КНИГА 4. ВЕСНА
Часть 1. Март-8
***
- Вы собираетесь меня до самого клуба провожать? – спросил Сашка.
Школа была уже далеко, поворот на улицу, ведущую к отделу милиции, они миновали, а следователь все шагал рядом.
- А что, я мешаю? – ответил тот вопросом на вопрос.
- Да нет! Просто… сейчас ведь рабочее время… Вам же на работу надо…
- Успею!..
Разговор прервался. Сашка понял, что Станиславу Яновичу почему-то не очень хочется возвращаться на работу, и он, Сашка, должен послужить оправданием короткого прогула. Что ж, ладно! Хорошему человеку можно и помочь!
- А Сергея Васильевича орденом наградят? – поинтересовался он. – Или медалью?
- Угу!.. – с яростью рыкнул следователь. – Героя дадут!
- Станислав Янович, еще что-то случилось? – испуганно спросил Сашка.
Крук скрипнул зубами.
- Только то, что никто не хочет быть виноватым. Сигнализация в том магазине давно уже неисправна. Сторожа нет. Администрация магазина кивает на вневедомственную охрану, а охрана – на магазин… Руководство было в курсе всего этого, а мер никто не принимал. Теперь погиб работник милиции; погиб потому, что в момент ограбления сигнализация не сработала, подкрепления ему ждать было неоткуда, а УВД не хочет сообщать об этом в министерство, это же значит: надо признать, что на все нарушения и недоработки смотрели сквозь пальцы! И теперь все валят на Сергея: он не должен был лезть туда, его туда никто не посылал, он находился там в свободное от работы время, был не в форме, без оружия, не имел связи с отделом, не проявил необходимой осторожности… Короче, сам виноват, что на нож напоролся! Несчастный случай в нерабочее время, никто ответственности не несет, и никакого геройства нет и не было – будто по пьянке под машину попал!.. А вот доблестные стражи порядка попытку ограбления предотвратили, как это ни странно! Благодаря связи с общественностью и высокой сознательности населения в лице некоторых учащихся из близлежащей школы… Разумей себя… Сегодня утром на планерке как заговорили!..
- И что же – даже такой грамоты, как у меня, у него не будет? – широко раскрыл глаза Сашка.
- Нет.
- Да вы что! – закричал Сашка на всю улицу, не замечая, что прохожие оглядываются на него. – Какая разница – в форме он был или нет? Да хоть бы в подштанниках и в телогрейке! И в шлепанцах в цветочек! Он же преступников ловил! Это же работа… не знаю, как сказать… без выходных! Мало ли что ему эти преступники встретились в нерабочее время! Это же преступники! И он пытался их задержать! И погиб!.. На войне бы еще так: «Подождите, товарищи враги, вот выходной отгуляю, форму надену, шнурки поглажу, бляху начищу, новые погоны нацеплю, сгоняю до Военторга за новой фуражкой, вооружусь, вызову телефонистов, чтобы связь со штабом наладили, инструкцию получу – и милости просим!»
- Я того же мнения, - криво усмехнулся следователь. – У нас сегодня в отделе с утра такая ругань стоит – крыша поднимается! Я зачинщик, - невесело признался он. – А что делать? Я же вижу: ребята с начальником не согласны – а молчат! Вот я и встал. Как говорится – «кто, если не я?»… И с Никитиным, пока к вам в школу шли, поссорились.
- И что же – вас никто не поддержал? – осторожно спросил Сашка.
- Почему? Комсомольцы некоторые поддержали – Виталик Сумароков, например... ты с ним знаком… Но он-то сержант!.. Володя Некрасов, старший сержант… Никитин, кстати, терпеть его не может, хотя он очень хороший парень… аж другого водителя попросил. Ну, еще там другие сержанты-лейтенанты, комсомольцы – беспокойные сердца. Но что они сделают, если полковники и майоры «проявляют осторожность» и против УВД не пойдут? У нас же субординацию соблюдают! А я все-таки уже не сержант и не лейтенант – капитан. Чего нельзя сказать лейтенанту – можно мне. Хотя… тоже нельзя: я же все равно младший по званию.
- Понятно, - с горечью сказал Сашка. – Все равно, что на танки врукопашную. Или с рогаткой против «Першинга».
- Что у тебя по литературе? – неожиданно поинтересовался Станислав. – «Пять»?
- «Четыре». А что? – удивленно взглянул на него Сашка.
- Ничего. Сравнения у тебя… красочные. И очень точные, между прочим!
- Я… я эту грамоту и не возьму! – со злостью выпалил Сашка. – Пусть они там, в УВД, в туалет с ней сходят!
- Бумага не того качества, глянцевая, для туалета неподходящая, - с горькой иронией сказал следователь. – Результат будет… э-э-э… несколько не тот.
Колкость, сказанная Станиславом, напомнила многое из разговоров с Сергеем (у того тоже язык был подвешен неплохо), и у Сашки снова запершило в горле.
- Вы чем-то на Сергея Васильевича похожи, - тихо проговорил он. – Не внешне, конечно, и манеры другие, а… не знаю… может, характер…
- Молодец! Опять верно, - снова невесело улыбнулся следователь. – Никитин мне только что сказал почти то же самое, только более резко: что я, оказывается, такой же скандалист, как покойный Карпов (хоть о покойниках плохо не говорят), что буду создавать проблемы не столько себе, сколько руководству… Я, конечно, согласился: да, говорю, создам проблемы, сегодня же напишу и в «Комсомольскую правду», и в «Человек и закон» – кто-нибудь отреагирует… Да ладно, Санек, у тебя своих переживаний хватит, не буду тебе голову забивать. И грамотами не разбрасывайся, вторую такую получишь еще не скоро. Будешь поступать – она тебе очень пригодится: грамоту УВД на юрфаке оценят выше, чем даже золотую медаль. Ты же, наверное, на юридический пойдешь?.. Или в школу милиции?
- Какая подлость! – не ответив на последний вопрос нового друга, тоскливо промолвил Сашка. – Зачем же я ему про это окно сказал! Черт бы с ним, с этим магазином, пусть бы грабили! Может, быстрее проснулись бы и охрана, и администрация магазина этого клятого!
- А вот тут ты неправ! – возразил Крук. – Если бы «черт с ним» – значит, Сергей сам прошел бы мимо. Раз кинулся за преступником – значит, так было надо… И опять же – «кто, если не я?»! Ты правильно нашу работу с войной сравнил! Это в самом деле война, а на войне есть и убитые, и раненые, и несправедливо обойденные… Ладно, поиграем в красных следопытов!
Сашка непонимающе посмотрел на следователя.
- Попытаемся отвоевать доброе имя героя… Хорошо бы еще его одноклассников подключить, с одним уже знакомы... - Станислав задумался. - Это я сам…
- Если… ну, не знаю, как это делается… если подписи будете собирать, мы тоже поддержим, - сказал Сашка. – И из нашей школы ребята, и из двенадцатой найдутся такие, кто его знал… это тоже его территория была.
- Вы еще маленькие, не надо вам впутываться в скандал взрослых.
- Мы тоже комсомольцы! И нам многим уже шестнадцать исполнилось, имеем право! Мы Сергея Васильевича тоже знали хорошо!
Крук остановился.
- Ладно, Саша, там будет видно. Пообещай только, что без меня ничего не натворишь! Чтобы не пришлось тебя из какой-нибудь истории вытаскивать… Са-ша!!! – повторил он настойчивее, потому что мальчишка как-то непонятно молчал. – Слышишь?
- Слышу! – нехотя кивнул Сашка. – Обещаю!
- Ты и Сергею обещал, что будешь стоять возле телефона! – напомнил следователь. – Где ты оказался через минуту?
- Победителей не судят! – нашелся Сашка. – Если бы я стоял возле телефона, вы их не задержали бы.
- Да задержать-то задержали бы, но когда?.. А вот на месте преступления, да еще такую «рыбку», как Вьюн, – это совсем другое дело, тут ты прав… победитель!
- Лучше бы без таких побед…
- А это уж, друг дорогой, обстоятельства нас не спрашивают, - печально сказал Крук и вдруг вспомнил о чем-то: – Да, вот еще что! Из школы я тебя забрал – а что дальше? Где ты собираешься бродить до тренировки?
- Не собираюсь я бродить! – с неохотой ответил Сашка. – Я… стоять буду…
- Опять ТАМ? – понял следователь.
- Да.
- Зря, Саш…
В голосе Станислава зазвучала вдруг такая жалость, что Сашку передернуло: как со слабонервным каким-то разговаривает! Ему захотелось сказать что-нибудь злое, он даже еще не придумал, что именно он скажет, но это «что-то» так рвалось на язык, что Сашка уже и вдохнул поглубже для достойного и обстоятельного ответа.
- И это тоже зря, - произнес Станислав так, словно Сашка уже наговорил ему кучу дерзостей.
- Что – «тоже зря»? – сердито спросил Сашка.
- Ругаться собираешься. Сергея этим не вернешь, и тем, что по полдня будешь возле того магазина стоять - тоже. Привыкай... раз уж на нашу дорожку ступил.
Сашка помолчал немного.
- Я... ненадолго, - пообещал он. - И сразу в клуб.
***
Что-то случилось, это Алим чувствовал. Но вот что именно – понять никак не мог. И родители, и сестра, и одноклассники – все вдруг в одночасье стали одинаково усталыми, угрюмыми и неразговорчивыми. Даже Юрка притих – это же вообще конец света! Ненавязчивые попытки прояснить ситуацию ни к чему не приводили. Ответ был у всех примерно один и тот же: «Не обращай внимания, устал(а) просто. Третья четверть же… Тянется, тянется»... Ну, да, третья четверть – вещь действительно муторная и действительно тянется медленно. Но что – раньше не было этой третьей четверти? Да, уставали, да, ждали весенних каникул, как соловей лета и ворон крови… Но чтобы сразу тридцать с лишним человек вдруг перестали улыбаться – такого не было, это уж Алим мог сказать с уверенностью, на память он, в добрый час, пожаловаться не мог. Что же там стряслось? Прямо какой-то общешкольный траур!..
Ребята заходили реже, чем в первую неделю, кое-кто вообще перестал появляться. Самыми стойкими оказались Таня с Ирой и Витька с Борисом, да и то Борис, будучи в гостях у Ковалевых, больше общался с Галей.
Вопреки обещанию одного из «близнецов-отравителей», даже дома Алиму лучше не стало. К вечеру по-прежнему поднималась температура, и чувство непонятной тревоги не давало заснуть до утра. Подремав немного утром, он поднимался, когда родные уже уходили в школу, и, чувствуя себя совершенно разбитым, пытался «расходиться» - ну, нельзя же все время лежать и лежать, так и вообще от вертикального положения отвыкнешь! Время от времени он подходил к окну, смотрел на остатки снега на тротуаре и газонах, на лужи, в которых мальчишки пускали бумажные кораблики... промозгло там, на улице... противно... Сам себе удивлялся - но о том, чтобы хоть ненадолго выйти во двор, даже мыслей не было. Угнетала слабость и вызванное этой слабостью вынужденное безделье. Неприятно было осознавать, что он стал, по сути, обузой для родителей: если раньше «окно» между уроками они использовать с пользой для работы или самих себя – например, поправить что-либо в плане следующего урока, что-то доделать, просто отдохнуть, чаю выпить – то теперь кто-нибудь обязательно бежал домой проведать сына, хотя сам он каждый день просил не делать этого – уж он-то знал, насколько они оба заняты. А еще он панически боялся, что все, чему он достиг на танцах, полетит к чертям. Вот всего лишь несколько раз присел на выпаде – и уже сердце забилось где-то в горле. Что тогда говорить о каких-то прыжках? А он-то собирался на отчетном концерте затмить Егора… ну, или хотя бы выступить на равных. Выступишь тут, как же! И тем не менее он ничуть не жалел, что тогда повел Иру в парк, подальше от уличного шума. Все-таки две спасенные детские жизни – это ни с чем нельзя сравнивать, ни с каким танцем на концерте… Странное чувство: с одной стороны – он не жалеет, с другой – точит какой-то червячок. Ну, почему нельзя было и этих шкетов выловить – и при этом самому не разболеться? А еще ведь городской смотр… песня, которую они готовили как сюрприз… Конечно, песня хороша сама по себе, но без рояля, с одной только Борькиной гитарой, все-таки будет звучать не очень, а значит, Алим должен быть на этом смотре. Почему Борька молчит? Смотр же – вот-вот-вот: на весенних каникулах. Какого числа? Он уж как-нибудь собрался бы с силами, сыграл бы. Или ребята кого-то на замену нашли? Неужели даже с Разуваевой играть согласились? А может, Элю попросили? Уж она по старой дружбе выручила бы. Надо будет у Борьки узнать…
- Двадцать девятого, - поминутно опасливо оглядываясь на закрытую дверь, вполголоса сообщил Борис, когда Алим отправил сестру за чаем и задал вопрос о смотре. – Вообще начало двадцать седьмого, но мы двадцать девятого выступаем. Нет, мы никого вместо тебя не звали. Разуваеву – на фиг! А Элька к сольному концерту готовится. В филармонии, с оркестром! Представляешь? В мае... Мы ей даже не говорили ничего – ей без нас работы хватает. Хотя на смотре она тоже будет – девчонка, гимнастка, попросила… ее, ну, ту девчонку, просят от школы выступить.
- Девчонку случайно не Кирой зовут? – оживился Алим.
- Не знаю.
- Если Кира – то это должно быть что-то совершенно потрясающее! Я видел, когда они с Элькой только начинали этот номер готовить.
- Ладно, увидим… А песню нашу мы без тебя играли. Не то, конечно, но терпимо. Мы Стелле Валентиновне показали, она вообще в восторге была. Аж Аньку расцеловала – она ближе оказалась, чем Надька. Решили так идти.
- А где все это будет? В центре где-нибудь?
- Ну, да! В городском Дворце пионеров, в главном – не в этих, районных.
- Если принесете мне два троллейбусных абонемента, я приеду. А повторим на месте – какой-нибудь класс найдем.
- Ты – совсем?! – Борька перешел на шепот. – Мне же Николай Андреевич голову оторвет!
Алим был вынужден ограничиться умоляющим взглядом, потому что в этот момент пришла Галя.
- О чем разговор? – поинтересовалась она, ставя на табуретку, стоящую возле кровати, кружку с чаем и блюдечко с двумя бутербродами.
Вопрос был опасный - ответа навскидку у ребят не нашлось, но Галя этого ответа и не ждала: ее внимание уже переключилось.
- Да не отравишься! – сердито сказала она брату, который начал с подозрением присматриваться к смеси масла и меда на поверхности ломтиков батона.
- Вот так и пытают изо дня в день, - пожаловался Алим Борису. – Ведь как говорят? «То полезно, что в рот полезло»! А в меня не лезет. Особенно молоко с медом. Никому не могу доказать: если оно сразу поперек горла становится – какая польза от всего этого может быть? Хоть бы уж селедкой какой-нибудь давали заесть!
- Молоко с медом заедать селедкой? – прыснул Борька. – Оригинально!
- Селедки нет! – отрезала Галя. – И вообще тебе нельзя ни острого, ни соленого, ни кислого.
- Ну, хоть хлеба еще принеси! Только без всего, - попросил Алим и, когда Галя, ворча, снова вышла, торопливо проговорил: - Борь, ну, пожалуйста! Придумайте что-нибудь! Я же тоже готовился, и вообще с фортепиано звучит лучше.
- Лучше, конечно, - так же быстро ответил Борис. – Я с Анькой поговорю. У ее деда машина есть. Если она у него на ходу и у него будет время, попросим приехать за тобой. А так – не знаю… Все, отставили! А то Галка услышит. Давай о чем-нибудь другом. Но ты сумасшедший!
Алим улыбнулся: это означало, что Борька вытащит его на концерт. Надо будет еще в отсутствие родственников проверить, в каком состоянии форма и белая рубашка. На радостях он даже сжевал противные сладкие бутерброды, но вернувшейся Гале сказал в очередной раз, что она хочет сжить его со света.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями