Лев Балашов
ОГЛАВЛЕНИЕ
1. Либерализм и его отношение к вопросу о легализации наркотиков.........
2. О принципе "всё попробовать".................................................................
3. О свободе вероисповедания.....................................................................
4. Свобода слова и оскорбление чувств верующих......................................
5. Ультралибералы и антилибералы.............................................................
6. Свобода по-американски.......................................................................... 7. Самообман и спекуляции по поводу прав человека..................................
8. Критика чисто юридического понимания свободы................................... 9. О так называемом «праве на смерть».................................................
В современном обществе распространяется как зараза идеология абсолютной свободы, т. е. свободы, не знающей никаких ограничений. Идеологи такой свободы придумали даже «аргумент свободы» для оправдания разных гнусностей.
1. Либерализм и его отношение к вопросу о легализации наркотиков
В одной статье, помещенной в Интернете, обсуждается вопрос о легализации наркотиков. Автор статьи приводит "аргумент свободы", выдвигаемый теми, кто выступает за легализацию наркотиков:
"В свободном обществе каждый должен иметь право делать со своим организмом все, что ему нравится, иногда с условием: пока это не наносит никакого вреда другим. Рынок наркотиков также должен быть свободен и не ограничен государством. Тогда свободная конкуренция автоматически привела бы к снижению до минимума цены наркотиков и к максимальному улучшению их качества".
Он дает такой ответ:
"Человек делает свободный выбор, начинать ли ему употреблять наркотики, но как только он становится зависимым от них, он теряет свободу выбора навсегда. Потребление наркотиков становится императивом, который превосходит ограничения со стороны даже самого авторитарного общества, режима. Окружение наркомана, его семья, коллеги и общество всегда испытывают на себе влияние его пагубного пристрастия. И поэтому, естественно, невозможно утверждать что-либо относительно истинности неограниченной свободы личности. Это просто политическая и идеологическая позиция, позаимствованная из доктрины о свободе воли. На самом деле, идея свободного доступа к наркотикам не получила поддержки отца современного либерализма Джона Стюарта Милля. В своей книге "О свободе" (впервые изданной в 1859 г.) Милль призывает общество вмешаться, если питие вызывает последствия для кого-либо, кроме самого пьющего. Что касается ядов, используемых в немедицинских целях (которые на современном языке с полным основанием можно назвать наркотическими веществами), то либерал Милль предлагает запрет всех форм их продажи. Кроме того, по мнению Милля, тут вполне допустимы и профилактические меры, как в форме полицейского вмешательства, так и просветительские. В другом, более близком нам по времени классическом труде "Для чего нужна демократия?" его автор, Альф Росс, сравнивает либерализм с демократией. Согласно Россу, эти концепции по существу не связаны между собой. Демократия основана на том, что нас объединяет. В либерализме же главное — индивидуальное, то есть то, что нас разделяет (курсив мой — Л.Б.). Здесь мы сталкиваемся с вечной проблемой либерализма. В нем нет ничего, что могло бы удерживать членов общества вместе (курсив мой — Л.Б.). Либерализм всегда был должен идти на компромисс, приспосабливаясь к общепринятым представлениям, чтобы уравновешивать свою дилемму. Общество всегда должно быть сцементировано социальными соглашениями, суперструктурой, иначе оно скатится или к дикости, или к тоталитаризму. Демократия, проще говоря, означает, что человек не может делать только то, что ему нравится. Каждый должен подчиняться ограничениям ради блага общества.
Либеральный аргумент "свободного рынка" не может быть применен к наркотикам (курсив мой — Л.Б.). Цена и качество этого товара не поддаются регулированию в соответствии с обычными теориями спроса и предложения. В этом случае законы свободной конкуренции не действуют, так как покупатель заведомо находится в безнадежно невыгодном положении по отношению к продавцу. Наркоман должен получить товар немедленно и готов заплатить за него любую цену."
Мой комментарий. И либерализм, и свобода в этом ответе истолковываются как нечто отрицательное. Либерализм якобы выступает за то, что разделяет людей, и что в нем нет ничего, что могло бы удерживать членов общества вместе. А свобода якобы есть возможность делать то, что нравится, т. е. всё, что угодно.
Да, либерализм выступает за свободу. Но разве свобода разделяет?! Чушь какая-то. Свобода — возможность выбора и чем больше возможности выбора, тем больше свободы. Именно в обществе (во взаимодействии с другими людьми) человек имеет больше возможности выбора, чем если бы он был наедине с природой или во вражде с людьми, обособлении от них.
Кто сказал, что в либерализме главное — индивидуальное? И почему индивидуальное обязательно есть то, что разделяет?
Либерализм выступает за большую свободу индивидуумов, но это отнюдь не исключает того, что индивидуумы могут любить друг друга, дружить, сотрудничать, кооперироваться, объединять свои усилия в каких-то делах. Свобода каждого зависит от свободы всех, а свобода всех зависит от свободы каждого.
Большое заблуждение считать также, что индивидуальное разделяет. Индивидуальное есть, конечно, отдельное, т. е. то, что присуще исключительно данному индивиду и не присуще другим индивидам. Но разве оно разделяет? Музыкальный гений П. И. Чайковского есть нечто присущее лишь ему. Но разве он (этот гений) разрывает пропасть между П. И. Чайковским и другими людьми? Нет, нет и нет! Именно благодаря своему уникальному гению П. И. Чайковский понятен миллионам и любим ими.
Индивидуальное только разделяет для тех, кто рассматривает межчеловеческие отношения лишь как враждебные, а взаимоотношения человека с обществом как исключительно антагонистические. Такую позицию можно встретить у З.Фрейда, у экзистенциалистов и некоторых других философов XIX–ХХ веков. Оставим это на их совести. Они запутались на противоречиях и погрязли в них.
Человеческая индивидуальность по-настоящему расцветает лишь во взаимодействии (связи и столкновении) с другими людьми. Где-то она разделяет, а где-то объединяет. Ясно одно: вне общества человеческого индивида не существует.
И последнее. Непонятно, почему "либеральный аргумент 'свободного рынка' не может быть применен к наркотикам". Разве "свободный рынок" исключает правила (правила купли-продажи, например)? Не может быть никакого рынка, ни свободного, ни несвободного, без правил, т. е. без определенных ограничений. А раз так, то "свободный рынок" вполне может допустить-переварить и такие ограничения-правила, которые регулируют куплю-продажу наркотиков (скажем, допустить куплю-продажу наркотиков для медицинских целей и исключить их куплю-продажу для иных целей).
Одним словом, автор этой статьи все время пытается представить и либерализм, и свободу как что-то по своей сути исключающее ограничения, правила, законы. Это никуда негодная позиция.
2. О принципе "всё попробовать"
У молодого человека желание попробовать наркотики возникает порой из-за неосознанного или осознанного стремления стать быстрее взрослым, быть хозяином своей жизни, освободиться от разных опек (родительской, школьной и т. д.).
Такое стремление порой дает о себе знать в виде принципа "всё попробовать". (Этот "принцип" неявно исходит из представления о свободе как возможности поступать так, как хочется). Юные-молодые нередко ловятся на удочку этого принципа. Они еще не вполне отдают себе отчет в том, что "всё попробовать" — ложный, губительный принцип. Да, попробовать можно многое и не только можно, а и нужно! Юные осваивают мир и любознательность-любопытство — естественные их помощники в этом деле. Однако, для того и голова на плечах, чтобы различать: что можно пробовать, а что нельзя. Одурманенные наркотиками иногда прыгают с высокого этажа большого дома в надежде, что они полетят. Они "пробуют", а итог этой пробы плачевен. Пробующие наркотики уподобляются этим наркоманам-самоубийцам.
Принцип "всё попробовать" не знает исключений — поэтому он дурной, детский, глупый. Молодые люди, дожившие до взрослого состояния, больше уже не следуют этому принципу. Взрослые прекрасно отдают себе отчет в том, что далеко не все "пробы" допустимы и оправданы, что свобода выбора имеет ограничения внутри себя.
3. О свободе вероисповедания
Иногда, к сожалению, можно встретить взгляд на либерализм как идеологию абсолютной свободы, т. е. свободы, не знающей никаких ограничений. Русское слово «попустительство» хорошо передает такой подход к либерализму. Вот наглядный пример: отношение российских властей к деятельности секты Аум Синрикё на территории России в период, когда они (власти) боялись показать себя нелиберальными или цинично ссылались на недопустимость ограничения свободы вероисповедания, имея в виду другие цели своего попустительства. В фильме «Спецрасследование. Секты. Жертвы. Деньги», показанном по ОРТ 26 февраля 2005 г., профессор Московского НИИ психиатрии Юрий Полищук говорит: «Община Аум Сенрике в России, в Москве стала больше, чем в Японии. За короткий срок свыше 50 тысяч завербованных было. Родители криком кричали: «помогите! спасите! наши дети гибнут!» В Минздрав обращаются, обращаются в Администрацию президента, в Министерство юстиции, в КГБ... А они: «нет, нет, нет, мы не имеем... у нас так... свобода вероисповедания...»». Да разве родители, люди, общество не имеют права защищать себя, своих детей от угрозы несчастья и самоуничтожения?! Повторяется ситуация, как в случае с наркотиками. Свобода, которая не умеет себя защищать, — это не свобода, а произвол!
4. Свобода слова и оскорбление чувств верующих
Понимание свободы как чего-то безразмерного весьма распространено в странах Европы и Америки. Это касается прежде всего такого аспекта свободы как свобода слова. Всякий запрет и всякое ограничение в этой сфере болезненно воспринимается как покушение на свободу слова, как нарушение права журналистов и в целом СМИ говорить и показывать всё, что они считают нужным.
30 сентября 2005 г. датская газета опубликовала ряд рисунков-карикатур на пророка Мухаммеда. Эта публикация прошла незаметно. Но вот эти же рисунки-карикатуры появились в январе 2006 г. в одной из газет Норвегии. И началось. В мусульманских странах эти публикации посчитали святотатством, богохульством и объявили бойкот товарам из Дании и Норвегии. Дальше-больше. В Саудовской Аравии и в Палестине потребовали извинений от указанных стран. Начались акции протеста. Экстремистски настроенные мусульмане стали угрожать расправой журналистам датской газеты. Европейцы решили поддержать датчан и норвежцев. В периодических изданиях Франции, Англии, Германии, Италии и некоторых других стран появились перепечатки этих рисунков-карикатур. Взорвалась Индонезия, самая большая мусульманская страна мира. Жители Джакарты стали штурмовать посольство Дании, забрасывать его яйцами и помидорами, сорвали и сожгли государственный флаг этой страны. Премьер-министр Дании Андерс Фогг Расмуссен после первых протестов в мусульманских странах вынужден был публично оправдываться и извиняться. Де у него в стране свобода слова и по закону он ничего не может поделать с газетой, опубликовавшей эти рисунки-карикатуры. В интервью арабскому каналу Аль Арабия он сказал буквально следующее: «В нашей стране пресса абсолютно не зависит от государства». Вот вам безразмерная свобода в действии. Оказывается, по словам Расмуссена в Дании нет закона, по которому ее граждан-журналистов можно было бы привлечь к ответственности. Расмуссен сказал чудовищную вещь. Трудно поверить в то, что в Дании нет закона, по которому министерство юстиции, прокуратура и суд не могут привлечь к ответственности и наказать зарвавшихся журналистов. С одной стороны, Расмуссен, руководитель страны, заявляет, что в его стране «пресса абсолютно не зависит от государства», а с другой, он извиняется за эти некорректные публикации и утверждает, что «абсолютное большинство людей заинтересовано в сохранении дружеских отношений между нашими народами». Как это можно совместить: дружбу и оскорбление чувств тех, с кем дружишь?! Я считаю вполне справедливым возмущение мусульманской общественности.
Мне вспоминается в этой связи эпизод из отечественного фильма «Дело пестрых». На вечеринке нахальный молодой человек по фамилии Растегаев поцеловал девушку без ее согласия. Девушка возмутилась. Он сказал ей в ответ: «мое желание для меня закон». Она возразила: «А если мое желание ударить тебя?!» И привела это желание в действие. Он пригрозил ей расправой.
Или такой пример, иллюстрирующий подобную ситуацию. Допустим, я живу рядом с зоной, в которой обитают опасные хищники (львы, тигры, леопарды и т.д.) Считая, что для меня существует абсолютная свобода передвижения, я пошел прогуляться в эту зону. Конечно, меня сочтут либо глупым, либо сумасшедшим. А что звери-хищники? Они как абсолютно естественные природные существа будут защищать свою территорию и вполне возможно, что при моем приближении нападут на меня (например, тигрица, охраняющая своих детенышей). Что в итоге? Моя смерть. Вот тебе и абсолютная свобода передвижения. Свобода, приводящая к самоликвидации, — на самом деле несвобода, отрицание свободы. Свобода слова, на пустом месте приводящая к вражде, ненависти, к нарушению нормальных отношений, — это несвобода.
Мусульмане ведут в данной ситуации абсолютно естественно, в соответствии со своими внутренними правилами жизни. Если кто-то со стороны зашел на их территорию (в нашем случае, покусился на их святыни), они вправе защищать эту территорию. Датчане, опубликовавшие карикатуры на пророка Мухаммеда, поступают как этот человек, живущий по принципу «что хочу, то и делаю (ворочу)».
Кофи Аннан, генеральный секретарь ООН (до 2007 г.), совершенно справедливо сказал: «Я разделяю недовольство друзей-мусульман, которые считают, что эти карикатуры оскорбляют их религию. Я также уважаю свободу слова, но, конечно же, свобода слова не может быть абсолютной. Она подразумевает ответственность и благоразумие» ((НТВ. Сегодня. 4.02.06).
К сожалению, некоторые псевдолибералы в Европе и в мире продолжают отстаивать позицию безразмерной свободы слова. Они публикуют во все новых газетах карикатуры на пророка Мухаммеда. Вот что сообщается в «Вестях»: «Тем временем газеты по всему миру продолжают выражать свою гражданскую позицию, помещая в своих выпусках скандальные карикатуры. Сегодня карикатуры с изображением пророка Мухаммеда появились на страницах бельгийских, польских и новозеландских изданий.» (РТР. Вести. 4.02.06). Вот так: это свое хамство по отношению к мусульманам они называют выражением гражданской позиции!
Разве свобода согласуется с хамским поведением?! Разве она допускает хамство и глумление?! Посмотрите, какого содержания карикатуры на пророка Мухаммеда. Во-первых, сам факт изображения пророка Мухаммеда является святотатством для мусульман. В исламе не допускаются изображения людей. О каком уважении мусульманской религии можно говорить уже в этом случае! Во-вторых, на одной из карикатур — изображение на голове пророка вместо тюрбана бомбы с подожженным фитилем. Это как понимать? Намек на то, что ислам — террористическая религия?! На Земле насчитывается более миллиарда мусульман (утверждают, до полутора миллиардов). Что, они все террористы-шахиды?! Такое изображение пророка Мухаммеда не просто хамство и неуважение к исламу. Это настоящее глумление над мусульманской религией, над верующими-мусульманами!
К сожалению, конфликт по поводу опубликованных карикатур разросся до погромов и убийств. Разгромлены и сожжены посольства Дании и Норвегии в Сирии, Ливане. Имеются раненые и убитые в результате стычек протестующих мусульман с полицией. В Турции прямо во время службы убит католический священник. Это убийство связывают с указанным конфликтом. Вот что наделали подонки-газетчики с этими своими публикациями карикатур. Настоящие провокаторы.
На телеканале ОРТ 12 февраля 2006 г. в программе «Воскресное время» приводится данные такого опроса: «В Англии лондонское агентство Популюс (Populus), попыталось в противостоянии найти момент истины, предложив британцам два вопроса:
1. Должны ли мусульмане принять принципы свободы слова, которые означают, что газета может публиковать такие карикатуры, какие хочет?
2. Газеты имеют право публиковать всё, что хотят, но не оскорбляя религиозные чувства?
И на тот и на другой «да» ответило большинство, примерно по 65 процентов».
Если верить данным опроса, то можно только удивляться тому, как много британцев сбито с толку разговорами об абсолютной свободе слова. И вполне понятно, что примерно такое же количество британцев отдает себе отчет в том, что свобода слова не может быть абсолютной, безграничной.
Следует также заметить, что довольно-таки большая часть британцев шизофренически ответила «да» на оба взаимоисключающих вопроса. Как много еще людей не умеют логически мыслить в таких важных вопросах!
Обратите внимание: формулировка первого вопроса почти текстуально совпадает (если отбросить частности) с определением слова «свобода», данным в немецком Философском словаре, и повторенном в “Краткой философской энциклопедии” - “Свобода — возможность поступать так, как хочется”.
5. Ультралибералы и антилибералы
Нужно понимать: либерализм имеет противников не только справа, со стороны антилибералов, но и слева, со стороны тех, кто вроде бы за свободу, но понимает ее как безразмерную величину, в абсолютном смысле.
Те, кто выступает за абсолютную свободу — ультралибералы по факту и псевдолибералы по сути. «Никто так не дискредитирует либеральную идею, как сумасшедший либерал» — сказал В.Р.Мединский (НТВ, «Честный понедельник», 12.10.09).
Ультралибералы на словах за свободу, а на деле отрицают ее. Избави нас бог от таких «друзей» свободы. Всё живое имеет меру. Свобода, как одна из фундаментальнейших характеристик живого, безусловно, имеет меру, размер, границы. Поэтому тот, кто кричит по поводу того, что свобода не знает ограничений, что свобода самовыражения — абсолютная категория, священная корова, которую нельзя трогать, — это просто глупцы, которые не понимают, о чем говорят, или провокаторы, которые используют лозунг свободы в своих эгоистических, корыстных интересах. Неужели газетчики, публикующие назло мусульманам карикатуры на пророка Мухаммеда (якобы во имя свободы слова, как они сами заявляют (Написано 6 февраля 2006 г.), не понимают, что этим они дискредитируют в глазах миллионов и миллионов людей идею свободы, либерализм. Если свобода допускает святотатство, хамство, глумление над чувствами верующих, то кому нужна такая свобода?! Вот и получается, что эти газетчики — провокаторы, враги свободы. Они провоцируют народ на борьбу с либеральными порядками, с демократией.
Как раз за это не любят либералов некоторые интеллектуалы. Яркий пример: яростно нападающий на либерализм А. Г. Дугин. Вот что он написал в «Литературной газете:
« СВОБОДА ДЛЯ …»
Либерализм – это отвратительное, человеконенавистническое, подлое учение. Он омерзителен в теории и на практике. Если бы мы знали, что стоит за красивым иностранным словом « либерализм », мы отшатнулись бы, ужаснулись бы, бросились бы бежать от него как можно быстрее и как можно дальше. Пора назвать вещи своими именами, нас слишком долго запутывали… На первый взгляд слово «либерализм» отсылает нас к идее «свободы» — латинское libertas. Либерализм настаивает: мерой всех вещей является «торгующий индивид», он – смысл бытия и полюс жизни. Не мешайте ему делать, что он хочет, т. е. торговать, и мы попадаем « в счастливейший из миров». Торгующий индивид, движимый эгоизмом и алчностью – а «эгоизм» и «алчность» считаются добродетелями либеральной философии, — должен быть взят в качестве универсального эталона. Все правовые, административные, нравственные, религиозные и социальные ограничения должны быть с него сняты; произвол его капризов, его интересов, его расчетов и выгод ложится в основу новой системы ценностей. Но тут возникает каверзный вопрос: а для чего нужна такая свобода? «От чего» понятно, но «для чего».
«Свобода для», freedom, требует более высокой цели и более фундаментального понимания человека. Она ставит трудные вопросы: в чём позитивный смысл жизни? Для чего человек трудиться, живёт, дышит, любит, творит? Куда и зачем направить тот сгусток энергии, с которым человеческий детеныш рождается в мире людей, возрастает в нем, делает первые шаги, говорит первые слова, сажает деревья, строит дома, заводит семью? «Свобода для» — это удар по струне человеческого сердца, это новый животворящий мрак, куда нас бросает философское вопрошание. Это риск, это безумие, это вызов, это далёкий зов наших последних, глубоко запрятанных бездн…
Обыватель бледнеет перед этим вопросом, он подавлен ужасающим бытийным объемом открывающейся позитивной свободы, он не знает, что с этим делать, он пасует, он прячется, он уходит от ответа. Тут на горизонте еврейской философии появляется худой немецкий профессор славянского происхождения. Тонкие желтые пальцы ловко и немного брезгливо хватают англичанина за мочку пуританского уха. Фридрих Ницше, блистательный, беспощадный, фатальный, как ветер пустынь сирокко: «Свободным называешь ты себя? Твою господствующую мысль хочу я слышать, а не о том, что ты сбросил ярмо с себя. Из тех ли ты, что имеют право сбросить ярмо с себя? Таких немало, которые потеряли свою последнюю ценность, когда освободились от своего рабства. Свободный от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?».
«Так говорил Заратустра ( о пути созидающего)». Одним этим коротким пассажем либералы окончательно и бесповоротно уничтожены. На них поставлен крест – немногие способны преодолеть проклятие Заратустры. «Свобода от» — это чаяние извечного законченного раба, свободный дух выбирает только «свободу для» — с неё он начинает и ею заканчивает. Ты хочешь торговать, мужчина? Иди и торгуй, не хочешь, не иди и не торгуй! Вставай, улыбайся, твори, рискуй, ошибайся – ты заплатишь за всё и по полной шкале, и ни кто не спасёт от жестоких и беспощадных стихий полнокровного живого человеческого бытия. Гарантировать «свободу от» невозможно. Свободу берут сильной мужской рукой и больше не хнычут и ни от кого не ждут пощады. Либерализм – политическая платформа уродов и пройдох, стремящихся правовым образом сохранить награбленное, уворованное, стащенное. Русскому человеку такая гадость чужда. Мы гордый славянский народ, сильный и смелый… Почему же мы стоим веками на коленях? – спросит язвительный англосакс, поигрывая бумажкой с биржевыми котировками….Потому, что мы не можем нащупать этого тайного, трудного, кристально чистого и не терпящего ни малейшего обмана « для». Мы слишком любим истинную свободу, чтобы разменивать её на пошлое, рабское, уродское либеральное «от». Мы лучше постоим ещё так, как стоим, соберемся с духом… А потом скажем, наконец, скажем своё великое русское слово, последнее слово мировой истории. Это будет слово ультимативной свободы, позитивной и солнечной Свободы для….» (Александр Дугин. Литературная газета №9, 2003 г.)
Мой комментарий:
1. Совершенно глупое противопоставление «свободы для» и «свободы от». Не может быть «свободы для» без «свободы от» и, наоборот, «свободы от» без «свободы для». Выше об этом было сказано достаточно (см. стр. 22, 31).
2. Откуда Дугин взял, что либералы исходят из понимания свободного человека как торгующего индивида?! Нет ничего проще, чем сначала оглупить оппонента, представить его позицию вычурно односторонней, а потом язвительно посмеяться над ним.
3. А. Г. Дугин в своей критике либералов ссылается на Ф. Ницше. И в самом деле, Ф. Ницше по сути — крепостник. Сам тон его высказываний — пророческий, безаппеляционный, категорический, ненавидяще-отрицающий — обнаруживает в нем верующего, но никак не свободомыслящего (См. подробнее о Ф. Ницше: Л. Е. Балашов. Ф. Ницше — Гитлер философии. Памфлет).
* * *
К сожалению, думающих как А. Г. Дугин довольно-таки много в нашей стране. Мы недавно освободились от тоталитарного режима и еще не вполне разобрались в том, что такое свобода.
Вот пример. По телеканалу «Культура» в программе «Линия жизни» (13.02.06) известный кинорежиссер Вадим Абдрашитов произнес буквально следующее: «Чем больше свободы, тем больше пропорционально анархии». Он вроде бы за свободу, но понимает ее как-то странно, фактически отождествил с произволом-своеволием. Так Вы, господин Абдрашитов, за свободу или против нее?
Еще один пример: в реферате о Вальтере Ратенау, распространяемом в интернете, я прочитал следующее: «Ведь либералы всех поколений (включая нынешних) в моральном, нравственном и экономическом плане бьются за полную независимость от государства, от всех ограничений, какого бы рода они не были и от каких бы инстанций не исходили, до истеричности превознося абстрактный принцип свободы индивидуума. (…) Признано социологами, что демократические государства естественно и объективно способствуют укоренению пороков людских. Наша действительность демонстрирует рост наркомании, уголовной преступности, бродяжничества, сексуальных извращений и т.д. Психологические отклонения стали бичом общества конца XX века именно исходя из принципа свободы личности». (См., например, текст с сайта www.5ballov.ru/referats/preview/73111/2).
6. Свобода по-американски
Американская поговорка гласит: «Вооруженный человек — это свободный человек; невооруженный человек — это раб». Вот так американцы в большинстве своем думают. Это умонастроение отражено в американской конституции: "Право народа хранить и носить оружие не подлежит ограничениям".
Получается, свобода по-американски замешана на недоверии людей друг к другу, на игнорировании или даже отрицании презумпции невиновности. Ведь что такое оружие у обыкновенного человека? Это значит, что он готов его применить 1) в случаях, когда ему кажется, что на него или на его собственность покушаются, и 2) в случаях, когда он сам готов покуситься на жизнь, на права других. В итоге мы видим повышенную подозрительность и повышенную агрессивность американцев. Об этом свидетельствуют многие американские фильмы. Чуть что их герои хватаются за оружие и стреляют на поражение. Типичным в этом плане является фильм «Рэмбо».
Свои внутренние отношения американцы переносят на внешние. Очень часто США бряцают оружием, используют военную силу в своих отношениях с другими странами. И это на протяжении практически всей истории существования США. Сначала американцы осуществляли экспансию на территории Северной Америки, боролись с коренными жителями, индейцами, постепенно вытесняя и\или уничтожая их, а затем они стали проводить свою агрессивную политику в отношении остального мира.
Наличие оружия порождает соблазн его употребления, провоцирует его обладателя на применение. Вспомним, пресловутое чеховское ружье, которое если висит на стене в первом акте пьесы, то обязательно выстрелит до конца спектакля.
Свобода, замешанная на недоверии, ущербна, поскольку она не использует или недоиспользует возможности, основанные на доверии людей друг к другу.
"Мы должны думать как сделать наш мир добрее, а людей терпимее к друг другу, а не о том, чтобы дать людям в руки средство уничтожения себе подобных. В мире и так достаточно смертельных опасностей!" (из Интернета).
«Оружие всегда и во все времена порождало агрессию. Давайте дружить и жить в мире! Это банально, но так этого хочется!" (из Интернета).
«В Соединённых Штатах Америки вооружённые люди страдают чаще, чем невооружённые. "Блатной" не собирался стрелять, хотел только попугать человека, но увидел в его руках "пушку", испугался и выстрелил... Все это знают, но большинство всё равно за то, чтобы каждый желающий, за малым исключением, имел право обладать оружием. Для большинства американцев это дело принципа. В их понимание свободы входит и это: свобода личности защищать себя с оружием в руках» (из Интернета).
Таким образом, свобода по-американски неприемлема для остального человечества. Иными словами, ценности американской демократии обладают существенным изъяном и не могут служить эталоном для других стран.
Телеканал "Вести" сообщает 28.01.09:
"В США потерявший работу Эрвин Люпо убил жену и пятерых детей, а потом застрелился сам (...)
Стрельба и многочисленные жертвы дома, в школе, в торговых центрах каждый раз попадая в заголовки новостей, провоцируют споры о доступности огнестрельного оружия в Соединенных Штатах. Но и после самого массового расстрела в студенческом городке Вирджинии в правилах покупки оружия нет никаких изменений. (...)
Может поэтому Соединенные Штаты так уверенно удерживают первое место в мире по количеству преступлений с применением огнестрельного оружия" (Солодовников и Сальмонележнев. Вести из Вашингтона. Цит. по: http://www.vesti.ru/doc.html?id=246733).
И еще. Мнение, что кольт всех равняет (делает равными), при внимательном рассмотрении не выдерживает критики, т. е. ошибочно. Американские социологи провели исследование, в котором выяснилось, что лишь 30 процентов имеющих оружие умеют им пользоваться. Это значит, что 70 процентов американцев, обладающих оружием, оказываются беспомощными в ситуации нападения со стороны вооруженного человека. Где же тут равенство?! Выходит, обман и самообман!
7. Самообман и спекуляции по поводу прав человека
Некоторые осознанно или неосознанно ставят знак равенства между правами человека и свободой. Это либо заблуждение, либо спекуляция. Свобода предполагает в равной степени и права человека, и его обязанности. Поэтому когда говорят о нарушении прав человека, то это не означает автоматически ущемление свободы человека. Выше я писал:
Свободы, любой свободы не бывает без ограничений. Поэтому с самого начала несостоятелен и просто не имеет смысла вопрос о том, ограничивать свободу или не ограничивать. Правильнее ставить вопрос о качестве и количестве ограничений, как они влияют на свободу и в каком отношении они находятся к прямо противоположным действиям — допущениям разного рода. Ведь свобода каждого из нас не только ограничивается в обществе, но и допускается. Иными словами, имеет место не только взаимоограничение свободы, но и ее взаимодопущение. В этом суть правопорядка. И в этом также регулирующая роль государства. Из взаимоограничения свободы вытекают многообразные обязанности человека; из взаимодопущения свободы вытекают не менее многообразные права человека. Гегель, споря с Кантом, выступает против представления о неограниченности свободы (что она может быть неограниченной). Он справедливо полагает, что имеются ограничения, внутренне присущие свободе. Свобода без внутренних ограничений — не свобода, а произвол.
В связи с этим я приводил слова Ф. Р. Ламенэ: «Обязанность без права есть рабство; право без обязанности — анархия». Выступающие за права человека и правозащитники именно в силу односторонней ориентации на права человека постоянно сбиваются в сторону абсолютизации прав отдельных людей или отдельных меньшинств.
Нельзя права людей рассматривать вне связи с их обязанностями.
Во-первых, надо иметь в виду, что свобода одного человека естественно ограничивается свободой другого. И соблюдение прав одного человека может вести к нарушению прав другого (например, право курильщика, если оно не ограничивается, вступает, как правило, в противоречие с правом некурящего не быть пассивным курильщиком).
Во-вторых, правозащитники часто делают весьма грубую ошибку в отстаивании прав тех или иных людей (или групп людей): они фактически относятся к этим людям как к страдальцам, к пассивно страдающим, т. е. говоря более широко, не как к субъектам (личностям, индивидуумам, деятелям, обладающим волей и разумом), а как к объектам-жертвам, права которых надо защищать.
Правозащитники оказались теми же народниками или социалистами. Они видят в людях, в народе только слабое-страждущее (объект воздействий). А спросили они у людей, народа — нужна ли им такая помощь, которая унижает, оскорбляет их достоинство, которая превращает их в иждивенцев-инвалидов?!
Правозащитники часто воспроизводят поведение разного рода непрошенных помощников и спасителей.
Эта тема порой звучит так: можно ли сделать людей счастливыми?
Одно дело, когда человек хочет быть счастливым, стремится к счастью, создает условия для этого и т. д. и т. п. Другое дело, когда человек, не думая о своем личном счастье, стремится сделать счастливыми других, осчастливить других и даже всё человечество. Д. Дидро писал: “Самый счастливый человек тот, кто дает счастье наибольшему количеству людей”(Дидро Д. Собр. соч. в 10-и т. М.-Л., 1935-1947. Т. V. С. 133). То же у Бетховена: “Нет ничего выше и прекраснее, чем давать счастье многим людям”. Но здесь может быть неточен перевод. “Давать счастье” — в некоторых случаях такое выражение допустимо... Если употреблять его в фигуральном смысле или как некоторое художественное преувеличение.
Юный К. Маркс, повторив Дидро: “... опыт превозносит, как самого счастливого, того, кто принес счастье наибольшему количеству людей” — ”развил” мысль: “Если мы избрали профессию, в рамках которой мы больше всего можем трудиться для человечества, то мы не согнемся под ее бременем, потому что это — жертва во имя всех; тогда мы испытываем не жалкую, ограниченную, эгоистическую радость, а наше счастье будет принадлежать миллионам...” Видите, как Маркс ставит вопрос: “трудиться для человечества”, “жертва во имя всех”. Он не только допускает ситуацию — пожертвовать личным счастьем во имя счастья миллионов — но и просто даже не видит иного, нежертвенного варианта. Очевидно, такого варианта и в самом деле не существует. Кто хочет принести счастье наибольшему количеству людей, тот волей-неволей должен забыть о таком “пустяке” как личное счастье (Маркс уничижительно назвал личное счастье “жалкой, ограниченной, эгоистической радостью”).
Насколько оправдано стремление принести счастье наибольшему количеству людей? Здесь возникает другой вопрос: а хотят ли люди, чтобы их осчастливили? Нет ли тут навязывания своей воли и своего понимания (в частности, своего представления о счастье) другим людям, всему человечеству? Нет ли тут эффекта непрошеного благодетеля, защитника, спасителя? В самом деле, кто просил этих “самоотверженных” делать других счастливыми, приносить другим счастье? Если они сами себя отвергают (самоотверженные ведь!), в частности, готовы пожертвовать своим личным счастьем, то как они могут понять, что нужно другим людям, какое вообще счастье нужно людям?! Человек, который сам не испытал счастья, — только теоретически представляет счастье. А теоретическое счастье может сильно отличаться от действительного счастья, от того, что на самом деле нужно людям.
Стремление сделать других людей счастливыми — опасная утопия. Никто не может сделать кого-либо счастливым, а тем более принести счастье многим людям. Счастье — категория сугубо индивидуальная. Это значит, что только сам человек может сделать себя счастливым. Он — субъект счастья или несчастья. Человека можно сделать богатым (например, оставив ему наследство), дать ему пищу, кров и т. п., но сделать его счастливым нельзя! Когда матери думают, что могут сделать своих детей счастливыми, то они глубоко ошибаются. Ошибаются мужчины и женщины, думающие, что они осчастливливают тех, с кем живут. Ошибаются политические и иные деятели, думающие, что они могут принести счастье многим людям. К. Поппер справедливо писал: “Любить человека — значит желать сделать его счастливым. (Такое определение любви, кстати говоря, принадлежит Фоме Аквинскому.) Однако из всех политических идеалов те, которыми вдохновляются стремления сделать человека счастливым, пожалуй наиболее опасны. Такие идеалы неизменно приводят к попытке навязать другим нашу систему “высших” ценностей для того, чтобы они осознали, что с нашей точки зрения имеет чрезвычайную важность для их счастья, для того, чтобы так сказать, спасти их души. Они ведут к утопизму и романтизму. Мы все чувствуем, что любой был бы счастлив в прекрасном и совершенном мире наших грез. Вне сомнения, небеса спустились бы на землю, если бы мы все могли любить друг друга. Но, как я уже сказал (в главе 9), попытка создать рай на земле неизбежно приводит к созданию преисподней. Она вызывает нетерпимость. Она вызывает религиозные войны и спасение душ посредством инквизиции. К тому же она, я уверен, основывается на полном непонимании нашего морального долга. Наш моральный долг состоит в том, чтобы помогать нуждающимся в нашей помощи, однако моральный долг не может заключаться в том, чтобы делать других счастливыми, ведь это от нас не зависит, и к тому же это слишком часто представляет собой не что иное, как вмешательство в частную жизнь тех, к кому мы имеем дружескую склонность.” (Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2, М., 1992. С. 274).
Чудовищный утопизм В.И. Ленина. Ленин принадлежит к числу людей, которых давно уже окрестили “благородными” разбойниками. Ленин не по злому умыслу погубил много людей, подверг остракизму и устроил террор против части общества. Он совершенно искренне хотел счастья людям и не просто хотел, а был одержим идеей осчастливливания. Преувеличенное стремление к чему-либо обычно приводит к обратному результату. Вспомним лозунг, висевший в 1920-е годы в Соловецком лагере особого назначения: “Железной рукой загоним человечество к счастию”. Эти слова принадлежат Л. Д. Троцкому, ближайшему сподвижнику Ленина. В них — циничная суть “благородного” разбойничества.
Совершенно справедливо отмечает А. Г. Латышев: “В отличие от некоторых критиков Ленина, считающих сегодня, что главной целью деятельности Ленина был захват и удержание власти, уверовал, что стремлением всей его жизни было — осчастливить часть населения планеты (рабочих, бедных крестьян), уничтожив для этой цели другую часть (“богачей”, священнослужителей, свободомыслящую интеллигенцию и т. д.). А подобный “стратацид” ничем не лучше нацистского геноцида.” (См.: Латышев А.Г. Рассекреченный Ленин. М., 1996. С. 9)
Слишком болеть за других людей также вредно, как и относиться бесстрастно-равнодушно-цинично к их болям-несчастьям. Во всем нужна мера, в том числе и в этом сострадании. Неумеренное сострадание к одним людям обычно сопровождается неумеренной ненавистью-враждой к другим, живущим относительно благополучной жизнью. К чему приводит такое отношение к людям — мы знаем.
Нынешние правозащитники в умеренной форме воспроизводят эту обанротившуюся модель борьбы за счастье и спасение людей.
——————————
Я думаю, нам нужны не правозащитники, а люди, которые по долгу сердца и профессионально разбирают конфликты разного рода, возникающие между людьми, в том числе между обычными людьми и представителями государственных учреждений. Нельзя загодя, не разобравшись толком в ситуации становиться на сторону только одной стороны конфликта. Само слово «правозащитник» льет воду на мельницу этой односторонности.
8. Критика чисто юридического понимания свободы
Широко известно высказывание Ш. Монтескье «Свобода — это право делать всё, что не запрещено законом». Его нередко повторяют как нечто безусловно истинное. Не так давно я услышал эту фразу из уст радиоведущей Русской службы новостей (26.12.2007, ок. 9-и утра). Подумаем, однако, является ли это определение свободы полноценным, достаточным для понимания свободы? Можно привести немало примеров, которые свидетельствуют о недостаточности чисто юридического понимания свободы. Порядок жизни не обеспечивается одними только правовыми законами. Существует еще мораль, которая в большинстве случаев лежит вне сферы действия правовых законов. Мораль не допускает хамства. А правовые законы не запрещают хамское поведение. И подлость и вообще бессовестное поведение большей частью не охватываются запретительными законами.
Так что чисто юридическое понимание свободы допускает аморализм и даже провоцирует аморальное поведение. Человек в критических ситуациях думает только о том, не нарушает ли он законы. А на моральную сторону дела ему наплевать.
В американских фильмах нередко воспроизводится чисто юридический подход к свободе, к поведению людей. А о моральной стороне свободы-поведения (моральных принципах-нормах, совести человеческой) в таких фильмах, как правило, не говорят, молчат или, если говорят, то в пренебрежительном ключе как о чем-то ненужном, мешающем, ничтожном, сиропно-сентиментальном. Стали даже говорить о том, что иметь совесть немодно. Такая фраза звучит в известном американском фильме "Годзилла". Аналогичную фразу я услышал в отечественном фильме «Наша дача» (1990 г.) из уст матери взрослого сына: «Совесть нынче не в моде».
Я в США не был, поэтому личных свидетельств о таком подходе к свободе в этой стране у меня нет. Но, общаясь с людьми, читая книги и статьи об Америке, я не раз слышал или читал про разные вопиющие случаи, когда свобода понимается чисто юридически, когда в интимные вопросы жизни вторгаются жесткие юридические правила (например, устанавливается минимальная норма карманных денег, которые родители юридически обязаны выдавать детям).
———————
В свете сказанного мне представляется сомнительным принцип верховенства права, закона. Надо понимать: законы и право не всё регулируют в обществе. Они необходимы, но недостаточны. И тезис о правовом государстве весьма сомнителен. Государство — такой социальный институт, который опирается не только на право, но и на мораль, и на культуру, и на науку, не только на авторитет силы, но и на силу авторитета... Нужно говорить не о правовом государстве, а о том, чтобы право занимало в государстве подобающее ему место, не меньшее, но и не большее. При господстве права в обществе между людьми будут превалировать чисто внешние отношения, а это взаимное недоверие, отчужденность, бездуховность, сутяжничество, доносительство и тому подобные "прелести" внешних отношений.
Вот как формулируется принцип верховенства права в документе ООН:
«Для Организации Объединенных Наций верховенство права означает такой принцип управления, в соответствии с которым все лица, учреждения и структуры, государственные и частные, в том числе само государство, функционируют под действием законов, которые были публично приняты, в равной степени исполняются и независимо реализуются судебными органами и которые совместимы с международными нормами и стандартами в области прав человека. Для этого также необходимы меры, обеспечивающие соблюдение принципов примата права, равенства перед законом, ответственности перед законом, беспристрастного применения законов, разделения властей, участия в принятии решений, правовой определенности, недопущения произвола и процессуальной и правовой транспарентности» (Сайт ООН).
Кажутся бесспорными ооновские формулировки принципа верховенства права, законов. Однако, при внимательном рассмотрении можно увидеть два серьезных изъяна:
1. Фактическое игнорирование моральных форм регулирования (внутренних, опирающихся на совесть человека, и внешних, опирающихся на силу обычаев, традиций, общественного мнения, мнения отдельных групп людей и отдельных людей). В результате этого фактического игнорирования возникают два нежелательных следствия:
1.1. Человек в таком случае рассматривается не как моральный субъект, моральное существо, имеющее совесть, свое понимание жизни и ответственности, а как некая шестеренка, некий винтик, элемент правового механизма, который должен безусловно подчиняться установлениям правового характера (правилам, нормам, законам).
1.2. За пределами регулирования отношений между людьми остаются гигантские сферы их совместной жизни, поскольку право и законы по самой своей сути не могут охватить все бесчисленные способы поведения и отношений людей. Они лишь грубая, так сказать топорная, регулировка отношений в обществе. Последнее нуждается в тонкой регулировке, шлифовке отношений между людьми, что возможно лишь при моральном регулировании.
2. Упор на законы, законность, на исполнение, соблюдение законов влечет за собой перекос в сторону необходимости, законосообразности и, соответственно, принижение значения случайности (неопределенности) в жизни человека. А это означает в конечном счете ущемление свободы человека. Ведь она в равной степени опирается на необходимость и случайность, в равной степени учитывает определенность, упорядоченность, предсказуемость жизненного процесса и его относительную неопределенность, неупорядоченность, непредсказуемость.
9. О так называемом «праве на смерть»
В последнее время часто можно слышать выражение "право на смерть". Один из философов прямо сказал: «дайте мне право умереть».
С моей точки зрения «право на смерть» — нелепое выражение, как круглый квадрат. Жизнь тем и отличается от смерти, что она может прерваться в любой момент не по воле и желанию человека. Смерть же наступит рано или поздно в любом случае, хочет этого человек или нет. Право на что-то — это положительное понятие, означающее ту или иную форму свободы. «Право на смерть» такое же нелепое понятие, как и право на убийство, на насилие, право на преступление, право на аморальный поступок. Есть такие возможности или такие желания, которые выходят или находятся за пределами прав человека, за пределами его свободы. Права человека ничего не значат без обязанностей. Ведь любое право одного человека не должно вступать в конфликт с правами другого человека. Право матери — желать своему ребенку жить, жить и жить. Она дала ему жизнь и, естественно, желает чтобы он в полной мере воспользовался этим даром жизни. Поэтому, долг подросшего ребенка, сознающего своею ответственность перед матерью, — жить и делать всё для того, чтобы не допустить своей преждевременной кончины. А уж о праве на смерть он и помыслить не должен, если, конечно, он хороший сын или хорошая дочь. Да, бывают случаи, когда человек жертвует своей жизнью, например, на войне. Однако, эти случаи — исключения, которые лишь подтверждают правило. Жертвы могут быть оправданы, если они ради жизни на Земле. В фильме «Чапаев» есть один характерный диалог мальчика с военным поваром: «Дядь, а дядь, за что люди на смерть идут? — За что?.. гм, ясно за что, за ж-и-з-н-ь, каждому хорошей жизни хочется». Если люди идут на смерть, то не потому, что они решили воспользоваться своим «правом на смерть». Просто к этому их вынуждают обстоятельства, внутренние (например, невыносимые страдания) или внешние (например, участие в военных действиях).
———————
Вообще «право на смерть» — лукавое выражение. Что имеется в виду под смертью? Своя или чужая смерть? Если своя, то это право нужно именовать правом на самоубийство. Если чужая, то это право нужно именовать правом на убийство. Ясно, что никакого права на убийство у человека нет. Следовательно, о праве на смерть как общем праве, объединяющем и право на самоубийство, и право на убийство, говорить нельзя. То есть «право на смерть» — настолько неопределенное выражение, что оно может быть истолковано и как право на убийство и вообще как право на уничтожение жизни как таковой. Остается первое значение: право на самоубийство. Именно его обычно имеют в виду, когда говорят о праве на смерть. В последнее время такое «право» нередко связывают с понятием и феноменом эвтаназии, а это уже нечто иное. В моральном и гуманистическом смысле права на смерть нет и быть не может. В тех немногих случаях, когда человек жертвует своей жизнью во имя жизни других или когда он смертельно болен и из-за неимоверных страданий хочет уйти из жизни, речь на самом деле идет не об осуществлении права на самоубийство, а о вынужденном шаге, т. е. чем-то прямо противоположном осуществлению права. То или иное право человека — это возможность поступать определенным образом, допускаемая принятыми в данном обществе (или общепринятыми) нормами морали и права. Разве мораль и право разрешают самоубийство и убийство? Нет. Человек, конечно, может покончить жизнь самоубийством или убить кого-нибудь. Да, он имеет такую возможность. Но он не имеет права это делать. То есть мораль и право как таковые не разрешают человеку осуществлять такую возможность, осуждают стремление осуществить самоубийство или убийство. Могут спросить, а как быть со смертной казнью? Ведь получается, некоторые люди (судьи и палачи) имеют право кого-то убивать. Да, такое «право» есть, но это не вообще право на убийство, а весьма ограниченное «право» (регулируемое законом) принимать решение о смертной казни и исполнять это решение. Кстати, правильнее говорить не о праве некоторых людей на смертную казнь, а о печальной, тяжелой обязанности этих людей (судей и палачей) принимать решение о смертной казни конкретного человека и исполнять это решение. В современном обществе и эта весьма ограниченная возможность лишать жизни кого-то по приговору суда всё больше исключается из правовой практики государств. В передовых странах мира, как мы знаем, смертная казнь отменена. Это значит, что современные мораль и право выступают против допущения убийства по приговору суда, т. е. против права на убийство.
Если проанализировать выражение «право на смерть» с точки зрения логики, то можно сказать, что те, кто употребляют это выражение как безотносительное (к себе, к другим), совершают логическую ошибку подмены понятий. Понятие убийства подменяется понятием смерти. А это принципиально разные понятия. Когда говорят о праве на что-то, то имеют в виду право делать что-то. Смерть — это не делание чего-то (по желанию, хотению), а результат каких-то объективных процессов (смертельной болезни, аварии, катастрофы, несчастного случая и т. п.) или действий человека, когда он пытается лишить себя жизни (самоубийство) или жизни других (убийство). Если уж рассуждать на тему о праве лишать кого-то жизни, то нужно говорить не о праве на смерть, а о праве на убийство (в частном случае, на самоубийство), т. е. о праве совершать действия, ведущие к смерти. Говорящие о праве на смерть вольно или невольно камуфлируют свое желание иметь право на убийство (самоубийство). Употребляя выражение «право на смерть» вместо более правильного, точного выражения «право на убийство (самоубийство)», они как бы делают более нейтральным, облагороженным и, соответственно, более приемлемым это право на убийство (самоубийство). «Право на смерть» — звучит красиво, патетично. А вот выражения «право на убийство» и «право на самоубийство» практически не употребляют, поскольку обнажают аморальную, бесчеловечную суть этих «прав». Вот и получается, что говорящие о «праве на смерть» обманывают себя и/или обманывают других.
Вспомним, что те, кто убивает (по приговору суда или по личным мотивам), стараются избегать слова «убийство». Говорят о смертной казни, о высшей мере наказания (в случае приговора) или о ликвидации, мокром деле, употребляют также выражения «убрать», «прикончить», «замочить» и т. п. О чем это говорит? Это говорит о том, что глубинная человеческая мораль осуждает любое покушение на жизнь, но поскольку в отдельных случаях такое покушение на жизнь имеет место (со стороны государственных органов или по личным мотивам), то пытаются успокоить свою совесть или не тревожить ее откровенным словом «убийство», а выбирают более нейтральные, менее эмоционально окрашенные слова.
_______________________________
См. другие статьи о свободе в подборке "Свобода и другие философские категории":
Противоположные взгляды на свободу (свобода в координатах случайности и необходимости)
Свобода как возможность выбора
Формула свободы
Зависимость и независимость
О так называемом парадоксе свободы
Лишь утратив все до конца, мы обретаем свободу?