В предыдущей части мы выяснили, что первые сторонники белого движения (а первые — это значит наиболее убежденные) были очень малочисленными, даже с точки зрения офицерского корпуса старой армии.
При этом, идеологии у белогвардейцев на всех этапах существования движения (и уже в эмиграции) были самые разные — от умеренного социализма и принятия «февральских перемен» до приверженности не просто монархическому строю, но и образу жизни а-ля «XVII век» (это видно на примерах Земской рати или барона Унгерна). Объединяло их в идеологическом смысле одно: неприятие большевиков и их диктатуры пролетариата.
Часть первая, про идейных белогвардейцев и их особенности.
Однако, были у белых и другие общие (более или менее, исключения были) черты. Среди них — разочарование в революционных переменах и недовольство развалом армии, желание продолжать войну.
И это интересный момент: ведь уже в 1917 году мы видим столкновения «будущих белогвардейцев» с «будущими красными» (а также и «зелеными»). На бумаге всё ещё единая Русская армия была максимально политизирована и раскололась фактически на две части: «ударники», желавшие продолжения войны любой ценой и «все остальные», покидавшие фронт или не желавшие идти в наступление.
Многие деятели белого движения подавляли Революцию 1905 года, в 1917 году пытались остановить «демократизацию армии». К примеру, А. П. Кутепов — в 1905 году арестовал стачечный комитет железнодорожной станции, в 1917 году вел бои с восставшими в Петрограде. До декабря 1917 года пытался сохранить в порядке Лейб-гвардии Преображенский полк, после чего... отправился на Дон. В дальнейшем — один из главных деятелей в белом движении на юге, особенно при П. Н. Врангеле.
В немного меньшей степени, но всё равно это применимо ко многим другим лидерам и активным сторонникам белого движения (причем абсолютно разных взглядов): Л. Г. Корнилову, С. Л. Маркову, А. С. Лукомскому, М. К. Дитерихсу и т.д. Даже поддерживая сам «Февраль», подобные деятели выступали против вмешательства новых властей в дела армии. Низовой состав белогвардейцев во многом составляли те самые «ударники» (в том числе — корниловцы). И уж «Октябрь» им точно пришелся не по душе.
Потому я соглашусь отчасти вот с этим высказыванием:
«Большинство офицеров-добровольцев составляли «уже побывавшие на гражданской войне» — участники подавления разного рода беспорядков или организованных выступлений. Их прошлое просто не оставляло выбора: «Смерть или победа» — вот первоначальный девиз», — отмечал офицер, усмирявший в составе 45-й пехотной дивизии Петроград в июльские дни...» (с) Р. М. Абинякин. Офицерский корпус Добровольческой армии: социальный состав, мировоззрение. 1917 — 1920 гг.
Здесь неприятие революционных перемен (по крайней мере, их части) шло «рука об руку» с острейшим восприятием развала старой армии. В которой многие имели звания и награды. Все это к декабрю 1917 года было просто ликвидировано: все воинские заслуги, даже военного времени. Оттого можно понять и наличие в белых рядах большого числа офицеров именно военного времени: они тоже были лишены всех своих предыдущих, дореволюционных заслуг.
Красная Армия (ещё и не появившаяся к началу формирования белого движения) имела разительные отличия от старой армии, в ней не было старой символики, старых традиций, старых наград. И довольно долго сохранялись «революционные пережитки», включавшие в себя солдатские комитеты, обсуждения приказов, презрение к генералам старой службы (а иногда солдатские массы были просто опасны для «бывших»). Большевики сами были вынуждены проводить линию на восстановление авторитета «военспецов» (чему способствовали комиссары). Однако, часть большевиков выступала против использования бывших офицеров, это была серьезная проблема («военная оппозиция»). Подобные деятели даже лояльных бывших офицеров часто унижали, оскорбляли, подозревали в предательстве.
«На фронте им не место. Послать какого-нибудь генерала вести войну против однокашника, генерала Краснова — это все равно, что поставить охранять овец от бурого медведя серого волка… Пусть будут невинные ошибки наших доморощенных рядовых, — они менее принесут вреда, чем злостная, хитрая механика Николаевских военных специалистов...» (с) Абрам Захарович Каменский. Статья «Давно пора» в газете «Правда», декабрь 1918 года.
Напомню, что однокашником, к примеру, «черного барона» П. Н. Врангеля был... Б. М. Шапошников, будущий сталинский Маршал. Но товарищу А. З. Каменскому было, разумеется, видней. Да, в итоге РККА (и советское руководство) всю эту «крайнюю левизну» в общем-то изжила и к концу Гражданской войны, по моему мнению, в плане «регулярства» и дисциплины превосходила белые армии. Но мы говорим о начале формирования белого движения (конец 1917 — начало 1918), тогда всё было совершенно иначе.
«Становилось противно оставаться» (с) М. А. Свечин (старший брат красного «военспеца» А. А. Свечина). Записки старого генерала о былом.
И надо сказать, что потом многие белые генералы не могли поверить, что революционеры смогли создать силу, побившую их армии. Как революционеры вообще могут что-то создавать? Это не укладывалось в голове у многих представителей белого движения (хотя многие из них тесно общались с другими революционерами — эсерами, да и за власть Николая II особо не цеплялись, мягко говоря). Тем не менее, когда такое осознание пришло, многие белые офицеры и даже генералы, воевавшие против большевиков, стали служить в РККА (например Я. А. Слащев, А. Г. Лигнау, В. И. Моторный, А. С. Секретёв, А. Я. Крузе, В. И. Оберюхтин и т.д.) или сотрудничать с советской разведкой (Н. В. Скоблин). Другие же, напротив, продолжали ждать развала Советской России.
Многими офицерами в белом движении двигали именно эти мотивы: потеря командирского статуса, чинов и наград, прошлые эпизоды борьбы с Революциями (и опасения мести за это со стороны революционеров), развал старой армии (и, как следствие, стремление попасть «в родную среду», то есть офицерскую) и нежелание служить «комиссарам-большевикам» (и неверие в то, что красные что-то смогут построить). Вот одно из типичных обоснований:
«Ротмистр Л. П. Сукачев вспоминал, как в октябре 1917 года решением армейского комитета его отрешили от командной должности и назначили на место кашевара. А его дядю, генерала Резникова, солдаты сделали рядовым гусаром. Вот откуда их стремление на Дон в Добровольческую армию и непонимание «равнодушия к начавшейся борьбе с коммунизмом» у других офицеров...» (с) А. В. Калягин. Почему я стал белым... (по материалам белогвардейских дневников и мемуаров).
Здесь, конечно, произошла поистине «злая ирония»: ведь и у белых офицеры оказались «командирами отдельных винтовок», при нехватке солдат. Более того, в белом лагере тоже были «революционные порядки»: к примеру, примущества получали офицеры, которые ранее других пошли в Добровольческую армию (Сибирскую/Народную армию Комуча/Северо-Западную/нужное подчеркнуть).
Старые чины и звания и у белых теперь имели мало значения, все решало «первородство в борьбе с большевиками». А вот большевики с комитетами в итоге покончили и «военспецам» доверяли высокие должности. Но кто ж знал, что так выйдет в итоге...
С вами вел беседу Темный историк, подписывайтесь на канал, ставьте лайки, смотрите старые публикации (это очень важно для меня, правда) и вступайте в мое сообщество в соцсети Вконтакте, смотрите видео на моем You Tube канале. Читайте также другие мои каналы на Дзене:
О фильмах, мультиках и книгах: Темный критик.
О политоте, новостях, общественных проблемах: Темный политик.