Лишь несколько событий взволновали Иисуса так, как то, о котором рассказывается в Мф. 26, Мк. 14 и Ин. 12. Может быть, Он был так тронут потому, что до креста оставались считанные дни, и на душе было тяжело. Может, Его поразил контраст между ненавистью врагов (Мк. 14:1, 2) и проявленной в тот момент любовью. А может быть даже, этот случай взволновал Его потому, что всю жизнь Он только отдавал, а благодарность видел очень редко. Но как бы там ни было, Христос не мог сдержать чувств и выразил самую щедрую похвалу за все Свое служение.
Было это во время так называемого “предпоследнего ужина”. Мы слышали о тайной вечере, или последнем ужине, но нам необходимо знать и о предпоследнем ужине. И тот и другой — памятные события. Во время последнего ужина Иисус установил Господню вечерю, сказав: “Это творите в Мое воспоминание” (Лк. 22:19). А на предпоследнем Христос произнес: “Где ни будет проповедано Евангелие это в целом мире, сказано будет, в память ней, и о том, что она сделала” (Мк. 14:9).
Вы, наверное, уже догадались, что это событие — помазание Марией Иисуса, одна из самых прекрасных евангельских историй. Но давайте сначала обрисуем ее героев и ситуацию, а потом сделаем практические выводы. Опираться мы будем, главным образом, на рассказ Марка, а дополнительные детали посмотрим у Иоанна.
РАССКАЗ
“И когда был Он в Вифании, в доме Симона прокаженного...” (Мк. 14:3). Иисус пришел в Иерусалим на Пасху. Как пишет Иоанн, это было “за шесть дней” до праздника (Ин. 12:1). По Своему обыкновению, Христос остановился в селении с названием Вифания, в трех-четырех километрах к западу от Иерусалима.
Заходя в Вифанию, Он обычно навещал Марию, Марфу и Лазаря (см. Лк. 10:38; Ин. 11:1, 5; 12:1), но на этот раз Его пригласил на обед “Симон прокаженный”. Можно с уверенностью сказать, что Симон был очищенным прокаженным; люди никогда бы не стали есть с человеком с такой болезнью. Нет никаких сомнений, что Симона исцелил Иисус. Среди гостей на обеде присутствовали Лазарь, который наверняка был почетным гостем (Ин. 12:2), Марфа, которая (как обычно) служила гостям (Ин. 12:2; см. Лк. 10:40), Мария (Ин. 12:3) и ученики Христа (Мф. 26:8).
Представьте себе эту сцену: гости возлежат (Мк. 14:3) вокруг низкого стола, опираясь на левый локоть и беря еду правой рукой. За ужином Симон, вероятно, рассказывает, как его исцелил Господь, и, оголив руку, демонстрирует некогда пораженное проказой, а теперь чистое, здоровое тело. Но самый впечатляющий рассказ собравшиеся слышат от Лазаря. “А я, с вашего позволения, расскажу, каково это воскреснуть из мертвых!” — объявляет он. И рассказывает, возможно, о предсмертной агонии и наступившей темноте. “Но вдруг, — говорит он, — будто издалека слышу: «Лазарь! Выходи!» [Ин. 11:43], и в мое тело опять вливается жизнь!” Комната, наверное, наполняется смехом, когда все вспоминают, как Лазарь ковылял из могилы, все еще завернутый в тяжелые погребальные пелены. Какой прекрасный вечер!
За всем этим наблюдает Мария — тихая, молчаливая Мария. Она, наверное, помогает Марфе прислуживать за столом (см. Лк. 10:40), но все ее внимание приковано к ее Господу. Сердце ее переполняет любовь. Она хочет выразить благодарность Другу, вернувшему ее брата к жизни. Она не умеет красиво говорить; что же ей сделать, чтобы выразить свои чувства? И вдруг в голову приходит мысль: в буфете спрятан флакон для особого случая, “алебастровый сосуд”, содержащий “фунт чистого драгоценного нардового мира” (Мк. 14:3; Ин. 12:3).
Нард — это дорогое ароматическое вещество красного цвета, которое получали из редкого растения в далекой Индии; “миро из нарда” — это смесь масла и жидкого благовония. Обычно им натирали тело, приготавливая его к погребению. Свое миро Мария держала в алебастровом сосуде. Алебастром назывался дорогой белый мрамор, который доставляли из западного Египта.
Мария бежит за флаконом и бережно несет его в комнату, где находятся гости. Наверняка у всех отвисли челюсти, а разговоры тут же умолкли, когда Мария, “разбив сосуд” (Мк. 14:3), начала умащивать Господа. Присутствовавшие бы не удивились, если бы она вытащила пробку и вылила на голову Иисуса несколько капель (см. Лк. 7:46), но она разбила сосуд. Теперь для выражения любви и благодарности у нее не было никаких препятствий.
Согласно Марку, она помазала голову Христа (Мк. 14:3), в то время как Иоанн отмечает, что она помазала Ему ноги (Ин. 12:3). Сегодня мы могли бы сказать, что она помазала Его “с головы до ног”. Потом она “отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира” (Ин. 12:3).
Тут те, кого заставила замолчать ее дерзость, вновь обрели дар речи: «Некоторые же вознегодовали и говорили между собой: “К чему эта трата мира? Можно было бы продать его более нежели за триста динариев и раздать нищим”. И роптали на нее» (Мк. 14:4, 5). Иоанн отмечает, что тон в этой критике задавал Иуда Искариот (Ин. 12:4, 5).
Динарий составлял плату за день труда обычного работника (Мф. 20:2). Триста динариев такой работник мог заработать, грубо говоря, за год. Как ни считай, получается, что миро стоило несколько сотен тысяч рублей! Критикам это показалось ужасной расточительностью.
Они, наверное, ожидали, что Господь согласится с ними. Ведь Он жил простой жизнью, без роскоши. Он не поощрял расточительство. Кроме того, Он призывал к состраданию бедным. Может быть, они думали, что Иисус ее осудит. Он же, наоборот, похвалил ее: «Оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собой и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению» (Мк. 14:6-8).
Христос знал то, что им было неведомо: Он знал, что Его час пришел (Ин. 12:23; 13:1; 17:1). Он знал, что через несколько дней Он будет висеть на кресте. Сомнительно, чтобы Мария понимала символический характер своего действия. Для нее это было просто спонтанное проявление любви и благодарности. Иисус же усмотрел в этом особый смысл: она готовила Его тело к погребению.
Забежим вперед и вспомним смерть и погребение Иисуса. Он умер за несколько часов до захода солнца, незадолго до наступления субботы (Лк. 23:54). Иосиф Аримафейский забрал тело и положил его в своей гробнице. Вместе с Никодимом они спешно приготовили Его для погребения, но времени на то, чтобы сделать все, как надо, было недостаточно. Поэтому несколько женщин, присутствовавших на казни, “приготовили благовония и мази” (Лк. 23:56), намереваясь закончить работу на следующий после субботы день (Лк. 24:1). Но когда они пришли к гробнице в первый день недели, тела Господа там не оказалось (Лк. 24:2, 3); Он воскрес (Лк. 24:6). До и после субботы не было времени должным образом приготовить Его тело к погребению — но это было неважно. Мария умастила Его тело заранее.
В заключение Господь сказал: “Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие это в целом мире, сказано будет, в память о ней, и о том, что она сделала” (Мк. 14:9). Куда бы ни пришло евангелие, мужчины и женщины читают о Марии и ее даре любви. Благоухание того разбитого алебастрового сосуда наполнило не только дом в Вифании, но и весь мир.
ПРАКТИЧЕСКИЕ УРОКИ
Какие уроки можно извлечь из этой истории? Их много. Мы же остановимся на трех. В чем-то они перекликаются, но каждый достоин особого упоминания.
Любовь видит конечную выгоду
Во-первых, в безмерном расточительстве любящие видят конечную выгоду. Это кажется противоречием: какая выгода может быть в расточительстве? Не во всякой безмерности есть выгода, но она может быть в проявлениях любви.
Чтобы понять, что я имею в виду, мысленно сопоставьте двух главных героев истории: Марию и Иуду. Оба — ученики Господа. Оба — близкие Ему люди. Оба разговаривали с Ним и слушали Его. Однако между ними было принципиальное различие: одна любила Его, а другой нет. Поэтому для Марии расточительство было проявлением любви, а для Иуды — пустой тратой.
А была ли это на самом деле пустая трата? Куда еще Мария могла употребить миро? Она могла бы, по совету ее критиков, продать его, а деньги раздать нищим. Это было бы благородно — ведь нам говорится, “чтобы мы помнили нищих” (Гал. 2:10). Однако какой бы был от этого стабильный конечный результат? Как отметил Иисус, мы “нищих всегда имеем с собой”. Опять же, она могла бы оставить миро для себя или своей семьи. Некоторые из нас рассуждают так: “Зачем я буду раздавать другим свои сбережения, когда мне самому так много нужно? Вон у Симеона, что живет по соседству, новая колесница, а моей уже три года! Мне решительно нужна новая колесница!” Конечно, она могла бы просто оставить нард на полке без употребления, и он бы не стал ничьим благословением. Если бы она выбрала один из этих вариантов, мир стал бы беднее. Все мы были бы лишены вдохновляющего примера бескорыстной любви.
Вспомните какое-нибудь особое событие в вашей жизни. Ну как, вспомнили? Если да, то это, наверное, не то время, когда все вокруг только и говорили, что о делах: “Я продал кое-какую собственность... или свою фирму... или корову... и хочу положить деньги в банк, где на них будут идти проценты!” Скорее, это случай вроде тех, когда говорят со слезами на глазах: “Зачем ты это сделал... зачем!”
Некоторые из вас разбили свои алебастровые сосуды, чтобы дать детям образование, хотя это и стоило больших денег. В прошлом мужчины и женщины разбивали свои алебастровые сосуды, чтобы построить или купить здания, в которых собирается Господня церковь, хотя это и было для них жертвой. Так люди получали благословение.
Нелюбовь видит только пустую трату
Любящие в щедрости видят конечную выгоду, а нелюбящие не могут этого видеть. Напротив, выражения любви они считают пустой тратой. Они не способны понять щедрых даров.
Иоанн так описывает нам состояние души главного критика: «Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: “Почему бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?” Сказал же он это не потому, что заботился о нищих, но потому что был вором. Он имел при себе денежный ящик и брал из того, что туда опускали» (Ин. 12:4-6).
Иуда не думал о нищих. Он бы предпочел, чтобы миро продали, а выручку положили в денежный ящик, из которого он бы прикарманил какую-то часть. Не удивительно, что щедрость Марии он посчитал пустой тратой! Мы не станем обвинять всех критиков в том, что у них бесчестные мотивы Иуды, но факт остается фактом: когда мысли человека сосредоточены на себе, а не на других, щедрые дары будут ему казаться излишней тратой.
Нелюбящие не видят проку в выражениях любви; это относится как к нецерковным отношениям, так и к Господню делу. Одна престарелая святая всю неделю не вставала с постели, но поклонение Богу значило для нее так много, что она почти никогда не пропускала воскресную службу. Родственники не разделяли ее религиозного энтузиазма. Кто-то из них сказал ей: “Наверное, даже если ты будешь умирать и подойдет время идти в церковь, ты встанешь и пойдешь!” Некий бизнесмен делал необычно щедрые пожертвования церкви. Его бухгалтер сказал ему: “Вы даете больше, чем разрешено правительством. Я советую сократить пожертвования до размеров вычетов”. Брат ответил: “Я даю из любви, а не ради вычетов”. Тем, у кого нет глубоких чувств к Господу, щедрость как выражение любви к Нему всегда будет казаться излишней и глупой — и даже пустой тратой.
Любовь не упускает возможность
Наш последний урок очень важен: истинная любовь не упускает возможность выразить себя. Часто такая возможность выпадает только один раз, и если мы ее упустим, то она больше никогда может не повториться.
Иисус сказал о Марии: “Она предварила помазать тело Мое к погребению” (Мк. 14:8). А что если бы Мария передумала в тот момент, когда протягивала руку к флакону с миром? Что если бы она подумала: “Как я объясню такое расточительство Марфе?” Она могла бы поставить сосуд обратно на полку, логически рассудив: “Как только суматоха закончится, мы с Марфой и Лазарем соберемся на семейный совет и решим, что делать с этим миром. Наверное, они согласятся с моей мыслью. И тогда мы сделаем достойный подарок нашему Другу — как только закончится обед”. И какие бы чувства она испытала, увидев Иисуса на кресте и вспомнив об упущенной возможности?
Возможно, некоторые из нас хранят свои алебастровые сосуды на полках, надежно спрятав их, задвинув подальше, — нетронутые, целехонькие, припасенные не для Господа или других, а для себя? Если так, то интересно, сколько слез мы позже прольем, вспоминая упущенные возможности выразить свою любовь и благодарность? Не хочу никого осуждать, но, как присутствовавший на многих похоронах, догадываюсь, что люди часто льют слезы оттого, что в свое время не сказали: “Я люблю тебя” и “Я благодарен тебе”.
Подумайте вот еще о чем: что если, когда Господь вернется, наши алебастровые сосуды времени, талантов, энергии и имущества все еще будут стоять неразбитыми? Мягко говоря, они моментально обесценятся.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Если бы вы знали меня, то ни за что бы не подумали, что я ратую за пустые траты. Я также не советую вам тратить деньги, которых у вас нет. Я просто говорю, что есть время и место для безмерного выражения любви. У. Барклей пишет: “Любовь никогда не подсчитывает; любовь никогда не думает, как бы поменьше дать, не уронив своего достоинства; единственное желание любви — дать максимально; и когда она отдает все, что у нее есть, она все равно думает, что дар ее слишком мал”.
Вы, наверное, можете вспомнить множество примеров безмерной любви, но самый великий из них — Божий дар нам с вами (Ин. 3:16). По Своей великой любви к нам Господь не посчитался ни с чем. Сейчас Он смотрит на каждого из нас и говорит: “Иди и поступай так же” (Лк. 10:37).
И в завершение проповеди давайте вспомним приглашение Господа. Он приглашает всех, кто уверовал и покаялся, исповедать свою веру и креститься (Мк. 16:16; Деян. 2:38). Сделайте это из повиновения Господу — повиноваться очень важно (Евр. 5:8, 9); но что еще важнее, сделайте это из любви к Нему (Ин. 14:15; 1 Ин. 5:3).
