Рассказ
Однажды в воскресенье электрик Пряников, как обычно, неторопливо просматривал за чаем районную газету. Он густо сдобрил ломтик макового батона маргарином, обильно полил его брусничным вареньем из декоративной чайной ложечки, надкусил… да так и застыл с куском во рту, обнаружив в разделе «Объявления» прелюбопытную информацию…
Нет, не с этого нужно начать наш рассказ. Начать нужно с другого события. А Пряников пусть-ка пока доедает свой аппетитный бутерброд – не будем ему мешать.
Начнём мы с вами, господа-товарищи, вот с чего.
После того как в России заметно увеличилось число террористических актов и других особо тяжких преступлений, правительство решило провести референдум об отмене моратория на смертную казнь. В это трудно поверить, но девяносто процентов населения страны поддержало правительство и проголосовало «за». Вскоре вслед за этим был пересмотрен российский Уголовный кодекс, и наказания за многие преступления были ужесточены. Большинство всех злодеяний каралось высшей мерой – лишением жизни. Ну, а чтобы поскорее разделаться с огромным наплывом преступников, попавших под эти статьи, решено было временно организовать при всех районных и областных Отделениях внутренних дел Особые совещательные отделы (ОСО), которые наделили полномочиями проводить ускоренные разбирательства и выносить смертные приговоры. В состав ОСО входило три представителя МВД. Присутствие адвокатов, присяжных заседателей, общественных защитников и прочих гуманистов, да и самих подсудимых, при разбирательстве уголовных дел категорически воспрещалось. Для наиболее быстрого приведения смертных приговоров в исполнение, в структуру МВД были введены новые штатные единицы – уполномоченные исполнители.
Вот тут-то и случился конфуз, не предусмотренный государством. Ведь что получилось-то: законы издали, карательный механизм запустили, но откуда взять огромную армию уполномоченных исполнителей? Ведь до недавнего времени в МВД и ставки-то такой не было.
После недолгих раздумий решено было набрать исполнителей из числа простых обывателей. Разместили во всех государственных газетах объявления о наборе добровольцев. Посулили большие оклады, льготы, дополнительный отпуск за вредность и прочее. Вот подобное-то объявление и попало на глаза нашему Пряникову в воскресенье за утренним чаем. Теперь-то вы понимаете, чему так удивился и чем так заинтересовался наш знакомый? Кстати, как он там – доел свой бутерброд? Давайте-ка навестим его снова.
Пряников тем временем набил брюхо. Сидел в кресле-качалке, поглаживал огромного сибирского кота, уютно расположившегося на хозяйских коленях, и вёл неторопливую беседу с супругой Мариной Никифоровной:
– Решил, мать, – пойду исполнителем. А чо – оклад приличный и, опять же, «Волгу» персональную дают, шофёра. Форму… Ага. Путёвку в Кисловодск бесплатную. За вредность…
– Ой, не знаю я, отец, не знаю, – вздыхала Марина Никифоровна, вывязывая крючком новую салфетку под чайник. – Оно-то навроде как и хорошо – «Волга», Кисловодск… Да только боязно-то, небось, убивать их – горемычных.
– Да… – мечтательно закатив к потолку маленькие круглые глазки, бормотал Пряников. – А в Кисловодске-то благодать… Фрукты, шашлыки, нарзан бесплатный…
– И опять же неизвестно, как их там убивают – стулом электрическим аль по старинке – пулей.
– Да хоть бы и стулом, – оторвался Пряников от курортных грёз. – Оно ещё и лучше. Я ж электрик. У меня допуск имеется. А жалеть их, мать, нечего – они преступники. Им только туда и дорога – на тот свет.
Допуск Пряникову не пригодился. Преступников, в целях экономии электроэнергии, решено было, как и прежде, до установления моратория, расстреливать из пистолета. И хоть Пряников отродясь оружия в руках не держал, на работу его, ввиду катастрофической нехватки кадров, приняли. Отправили в область на двухнедельные курсы, выдали обмундирование, табельный пистолет и удостоверение с тиснёным золотом двуглавым орлом.
Каждое утро ровно в восемь ноль-ноль под окнами его дома останавливалась чёрная «Волга», и Пряников отправлялся на службу в местное ОВД, в подвале которого был оборудован его персональный кабинет. До двенадцати часов дня Пряников, не покладая рук, трудился, исполняя приговоры ОСО. В обед приходила, гремя вёдрами, баба Маня и начинала уборку.
– Опять загадил тут всё, ирод проклятый, – ворчала старуха, оттирая тряпкой прикипевшие к стенам человеческие мозги. – Метил бы куда-нибудь в сердце. Так нет жешь, этому душегубцу обязательно в голову стрельнуть надо – чтоб брызги разлетелись.
– Не положено, баб Маня, в сердце, – вразумлял Пряников старуху, отхлёбывая обжигающий чай из гранёного стакана, сунутого в ажурный металлический подстаканник. – В инструкции чётко сказано: выстрел осуществлять в лобную часть черепной коробки…
– В инструкции яму сказано, – не унималась баб Маня, – а мне вона отдраивай эту дрянь теперь чем хочешь. А порошку всего пачку дают на месяц. Икономят, ити их мать. И пол вона уделал железяками своими, – бубнила уборщица, заметая на совок тёплые стреляные гильзы.
Покончив с уборкой, баба Маня исчезала за дверью, и Пряников ещё долго слышал в коридоре её удаляющиеся причитания, перемешанные с сухим старушечьим кашлем.
После обеда Пряников усаживался за стол и проводил вторую половину дня за составлением отчётов.
Шло время. Пряников мало-помалу становился всё более уважаемым человеком в городе. По праздникам он надевал парадную форму с блестящими гербовыми пуговицами и нашивкой на правом плече в виде мёртвой головы и надписью «Уполномоченный исполнитель». Неспешной походкой прогуливался по главной улице райцентра в окружении супруги и четырёх отпрысков, наряженных в кружевные одежды. Приветствовал знакомых чуть небрежным кивком головы, слегка приподнимая при этом фуражку. Важно пыхтел, краснел лицом и покрывался испариной от переполнявшего его достоинства.
Он разменял свою тесную комнатёнку в малосемейке на просторную трёхкомнатную квартиру в новом девятиэтажном доме. Купил дачу за городом. Развёл на ней гладиолусы и зеркальных карпов в небольшом пруду. Детей перевёл из обычной средней школы в престижную гимназию с углублённым изучением латыни. Нанял частного преподавателя музыки, кой стал обучать его чад игре на виолончели.
Каждое лето Пряников теперь непременно отправлялся в санаторий в Кисловодск, где они с супругой Мариной Никифоровной подлечивали нервы, на которые они, впрочем, не особенно-то и жаловались.
Жизнь у Петра Семёновича Пряникова была безоблачной и безмятежной. Пока однажды не произошло одно пренеприятнейшее событие…
– Меня, мать, к следователю службы собственной безопасности завтра вызывают, – обратился как-то Пряников к супруге во время традиционного просмотра вечернего сериала.
– Ну, что ж, сходи, коль вызывают, – пробормотала Марина Никифоровна, не желая отвлекаться от интересного момента. – Может, сверхурочную предложат или халтурку на выходных…
– Какую халтурку, дура?! – вскипел Пряников и пультом отключил у телевизора звук. В комнате стало оглушительно тихо. – Какую халтурку? – ещё раз повторил он уже более спокойно. – Меня б тогда к нам в отдел вызвали, к заместителю начальника ОВД по исполнению особых приговоров. А тут – ОСБ. Не к добру это, мать. Чувствую я неладное, понимаешь? Чувствую…
Предчувствие не обмануло Пряникова. Ничего хорошего визит в Отдел собственной безопасности ему не принёс. Более того – его вдруг неизвестно на каком основании передали в Особый совещательный отдел и зачитали приговор за предумышленное убийство и, арестовав, отвели в изолятор временного содержания, где он должен был дожидаться расстрела.
Пряников весь день находился в состоянии тяжелейшего беспокойства: не ел, не пил, не прилёг на нары. А поздно ночью дверь в его одиночку скрипнула, приоткрылась и впустила председателя ОСО, зачитывавшего ему сегодня приговор.
– Никак не могу уснуть, понимаете ли… – начал извиняться председатель. – Не спится. Вот и решил попроведовать вас, Пётр Семёныч. Вам-то, надо полагать, тоже не до сна.
– Да какой уж тут сон, – тихо ответил Пряников, сглотнув сухую слюну. – Такое творится... Обвинили не бог весть в чём. Арестовали...
– Да, да, так я и думал, так я и думал, – задумчиво произнёс председатель, усаживаясь на привинченный к полу металлический стул. Он помолчал немного, затем вынул из кармана блестящий серебряный портсигар, развернул его и протянул Пряникову, предлагая угоститься.
– Спасибо, не курю, – отказался тот, немного замявшись, – у меня астма, врачи не рекомендуют.
– Понятно, понятно, – снова словно бы сам с собою чуть слышно заговорил председатель и, подкурив сигарету, обратился к узнику. – Так говорите, Пётр Семёныч, обвинили вас неизвестно в чём? – Он выпустил в лицо Пряникову густую струйку дыма. – Извольте, но разве не вы приводили в исполнение приговоры нашего отдела?
– Я, конечно же, я, – торопливо зашептал Пряников. – Расстреливал, истязал. Не спорю. Не смею скрывать. Но ведь это были бандиты, убийцы. Я же во благо отчизны, во благо трудящегося народа старался.
– Полноте, Пётр Семёныч, – захохотал председатель. – О каком народе вы говорите? На благо мошны своей старались! А? Пётр Семёныч? Если откровенно? На «Волгу» персональную купились? На санаторий в Кисловодске?
Пряников молчал. Верхняя губа его немного дрожала в нервном тике.
– Положение в обществе, форма с пуговицами… – продолжал председатель, пуская изо рта расплывчатые колечки дыма. – Это, конечно, нормальные человеческие желания. Чего уж там. Все мы не без греха. Но за всё нужно отвечать, Пётр Семёныч. За всё нужно платить!
– Так я и платил, гражданин начальник, платил, – начал торопливо оправдываться Пряников. – Вы думаете это легко – на курок всю неделю нажимать. У меня же три операции уже на указательном пальце было. До кости стёр. А плоскостопие, а хронический ревматизм? Разве это не достойные жертвы. Я же общество освобождал от нелюдей.
Председатель побледнел, нервно отшвырнул дымящуюся сигарету в угол камеры и подскочил к Пряникову:
– Мозоль на пальце натёр, говоришь?
Тяжёлый удар кулака сбил Пряникова с ног. Он рухнул на нары и, обхватив лицо руками, жалобно заскулил.
– Встать! – Председатель схватил Пряникова за волосы и поставил в исходное положение. Тот замер, испуганно напрягшись в ожидании нового удара.
– Я ведь так и думал, что ты ничего не поймёшь, – продолжил председатель, успокаиваясь, и извлекая из портсигара очередную сигарету. – Поэтому и пришёл. Ты говоришь общество от нелюдей очищал? А сам-то ты кто? Чем ты лучше расстрелянного тобой маньяка-геронтофила, насиловавшего старух? Чем ты лучше террориста, захватившего самолёт? Насильник был душевнобольным. Государство твоё сэкономило на его содержании в дурдоме, за колючей проволокой, где ему и положено быть, и он стал жить согласно своей больной, извращённой философии в этом непонятном, чужом для него мире. Террорист, до того как его завербовали бандиты, был пастухом в далёком горном ауле. Он даже читать не умел. Он был настолько туп и жаден, что не мог даже осмыслить степень совершаемого им преступления. Но ты-то не псих, не безмозглый пастух. Ты цивилизованный человек со средним специальным образованием. Почему же ты не можешь понять, что убийство, какую бы благую цель оно не преследовало, это – великий грех! И кто тебе – червь, тварь поганая – дал право распоряжаться чужими жизнями?! Ведь это ты и такие, как ты добились отмены моратория на смертную казнь! Ты и девяносто процентов тебе подобных голосовали на референдуме «за»…
Председатель замолчал. Он ходил по камере от двери к окну, заложив руки за спину. В наступившей тишине был слышен только мерный скрип его до блеска начищенных сапог. Пряников испуганно вжался в угол.
– От нелюдей он общество освобождал… – продолжил председатель через какое-то время. – От двадцатилетнего пацана, застрелившего невесту с её любовником? От деревенского тракториста, всю жизнь кормившего тебя хлебом и молоком, а под старость лет зарубившего по пьянке собутыльника? Я не оправдываю их. Нет. Ни в коем случае! Я уже говорил: за всё нужно отвечать. Они заслужили наказания. Сурового, самого жесточайшего наказания! Но кто дал право таким как ты – убивать их?
Председатель схватил Пряникова за горло:
– Я тебя спрашиваю, мразь: кто дал вам право убивать?!
Тот побагровел и зашипел что-то непонятное, пытаясь разжать душащие его пальцы.
– А ведь Иисус тоже был преступником, как вам тогда казалось! – Кричал председатель. – И вы убили его! Тебе подобные кричали солдатам у Голгофы: «Распните его! Распните!! Распните!!!» И после этого ты говоришь, что не виновен?!
Председатель разжал пальцы. Пряников закашлялся и стал растирать руками саднящее горло. На глазах у него проступили асфиксические слёзы.
Председатель достал носовой платок, брезгливо протёр им руки, скомкал и бросил на пол.
Выходя из камеры, он обернулся к Пряникову и попрощался:
– Спокойной ночи, Пётр Семёныч.
Утром Пряникова повели на расстрел – в знакомый ему кабинет. Новый уполномоченный исполнитель – невысокий пожилой мужчина приятной интеллигентной внешности с аккуратными седыми прядками на висках приставил ко лбу приговорённого холодный ствол пистолета.
– С семьёй-то хоть можно попрощаться? – жалобно попросил Пряников.
– Не положено, – сухо произнёс исполнитель и нажал на спусковой крючок.
2005 г.
P.S. Произведение вошло в книгу "Саянский декаданс".
P.P.S. Иллюстрацию специально для этого рассказа выполнил художник Николай Фомин.