Азербайджанский ковер – это целый космос. В его символике зашифрованы иерархия мира, порядок вещей, система верований. Переосмысливая традицию, современные художники становятся ее продолжателями. Интерпретируя ковровую символику, они сохраняют старые смыслы и генерируют новые образы, не позволяют космосу застыть.
Первая часть здесь.
ВУГАР МУРАДОВ: увидеть главное
Азербайджанский живописец Вугар Мурадов своей ковровой серией снискал популярность не только на родине, но и за рубежом. Его полотна котируются на международных аукционах – верный знак того, что художник сумел переложить язык эзотерической традиции на современный лад, сделать его читаемым и понятным.
Каждый в детстве часами разглядывал узор настенных обоев, пытаясь обнаружить в его навязчивых повторах фигуративную логику. Аналогичным образом поступает и Вугар Мурадов: берет заинтересовавший его ковер, принадлежащий к той или иной школе ковроделия, внимательно изучает и находит в его абстрактном космосе контуры читаемых сюжетов. Примерно так древние астрономы соединяли группы звезд в созвездия, обнаруживая на небе медведиц, близнецов и скорпионов.
Художник «вырезает» из коврового поля нужный фрагмент и дорисовывает недостающее: детали орнамента становятся условными глазами, лицом, головным убором, телом животного или человека. При этом автор не вмешивается в традиционную изобразительную структуру – переносит выбранный фрагмент на холст в первозданном виде. Он лишь применяет остроумный композиционный ход, который позволяет орнаменту зажить новой жизнью.
***
«Как-то я взглянул на один ковер – обыкновенный «Хила-Афшан» из бакинской группы – и обнаружил на нем девушку в переднике, – рассказывает художник. – Я решил нарисовать его, закрасив лишнее и оставив только девушку. Человек, который разбирается в коврах, поймет, что я не искажаю ни одной детали – просто убираю узор там, где должен быть фон. Во всех моих картинах сохранены пропорции ковра. Случается, что в одном ковре я вижу два разных сюжета: один – танцующие мужчины, второй – мугамное трио».
Что же до творческого подхода художника, то, принципиально отказываясь от перспективного мышления, он остается верен восточным приемам построения композиции, восходящим к тому же ковру и книжной миниатюре.
ФАРИД РАСУЛОВ: рог изобилия
В 2013 году на входе в азербайджанский павильон Венецианской биеннале художник-провокатор Фарид Расулов соорудил яркую инсталляцию: посетитель попадал в пространство, где все предметы обстановки были обшиты коврами с карабахским орнаментом chelebi. Это был ироничный проект: художник откровенно потешался над неосведомленностью иностранцев о культуре Азербайджана. Геометрический орнамент притягивал к себе внимание зрителей, не позволяя разглядеть границы вещей. Лишь посредством волевого визуального усилия – примерно так глаза привыкают к темноте – сквозь ритм узора проступали контуры интерьера: мебель в стиле IKEA – стол, диван, стеллажи «Билли», тумба с ЖК-телевизором... Знакомые всем предметы, функция которых – успокаивать и внушать ощущение дома, обтянутые рукотворными коврами, внезапно начинали тревожить и создавали жуткий дискомфорт.
***
«Западные люди ждут от азербайджанского искусства ковров и пахлавы – то и другое им понятно и приятно. Вот я и дал им то, о чем они просили: столько ковров, что мало не покажется. В этом не было заложено никакого великого смысла – просто ироничный ответ на надоевший запрос».
Из этой затеи родилось большое дело. Инсталляция привлекла внимание прессы, и Фарид Расулов и художница-основательница YARAT Аида Махмудова задумались о создании национальной дизайнерской марки. Назвали ее в честь той памятной инсталляции – Chelebi.
Позже, в период пандемии, Фарид решил продолжить эксперименты с ковровыми интерьерами – на этот раз в виртуальном пространстве. Так родился проект «Тысяча и одна сказочная комната». В его основу легли эскизы, сделанные для выставок в Париже и Венеции, но все интерьеры художник создал в формате NFT. За полгода Расулов сконструировал свыше тысячи комнат, используя не только азербайджанские, но и китайские, европейские, индийские орнаменты.
В этой тысяче и одной комнате традиционный европейский интерьер «накрывается» восточным ковром. Это смоделированный рай, где встречаются и взаимодействуют интеллектуальные достижения Востока и Запада, своеобразный способ нивелирования извечного конфликта. В работах Фарида обе традиции отлично сосуществуют.
БУТУНАЙ ХАГВЕРДИЕВ: красота в мелочах
Творческий путь Бутуная начался в 14 лет с росписи православной церкви апостола Варфоломея. Затем последовали коллективные выставки и кураторские проекты в Баку, учеба в Британской высшей школе дизайна в Москве. В 2013 году работа Бутуная вошла в экспозицию национального павильона Азербайджана на 55-й Венецианской биеннале. К теме национального ковра художник обратился в знак солидарности со средневековой ремесленной традицией.
***
«Я протестую против концептуальности современного искусства, которую часто ставят впереди эстетики. В этом смысле мне ближе старые мастера – они не мерили изображение словом. В чем-то мои работы – ответ старшему поколению, которое причитает об утрате смыслов. Я им говорю: «Не переживайте. Мы видим во всякой мелочи свою красоту».
Сегодня я ощущаю себя ремесленником. В какой-то момент я перестал заниматься живописью и полностью посвятил себя деревянной скульптуре. Дерево – универсальный материал, из него можно создавать невероятные формы и композиции. Для выставки во Франции я сделал инсталляцию из объемных деревянных деталей, которые складывались в ковровый орнамент. Это было похоже на пазл или 3D-конструктор, в который играют дети, только больших размеров. Если взглянуть на композицию сверху, легко обнаружить национальные ковровые символы. Мне нравится эта работа, но впредь я бы хотел обойтись без отсылок к культурной традиции».
ЭЛЬЧИН ВЕЛИЕВ: великая иллюзия
Летом 2015 года в каннском Фестивальном дворце прошла выставка «Азербайджанские ковры в искусстве». Она стала одновременно дебютом и бенефисом молодого художника Эльчина Велиева, который представил в рамках экспозиции шесть работ, немало удививших французскую публику. Выпускник санкт-петербургской Академии имени Репина, в годы учебы буквально живший в Эрмитаже, копируя работы старых мастеров, Эльчин воспринял национальный ковер как живую натуру. Велиев создает настолько правдоподобные «портреты» ковров, что у зрителя в первый момент возникает непонимание. Реалистичное изображение провоцирует на тактильный контакт – потрогать, проверить, понять.
При этом художник не любит, когда его стиль ассоциируют с гиперреализмом. Безупречное владение живописной техникой позволяет Эльчину создавать иллюзию реальности – оптическую обманку, подобную тем, что были в моде в XVII–XVIIIвеках. В контексте актуального искусства эффект правдоподобия порождает рефлексию: освободившись от первого впечатления, зритель поневоле вглядывается в детали изображенного предмета, стараясь преодолеть иллюзорность и пробраться к реальности.
***
«Я современный азербайджанский художник и считаю, что если что и имеет смысл писать в XXI веке на холсте, то ковер. Ковер – это наш мир. Ковер – это и есть Азербайджан. То, что я создаю, – искусство в искусстве, в каком-то смысле постмодернистский жест, но для меня неважны искусствоведческие термины. Я считаю, что живопись должна удивлять. И то, что люди испытывают шок от встречи с моими работами, меня радует. Они спрашивают: «Что это? Как это возможно?» – и это правильные вопросы. Их в принципе должен задавать себе зритель, встречаясь с произведением искусства.
В том, что я делаю, конечно же, присутствует момент тайны. Как в живописи Караваджо. Могу только сказать, что у меня сложная смешанная техника: акрил, масло, лак. Я достигаю иллюзии акрилом: создаю фактуры и слои, так что каждая нить, каждый фрагмент узора выглядят объемными.
Карабахские ковры – самая принципиальная моя работа. Это был сознательный жест: я хотел показать европейскому зрителю, что Карабах – наша земля, наша боль, наша традиция. И я считал, что моя миссия художника – донести правду об этой земле.
В тех работах было много красного цвета. Когда пишу, я работаю с оригиналом, но иногда меняю цвет. Ковер – это натурщик, я отношусь к нему с уважением, но использую для своих художественных задач. Для работы беру ковры из частных коллекций, музеев. Один ковер пришел ко мне от бабушки, я его написал и посвятил ей».
РАШАД АЛАКБАРОВ: осмысление истории
Семь лет назад в Венеции художник впервые предстал в ином жанре, создав в рамках Биеннале тотальную инсталляцию для палаццо Барбаро. Стало понятно, что Алакбаров способен не просто освоить любой материал, будь то кирпич, мрамор или дерево, но и превратить любую работу в сложный интеллектуальный квест для зрителя. Инсталляция-лабиринт «Ты сам и есть», сделанная год назад для организации YARAT, утвердила этот его новый статус. Фирменный стиль Рашада – рефлексия и самопознание, и они прочитываются в любом его художественном жесте.
Алакбаров наделен редким умением сложить ясное высказывание из, казалось бы, случайных фрагментов истории. Когда куратор и управляющий компанией «Азерхалча» Эмин Маммадов доверил ему разработать лимитированную серию ковров, которая продемонстрировала бы новый взгляд на древнюю традицию, он явно рассчитывал на уникальный дар Рашада жонглировать смыслами, не теряя веры в их глубину. И его ожидания оправдались. Взяв за основу традиции карабахской школы ковроткачества, художник создал очень тонкую и ностальгическую серию, осмысляющую не только ковровое искусство, но и саму историю Карабаха с ее серыми зонами, трагическими лакунами и временными подтеками.
***
«Я сделал серию из четырех ковров, их основной орнамент воспроизводит узор, характерный для карабахской школы. Но каждый ковер выполнен в своей особой цветовой гамме. Это неслучайно, потому что история создания коллекции связана с важной для нас победой – я хотел передать те настроения, которые менялись в период войны за Карабах на протяжении этих 44 дней. То, что узор порой расползается, связано с трудностями, которые нам пришлось преодолеть, – но в итоге он всегда собирается заново. Здесь присутствуют не характерные для меня сочетания цветов – например, серый с синим, – и это связано с тем, что настроения были разные. Я не хотел давать им определения, зритель должен сам испытать эти эмоции, отрефлексировать и дать название».
Читайте еще:
Как сохранить традицию: интервью с руководителем «Азерхалчи» Эмином Маммадовым
Текст: Наталия Бабинцева
