, когда в три часа ночи советские войска стали штурмовать город. Теперь жалкие остатки команды абвергруппы -101 разбежались в разные стороны, пытаясь из последних сил спастись от окружения, а Кузьменко вместе со своей охраной слишком поздно сориентировался в этой вакханалии и теперь с небольшой группой, состоявшей из предателей-полицаев, бежал вдоль русла реки на соединение с атакующей группировкой фашистов. Сапоги его были облеплены грязью и всяким мусором, грудь с хрипом вздымалась, по дряблым, разопревшим щекам ручьями тёк пот.
За тёмным зевом леса были слышны автоматные очереди, там шёл бой с прорвавшимися мотоциклистами и части 6-го стрелкового корпуса уже напирали и вытесняли противника из этой местности к обрывистым берегам. Они торопливо уходили в сторону от этого боя, - впереди Кузьменко, потом Химков, за ними, а так же справа и слева кучей двигались полторы дюжины солдат из взвода охраны. Влажный воздух то там, то тут пропарывали автоматные очереди, которые подбирались уже совсем близко и Кузьменко испуганно мотал растрёпанной головой из стороны в сторону и хрипел:
- А, чёрт... Проклятье! - и всё ниже припадая на раненую ногу, старался идти быстрее.
Солдат в советских формах они увидели неожиданно слева от себя, за речушкой. Вынырнув из неглубокого леска, они, стреляя на ходу, бежали к ним по отлогому косогору. Их было немного, всего несколько человек, но кто мог сказать, сколько их ещё прорвалось в лесополосу от железной дороги!
- Химков, что не видишь, слева от тебя прорвались?! - прохрипел старик не останавливаясь.
Химков залёг возле редких кустиков и стал поливать из автомата эту кучку солдат, которые тоже залегли на другой стороне и выжидающе, берегли патроны.
- Султанбек!.. Остановить их, не пускать сюда за реку! - кричал Кузьменко своему охраннику, толстому краснолицему, не то калмыку, не то узбеку.
Этот злой и безжалостный человек, добровольно сдавшийся в плен в первый же день войны где-то в Белоруссии, прокричал что-то на своём языке и кинулся через речушку на противоположный берег. За ним последовали ещё пятеро, но тут же были сражены автоматной очередью, но Султанбек всё ещё огрызался тугим треском своего оружия и поливал огнём своих ненавистных врагов.
По склону косогора тоже росли редкие деревья, между ними, перебегая от ствола к стволу и отстреливаясь, мелькали какие-то люди. Кузьменко, развернувшись к ним, понял, что это люди его охраны и поспешил сказать своему помощнику Химкову, чтобы тот срочно помог им:
- Займите же оборону, чёрт возьми!.. - орал он. - Помогите им!
Он понимал, что наступавшие справа советские части могут отрезать их от единственного прохода от реки к густой лесополосе, по которой он планировал выскочить на позиции своей мотопехоты, от которой отстал по причине разбитого транспорта. Кузьменко терял при быстрой ходьбе последние силы, но не останавливался.
- Нечипоренко! Возьми с собой пятерых из моего взвода, давай, живо!
Нечипоренко, молчаливый и старательный мужик, неспеша выбрал себе подходящих ребят и, перекрестившись, трусцой побежал вперёд, забирая вправо, навстречу всё усиливавшемуся автоматному огню. Очереди хлестали слева, куда Химков послал помощь, чтобы удержать наступающих от реки, трещали справа, куда скрылся со своими людьми Нечипоренко, свистели над головами Кузьменко и Пашки, пока никого не задев.
- До леса, до леса!... - хрипел старик, понимая, что с ними осталась лишь небольшая горстка солдат.
Кузьменко, за ним Химков и ещё восемь человек из его взвода обогнули невысокий курганчик, густо поросший кустами. И здесь, справа от себя, увидели нескольких человек, скатывающихся по косогору к берегу. Они отстреливались короткими очередями, группами по два-три человека сбегали немного вниз, падали на рыхлый снег, стреляли, прикрывая от наседавших советских солдат двух-трёх своих. Несколько человек уже лежало на самом берегу, остервенело отстреливаясь.
- Сколько же их там, проклятых, прорвалось?! - скулил старик и бросил взгляд на ещё одного скатившегося.
Кузьменко сразу узнал в нём своего сына, который беспорядочно начал стрелять из автомата по кустам и на бегу, двинулся в сторону Химкова и своего бати, а тот невольно остановился, чтобы перевести дух и спросил у подбежавшего к нему сына:
- Сколько их ещё там?
- Неизвестно, но много... - и снова вскинул свой автомат.
Потом он, остерегаясь пуль, разогнулся в полный рост, закричал на людей, сопровождавших его отца:
- А вы что, не видите, что происходит?.. Химков, отдай их мне, а вы обойдётесь!
- Я тебе послал на помощь людей, теперь не могу, сами уходим с трудом...
Кругом стоял автоматный треск, голосов было почти не слышно. Сорокин выдохнул прямо в лицо отцу:
- Шкуру свою спасаешь, сволочь!..
- Не сметь!.. - взвизгнул тот и дёрнул из земли по привычке свою трость.
Сорокин, сплюнув, усмехнулся, и крутанувшись на каблуках, не обращая больше ни на кого внимания, прикрываясь росшими вдоль берега кустарниками, побежал к лесу.
Кузьменко последовал за ним, мелко семеня ногами, Химков шёл крупно, не торопясь, но поспевая за стариком. Стрельба шла то на убыль, то поднималась вспыхнувшей волной. Сзади трескотня и крики не отдалялись, ползли следом за ними из леса, значит Сорокин, огрызаясь, отступал со своими солдатами. Вот и тёмная стена лесополосы почти рядом, видимо, они всё-таки выскользнут живыми и невредимыми из этой каши. Как Химкову хочется надеяться на это? Ведь все усилия он приложил к тому, чтобы остаться живым на этой войне: предательство, ложные доносы на своих же товарищей, карательные походы и расстрелы мирных жителей, а так же живьём закопанные женщины и дети под Апостолово. Всё, всё попробовал Пашка за свою предательскую службу, а теперь почему-то пришло равнодушие... Автомат, из которого он сегодня стрелял по своим русским, тяжело болтался на шее. Он снял его, накинул ремень на плечо, равнодушно прислушиваясь к очередям за спиной, достал фляжку со спиртом, глотнул на ходу. Вот он и спасительный лес, но тут из его чёрной пасти затрещали навстречу им выстрелы, почему-то одиночные.
- Обошли!.. Проклятье!.. - и Кузьменко громко завопил.
Он тяжело взмахнул своей тростью и упал на мокрый снег лицом вниз.
- Я ранен, Химков!.. Ранен!
Пашка, сдёрнув с плеча автомат, тоже упал. Меж стволов деревьев совсем близко мелькнуло две фигуры, Химков полоснул по ним.
- Я ранен, помоги мне!..
- Не скули, как баба! - это проговорил уже Сорокин, подбежав к ним сзади и ткнувшись в землю.
Теперь стрельба шла со всех сторон, советские части наступали организованно по открытой местности, обходя справа лесополосу и выходя передовыми отрядами к реке.
Сорокин, плотно, как змея, прижимаясь к земле, пополз в сторону, Химков немного помедля, пополз за ним.
- Не бросайте меня!.. - раздалось сзади. - Расстреляю подлецов!
Эта смешная команда в данной ситуации никого не могла разбередить, но Пашка всё же остановился и дождался своего "благодетеля". Потом подхватил его под мышки и, упираясь в мокрую жижу из снега и грязи, пополз дальше, волоча стонущего Кузьменко. Шинель его от левого плеча и вниз была сильно окровавлена, но кровь уже перестала сочиться. Овражек был недалеко и Пашка со стариком кулями свалились в него. И уже на дне к ним сверху свалился Сорокин. Там на поляне перед лесом шёл яростный бой и уже приближался сюда к овражку.
- Время теряем! - крикнул Сорокин. - Быстрее наверх! Ну, же!
Химков подхватил старика и обратно поволок его за собой.
- Ты долго будешь с ним канителиться?! - скрипнув зубами произнёс сын этого тщедушного немецкого полковника.
У того мгновенно вспучились глаза и отвалилась челюсть. Забыв про боль, он, опираясь на здоровую руку, стремительно пополз к отвесной стене оврага, пытаясь сам выбраться на верх. Сорокин лязгнул затвором автомата.
- Ты что с ума-то сходишь?! - прикрикнул на него Пашка. - Это же твой отец?
- Вот именно, что мой!.. Негоже моему отцу советам в руки живым доставаться, - и нажал на спуск с совершенно спокойным и холодным лицом.
Он прошил насквозь короткой очередью хилую грудь Кузьменко. А через секунду его тело с куском оттаявшей земли, отставшей от края овражка, упало на дно. Всё произошло за несколько секунд и Пашка даже не успел Сорокину помешать, да и не очень-то он этого и хотел, не смотря на умоляющий вопль старика. Теперь же он стоял над этим неугомонным когда-то дедом и смотрел на его открытые и удивлённые глаза. Химков понимал, с каким страшным и жестоким человеком он теперь находится рядом в одной связке, он медленно поднял взгляд на Сорокина и передёрнул плечами, по которым прошла холодная судорога. Теперь уже точно от него не отвертишься, теперь Пашка принадлежал ему со всеми потрохами, он его собственность и будет выполнять команды этого жестокого человека, пока хватит сил.
Между тем угроза прорыва значительного количества наших сил на правый берег реки Ингулец ещё более снизила волю противника к сопротивлению в городе. Там стороны поливали друг друга вдоль улиц и зданий всеми видами огня, сходившись грудь с грудью. Антоновцы дрались с завидным упорством и остервенением. Чтобы окончательно дезорганизовать врага и использовать благоприятно складывающиеся условия для овладения городом, командарм направил в ночь на 21 февраля во вражеский тыл 6-й штурмовой батальон, куда строгий генерал Антонов безжалостно собрал всех провинившихся в бою солдат и офицеров. Укомплектованный за различные провинности в основном офицерским составом, этот батальон начал атаковать город без предварительной артподготовки и спустя сутки дал дорогу главным штурмовым силам ценой огромных потерь. Действия штурмового батальона оказались весьма результативными. Воспользовавшись тёмным временем суток и начавшимся снегопадом, он проник на 6 километров в глубину обороны гитлеровцев, внезапным ударом овладел станцией Червонная, а затем пассажирским вокзалом Кривого Рога. Против батальона фашисты бросили значительное количество сил, в том числе танки и бронетранспортёры. Подразделения штурмового батальона отражали их натиск, закрепившись в домах. Вскоре на помощь подошли линейные части.
К исходу дня 22 февраля войска 46-й и 37-й армий совместным натиском выбили врага из Кривого Рога. Штурмовой батальон с искупавшими различные провинности заметно поредел.
- Потери в боях неизбежны. Главное, чтобы они не были напрасными, - говорил генерал Антонов после семи дней трудного наступления. - Теперь левофланговыми соединениями дивизии нужно захватить плацдарм на реке Ингулец, южнее Кривого Рога. Первыми форсировать эту реку и расширить захваченный на правом берегу Ингульца участок железной дороги на Кривой Рог-Александров Дар (Рахмановка).
Приказ был выполнен. На этом рубеже дивизия в начале марта закрепилась. На плацдарм начали переправляться другие соединения в том числе 20-я гвардейская стрелковая дивизия, в командование которой вступил генерал-майор Дрейер. Южнее, в районе населённого пункта Широкое, создали плацдарм соединения 8-й гвардейской армии. Командование фронтом ставит ей задачу расширить захваченную зону на западном берегу Ингульца до рубежа Зелёная - Гороховатка и отсюда быть готовой к общему наступлению в направлении Троицкое, Сафоново, Новый Буг. Отразив контратаки, соединения армии к 3 марта почти во всех пунктах достигли указанного рубежа.
Таким образом, войска 3-го Украинского фронта заняли за Ингульцом выгодное исходное положение для нанесения по врагу новых ударов, для проведения очередной наступательной операции.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.