День народного единства. Завтра, а точнее, день Казанской иконы Божьей Матери. Державная икона, покровительница русских войнов освободителей, и если писать ее историю интернета не хватит. Похлеще кода Да Винчи.
Вообще, традиция пересматривать задним числом вдохновляет. Вечное переименование. Улиц, календарей, праздников. Снос одних памятников и установка других, а потом опять снос и опять установка.
Диктат момента. Выгодно - будет так, завтра выгодна развернулась на сто восемьдесят - будет наоборот. Переменный символический ряд.
Позавчера еще ортодоксальный верующий, вчера воинствующий атеист, а сегодня носитель прикольного крестика, бурно отмечающий пасху, хэллоуин и два рождества, фанат Санта-Клауса, ныряющий в крещенскую купель, демонстративно постящийся, хотя на самом деле рак или овен. Монархист, коммунист, либерал и консерватор- ортодокс в одном флаконе. Неделька.
Такая эпоха, где лицемерие, есть главный способ коммуникативной упорядоченности - следование чужим протоколам без внутреннего присоединения к смыслу.
Зачем разбираться всерьез с правилами дорожного движения, этикетом, гигиеной или здоровым питанием - проще в темную, главное, костюм не перепутать.
Мода- это ура, стайл, гаджеты, барбершопы, дизигн и современная движуха - очевидная няка, остальное, такое же очевидное недоразумение. Например, человек, одетый не стильно. Чужой.
Не умеющий чирикать в сетях, не селфящий себя поминутно, не топящий с пеной у рта за гендеры или феминизм, акалогию или климат. Гопник, колхозан, вата или деревня. И пусть он трижды гений, дважды умней академика, вдесятеро добрей матери Терезы или стократно храбрей принцессы Дианы - недоразумение и точка. Объект насмешек или коллективного презрения - не о чем говорить.
***
Слушай, сердито пробурчал научный руководитель, тебе, как аспиранту, полагается общественная нагрузка, и он протянул листочек - пойдешь народным заседателем.
Народным так народным, две недели общего суда ежегодно. Невелика потеря.
Судья оказалась приветливой женщиной за сорок, худой, немного рассеянной, чуть суетливой, как-то одетой и как-то причесанной, запурханной нескончаемой чередой процессов, писаниной и дочерью выпускного класса, но очень грамотной и дотошной.
Главное, ей было не наплевать. Ни на нас - заседателей, ни на подсудимых, ни на адвокатов с прокурорами, ни на свидетелей с экспертами - ни на кого вообще, сердечная женщина - вежливая, корректная, участливая и понимающая.
Вторым заседателем, Талгат, невысокий, крепкий и улыбчивый - может, башкир, может - татарин, а то и вовсе казах.
Подружились в пять минут, и уже вместе обедали и бегали во двор покурить.
Дела катили одно за другим. Мошенничество, грабеж, разбой и хулиганство - светский салон. В одном из процессов судили комсомольского деятеля, который подделал квитанцию об оплате гостиницы. Дописал спереди цифру. Правда, тратились деньги очередного НТТМ, статус которого был совершенно не урегулирован. Что это - организация, предприятие, лицо или иной субъект, и кому принадлежат средства, заработанные от хозяйственной деятельности - самому НТТМ или учредившей его комсомольской организации.
То, что товарищ подделав документ присвоил чужое было очевидным, а вот, кто потерпевший и чьи имущественные права нарушены незаконным присвоением, оставалось загадкой.
Представлял комсомольца известный адвокат - крепкое телосложение, почти квадратное, кучерявые волосы, добротный костюм, золотая оправа, профессиональный стрекот, снисходительные улыбки и понимающие кивки, но главный спор произошел между нами.
Я стоял на том, что раз нет потерпевшего, следует наказывать по минимуму или вообще прекратить производство, а судья, на том, что подделка с целью присвоения, банальное мошенничество. Говорил, что злоупотребить можно только чьим-то доверием, а она, что не может оставить такой поступок безнаказанным.
Спорили день и вечер, а потом следующий день и следующий вечер.
Самое удивительное, Талгат держал мою сторону, и опытная, авторитетная судья, проработавшая двадцать лет и съевшая не одну собаку, оказавшись в меньшинстве, вынуждена была прогибаться и убеждать, умолять и настаивать. В конце концов, нашли компромисс - полтора условно с запретом занимать руководящую должность.
Выслушав вердикт адвокат пафосно заявил, что разочарован, что ожидал полного оправдания, что так не оставит и обязательно обжалует приговор в вышестоящую, а мы втроем счастливо улыбались, поскольку просидели бог знает сколько часов без еды и курева, но более, от исполненного. Честно, полной вовлеченностью, на двадцать раз оценив и переоценив доказательства, трижды проверив доводы сторон, миллион раз перечитав, пересказав друг другу закон, приведя тонны аргументов про и контра, припомнив десяток жизненных историй-аналогий, копнув практику авторитетных судей и раскрыв юридическую сторону "нового мышления", нашли решение не только соответствующее духу и букве закона, но здравому смыслу и добрым нравам, то есть, во благо.
Следующим номером шли подростки из Миасса, которые по прибытии в Челябинск сходу ограбили сувенирный прилавок на Кирова - разбили витрину, схватили детские значки и дали деру.
Разумеется, тут-же повязали, и при осмотре обнаружили нунчаки, редкое для тех времен оружие, а когда притащили в отделение, их опознал избитый и ограбленный подросток, которого мать привела подавать заявление. Разбой и грабеж.
Потом еще что-то, а потом еще, но рано-поздно двухнедельный срок весь вышел и я зашел попрощаться.
Не пущу, сказала она, никуда, останешься здесь, бумагу в институт сочиняю, какая к черту инженерия, твое место тут и нигде больше.
Горячо благодарил, убеждал, что сердцем прикипел к лазерам и дефектоскопам, что люблю красивые формулы, большие киловатты и ректификат, она лишь качала головой - ты-юрист, попомни мое слово.
Выпили чаю с тортом и даже обнялись на прощание. Тогда не придал значения - подумаешь, общественная нагрузка, но ровно через три года, создал юридическую контору, потом поступил в юридический, получил лицензию, а в две тысячи первом стал адвокатом. День в день - как в аптеке. Перст судьбы