На самой окраине деревеньки, рядом с лесом, стоял маленький домик. Там жила тётка Сентябрина Витальевна вместе с чёрным котом Василием.Одни говорили, что Сентябрина — ведьма: недаром людей стороной обходит, а дружит лишь с одним чёрным котом. Другие головами качали: блаженная она. Всех сыновей и мужа потеряла, вот и... Мало кто на её месте в здравом уме бы остался...Однако, факт остаётся фактом: с Сентябриной не общался никто из деревенских. Дети её тоже побаивались: не подходили особо. До определенного случая.
В тот год захворал в семье Елинских младшенький пацаненок, Серега. Мать его, Верка, позвала врачиху из соседней деревни, а погода возьми – да и испортилась: дождь такой, что дальше вытянутой руки и не видно ничего. А Сереге все хуже: жар сильный поднялся, кашель мучает. Верка плачет: не доживет сынок до утра…
Кто-то тихонько постучался в дверь. Верка подняла голову и надрывным голосом сказала:
- Кто бы там ни был, уходи!
- Не тебе решать, уходить ли мне, или остаться. – послышался за дверью глухой голос, и в комнату вошла Сентябрина. Одета она была не по погоде: льняной сарафан промок насквозь, с длинных пшеничных волос, еще утром заплетенных ею в тугую косу, стекала вода, а сами волосы растрепались. Ноги у Сентябрины были босые, повсюду оставляли за собой грязные следы.
- На чужое горе пришла поглядеть?! – накинулась на нее Верка – убирайся, блаженная!
Сентябрина совсем не обиделась. Более того, она, кажется, даже не заметила Вериного нападка. Не слишком деликатно пихнув хозяйку дома локтем в бок («Подвинься, мол, мешаешь!») женщина направилась к кроватке, в которой беспокойным сном спал годовалый Сережка. Вера пробовала протестовать, но получила от Сентябрины такой взгляд, что говорить что-либо тут же расхотелось.
Тем временем нежданная (и, если по-честному, сказать, нежеланная) гостья взяла мальчика на руки. Руки у нее были большие, натруженные, похожие на мужские, и в этих руках маленькое, почти кукольное тельце Сережи казалось еще меньше, чем обычно.
«Кто ее, блаженную, знает? Захочет она моего сынка придушить, что тогда?» – с испугом думала Вера, глядя на то, как женщина качает на руках младенца. А дальше произошла совсем уж странная вещь: Сентябрина запела. Причем, запела неожиданно тонким, для своего сложения, голосом:
«Бай-бай
Баю-бай,
Ты, собачка, не лай!
Ты, собачка, не лай.
Да мальца не пугай». – спев трижды эту колыбельную, Сентябрина протянула Сережку обратно Вере:
- На, возьми. Завтра здоров будет. – голос у нее снова стал хриплым, словно женщина долгое время кричала на кого-то, или была больна. Со лба бусинками катился пот.
- С-спасибо. – ошарашенным голосом отозвалась Вера, забирая сына – может, угостить тебя чем-то? Ты, как-никак, сына моего спасла…
Односельчанка на это ничего не ответила, и, повернувшись, ушла так же тихо, как и вошла. С тех пор вот и пошла молва, что Сентябрина умеет лечить. Веркин Серега после ее визита и правда на ноги почти сразу поднялся, как будто и не было ничего.
Иных Сентябрина Витальевна принимала: давала отвары и разные советы, а, когда дело было совсем плохо, как в случае с маленьким Сережей – пела. Иным же отказывала наотрез. Причина была всегда одна: «Душа у тебя черная, со злобой, аки у старого колдуна. Я с чернотой не хочу дело иметь: мне рано помирать неохота».
И всегда Сентябрине плохо было после тех сеансов, где ей приходилось петь. Как она сама говорила: «Пою я только самым тяжелым больным, а с пением часть их болезни себе забираю». – после таких вот больных она еще сама с неделю лежала с сильным жаром, запрещая к себе подходить кому бы то не было, кроме кота Василия. Однажды, после особо тяжелого больного она прилегла поспать, и больше не проснулась.
Кот Василий, со смертью хозяйки перешедший к Вере, очень тосковал по Сентябрине, и в один день тоже пропал. Вера клялась и божилась, что в тот день, когда умерла целительница, она видела в глазах у кота слезы. Но это уже совссем другая история…