оглавление канала
Михась махнул рукой, мол, ничего с тобой не случится, и торжественно произнес:
- Вот, Один, познакомься. Жена моя, Наталья. А ты Наталья, гляди, это друг мой, Один. И не просто друг, а почти брат и благодетель. Прошу любить и жаловать. И когда бы не пришел в магазин, и чего бы не пожелал, все давай, и денег не бери. Мы перед ним в таком долгу неоплатном, что ничего не жалко. Мы, можно сказать, ему самой нашей жизнью обязаны. Все поняла? – Попытался построжиться он.
Женщина нерешительно улыбнулась, и протянула Олегу руку, здороваясь:
- Очень приятно, Наталья. – Потом строго глянула на мужа. – А ты меня пугать так больше не смей! Все спокойно сказать можно, без этого твоего командного ору! Сам знаешь, я понятливая, и повторять мне не требуется по сто раз!
Она хотела еще что-то добавить, но тут, в магазине хлопнула дверь, извещая о появившемся покупателе, и Наталья вынуждена была мужчин покинуть. Михась торопливо только и успел, что прокричать ей в след:
- Да, языком-то не мели…!
А в ответ донеслось насмешливое:
- Не учи ученого, лучше за собой посмотри! – Михась только головой покачал, да счастливо улыбнулся.
Машина лихо подрулила к дому, и Михась с Олегом стали выгружать коробки с провизией. Баба Марфа хлопотала вокруг, сидящего за столом внучка, но увидев входящих с коробками Олега с каким-то незнакомым ей мужичком, опустилась на лавку, прижав руки к груди, и, с легким испугом и недоверием смотрела на внезапно прихлынувшее богатство. Антошка скакал на одной ноге по комнате от коробок к дверям, и с горящим взором ребенка, увидевшего чудо, без конца повторял:
- Дядя Олег, это все нам? Правда, это все нам?
Михась, бегавший с коробками от машины в дом и обратно, с жалостью смотрел на царившую вокруг чистенькую нищету, и только крякал, не то от возмущения, не то от жалости. Напоследок, он потрепал Антона по плечу, и серьезно проговорил:
- Все, парень, кончилось ваше трудное житье. – Потом, повернувшись к Олегу, проговорил сурово. – Ну что, брат, вечером заеду. – И быстро вышел прочь из дома.
Олег с удивлением понял, что Михась еле сдерживает слезы жалости и какой-то обиды. После его отъезда, баба Марфа все никак не могла отойти от всего произошедшего, и только тихонько повторяла:
- Да, за что же… Да, как же… Благослови тебя Господь, сынок… - И крестилась мелким крестиком.
Видеть все это у Олега не было никаких сил. Внутри него нарастала какая-то волна ярости, с которой было трудно бороться. Словно он был сам виноват в том, что эти несчастные люди почти умирали от голода. Он спросил у старушки, где может найти инструменты, и несколько часов работал, как сумасшедший, распиливая притащенное из леса бревно, коля затем дрова, расчищая двор от снега. Наконец, уставший, взмокший от тяжелых трудов, но, скинувший с себя ту отрицательную энергию ярости, которая почти задушила его, зашел в дом. Коробки с продуктами так и стояли не разобранные. На его вопрос, почему не распаковывают продукты, бабуля жалобно проговорила:
- Сынок, у нас же нет столько денег, чтобы заплатить за все ЭТО… Как же мы можем ЭТО принять?
Олег тяжело вздохнул.
- Баба Марфа, считай это моя плата за комнату. Я поживу у вас немного.
Старушка всплеснула руками.
- Да какая плата, сынок?! Живи, сколь душе потребно. И платы нам никакой не надо. Я и так перед тобой в неоплатном долгу за Тошеньку…
Олег подошел к, сидящей на лавке, старушке, опустился перед ней на колени, взял в свои руки ее холодные ладошки, напоминавшие больше сухонькие куриные лапки, и очень тихо проговорил:
- Нет, мать, это мы все, живущие ныне, перед тобой в долгу. За твою трудную и тяжелую, но все же такую светлую жизнь, за душу твою, оставшуюся такой же, какой и вложил в твое тело при рождении Творец. Так что, уж не обижай, позволь хоть так отдать тебе долг.
Баба Марфа вдруг посерьезнела, с ее лица внезапно ушла какая-то жалкая и виноватая гримаса, и она тихо спросила:
- А что тебе до моей души, сынок? Какая в том тебе радость и польза?
Олег так же серьезно ответил:
- Каждая душа излучает свет, который, собравшись из множества подобных огоньков, согревает нашу жизнь, и не дает Злу овладеть полностью людьми. Именно такие души сохраняют равновесие в этом мире, не давая ему окончательно покрыться тьмой. – Поднялся с колен, и ласково проговорил. – Ну что, хозяюшка, продукты надо прибрать, пока до них мыши не добрались, да не растащили.
Бабулька посмотрела на него долгим внимательным взглядом снизу вверх, и еле слышно проговорила, как приговор зачитала:
- Не иначе, ты из тех… - И недоговорив фразу, словно испугавшись, что проговорилась, и чуть не выдала некую сакральную тайну, замолчала, опять мелко закрестившись.
Антон все это время сидел, и смотрел по очереди то на Олега, то на свою бабулю, в глазах читался вопрос, или, точнее, вопросы, которые он не смел задать.