После подписания Пакта Молотова-Риббентропа 23 августа 1939 года и Договора о дружбе и границе 28 сентября того же года отношения СССР и гитлеровской Германии переживали медовый месяц. В то время Гитлер на многое мог согласиться, чтобы удержать Москву на своей стороне. В частности, это могло быть использовано, чтобы вызволить из фашистских застенков немецких коммунистов. Однако советское руководство ничего не сделало для спасения членов братской партии и председателя ее центрального комитета Эрнста Тельмана. Даже не пыталось.
Отчасти это было понятно: зачем хлопотать за тех, кого в СССР могли уничтожить с такой же легкостью, как и в Германии? В ходе Большого террора ликвидировались как «собственные» коммунисты, так и коммунисты-иностранцы, рассчитывавшие обрести в Советском Союзе политическое убежище. В атмосфере всеобщей подозрительности люди, приехавшие из-за рубежа и сохранявшие связи с остававшимися там друзьями, родственниками и коллегами, легко объявлялись иностранными агентами и фашистскими наймитами, будь они хоть трижды коммунистами. Заявления Сталина о том, что «не бывало и не может быть случая, чтобы кто-либо мог стать в СССР объектом преследования из-за его национального происхождения» были столь же правдивы, как заявления о том, что «сын за отца не отвечает».
Жертвами сталинского террора стали десятки членов и кандидатов в члены ЦК КПГ. К концу 1930-х годов, кроме Вильгельма Пика и Вальтера Ульбрихта, в живых не осталось ни одного из ключевых руководителей Коммунистической партии Германии. Репрессивное безумие не знало границ. В январе 1989 года на IX съезде Социалистической единой партии Германии была обнародована информация, что в Советском Союзе погибли по меньшей мере 242 видных деятеля германской компартии.
Военный историк Михаил Семиряга утверждал, что после заключения пакта Москва выдала гестапо около 900 немецких и австрийских граждан, многие из которых были антифашистами и преследовались за свои убеждения. Таким образом забота о Тельмане представлялась по меньшей мере неуместной.
Первый секретарь советского полпредства в Германии Владимир Павлов вспоминал о напутствии Сталина советским дипломатам, отправлявшимся на работу в Берлин. 1 сентября 1939 года к вождю пригласили главу миссии Шкварцева, Павлова и военного атташе Максима Пуркаева. «Сталин, ‒ вспоминал Павлов, ‒ сказал, что к нам в Берлине, возможно, будут обращаться разного рода лица по вопросам деятельности находившейся на нелегальном положении компартии Германии. В таких случаях мы должны неизменно отвечать им, что советское полпредство не вмешивается во внутренние дела Германии».
Прежде советское руководство не было замечено в столь трепетном следовании нормам международного права и дипломатического общения. Советские загранпредставительства широко использовались для организационной и материально-финансовой поддержки коммунистического и революционного движения в зарубежных странах. Отечественная дипломатия грешила этим до последних дней советской власти. Но с Германией вопрос носил особенный характер. Сталину не нужны были никакие раздражители в отношениях с Гитлером, слишком многое было поставлено на кон.
Приведем в этой связи некоторые факты, которые касаются судьбы Эрнста Тельмана, арестованного 3 марта 1933 года и содержавшегося в одиночном заключении.
В сентябре 1935 года заместитель наркома иностранных дел Николай Крестинский в письме заместителю народного комиссара внутренних дел Якову Агранову поднял вопрос о возможности освобождения схваченных нацистами германских коммунистов. Немцы просили отдать им инженера Курта Адольфа Фукса, который трудился на ленинградском мясокомбинате и был объявлен чекистами «резидентом тайной германской полиции», то есть гестапо. Вариант с обменом был вполне реален. Однако Крестинский понимал, что в тогдашней ситуации Тельман – не та фигура, которую выпустит из своих лап Гитлер. Его гипотетический обмен на Фукса был бы со всей очевидностью неравноценным. «Я просил бы Вас выяснить… ‒ писал замнаркома, ‒ есть ли среди арестованных в Германии товарищей интересующие нас настолько, что мы могли бы отдать в обмен за них Фукса. Речь, конечно, не может идти о Тельмане, которого менять вообще немцы вряд ли согласятся».
Положение принципиально изменилось осенью 1939-го. В новых условиях Сталин мог настоять на освобождении Тельмана даже до 23 августа, когда оговаривались все условия заключения договора о ненападении и Гитлер готов был идти на любые уступки, лишь бы нейтрализовать СССР на начальном этапе войны. Но Сталин этого не сделал. Фигура такого влиятельного и известного коммунистического деятеля, как Тельман, ему была ни к чему. Достаточно было иметь во главе Коминтерна (серьезно обескровленного репрессиями) Георгия Дмитрова.
В краткий период советско-германской дружбы полпредство в Берлине не поднимало вопроса об освобождении Тельмана и избегало каких-либо контактов, имевших отношение к пребывавшему в заключении руководителю КПГ. Любопытно в этой связи то, как сотрудники полпредства, помня о наставлениях Сталина, отреагировали на просьбу о помощи, с которой обратилась к ним жена Эрнста Тельмана, Роза. В воспоминаниях Павлова этот эпизод выглядит вполне презентабельно и достойно. Вместе с резидентом внешней разведки Амаяком Кобуловым они приняли Розу Тельман. С сочувствием выслушали рассказ пожилой женщины о её горестной жизни, материальных лишениях. Якобы взяли у нее письма мужа, которые тот написал в тюрьме. Срочно запросили телеграммой Москву и уже на следующий день получили разрешение Молотова выдать Розе Тельман две тысячи марок, пояснив, что помощь оказывается советскими профсоюзами из фонда помощи борцам революции.
С этим рассказом плохо согласуются архивные документы. Вот что говорилось в шифровке полпреда Александра Шкварцева, отправленной 8 ноября 1939 года:
«8 ноября в полпредство явилась женщина, назвавшаяся женой Тельмана. Она просила свидания со мной или с Перловым (так именовали Павлова в немецких газетах). Принявшие ее Кобулов и Павлов спросили о целях ее посещения. Женщина передала просьбу мужа узнать, заботится ли он нём Москва. Она хотела передать им для напоминания Москве личные письма Тельмана из тюрьмы. Кобулов писем не принял, несмотря на то, что она настаивала на этом, и ответил, что она может зайти через неделю».
Итак, писем не взяли, сочувственного разговора не было. Сотрудники полпредства в точности следовали указанию Сталина. По всей вероятности, надеялись, что жена Тельмана все поймет и перестанет обивать пороги в полпредстве. Но та проявила упорство и настойчивость и вновь появилась на пороге полпредства 22 ноября. На этот раз Роза конкретно просила о материальной помощи, так как она «не имеет абсолютно никаких средств существования». И «снова Кобулов, беседовавший с ней, ответил, что ничем помочь не можем».
Этот эпизод характерен для поведения советских дипломатов. Опасение что-либо сделать без одобрения центра или вопреки инструкциям перевесило желание (если оно, конечно, вообще присутствовало) поступить порядочно по отношению к супруге антифашиста и коммунистического вождя Германии. Шкварцев, Кобулов и Павлов опасались, что проявление элементарного внимания к находившемуся в заточении лидеру КПГ и его супруге может дорого им обойтись. Конечно, они понимали, что в полпредство пришла не самозванка, а настоящая Роза Тельман, удостоверить это не составляло никакого труда. Но удобнее было сделать вид, что они в этом сомневаются, и докладывать: «…женщина, назвавшаяся женой Тельмана…».
Вячеслав Молотов одернул Шкварцева и его подчиненных, которые сработали слишком грубо. В случае огласки последствия могли быть нежелательными, подпортив имидж СССР как государства, отстаивавшего интересы мирового коммунистического движения. И глава НКИД предложил своего рода паллиатив. «Вы поступили неправильно с женщиной – Розой Тельман. Если она вновь придет в полпредство или Вы сможете ее найти, передайте для Тельмана две тысячи марок. Писем не берите. Результаты сообщите. Молотов».
Это было фактическим признанием того, что Роза – действительно жена Эрнста Тельмана и ей следует материально помогать, чтобы избежать скандала. Однако никакие контакты с вождем КПГ на официальном уровне не предусматривались. «Писем не берите»! Незачем было раздражать нацистов из-за человека, который возглавлял практически уже полностью разгромленную партию.
Раз руководство признало в «женщине, назвавшейся Розой Тельман» Розу Тельман, значит, признало и полпредство. Кобулов с Павловым сокрушались в связи с тем, что не спросили ее адрес, однако смогли получить его в городском справочном бюро. Дипломаты выполнили указание и передали деньги. «Я гордился тем, − писал Павлов, − что советские люди, как всегда, показали себя и в этом случае верными своему интернациональному долгу».
Подробнее об этом и других эпизодах деятельности советской дипломатии в канун и в первые месяцы Второй мировой войны можно узнать из моей книги «Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах».
#репрессии #пакт #тельман #дипломатия #молотов