Лёля была притащена в наш дом Потапом в двухнедельном младенческом возрасте, когда её мать-кукошка категорически отказалась взращивать и вскармливать своё коточадо, и отбыла дальше крутить хвостом перед местными котами. Потап порешал, что гулящая мать – горе в семье и удочерил хвостатую детку, даже «грудью» собственной её кормить пытался, что я, конечно, пресекла на корню и вскармливала это страшненькое недоразумение из пипетки. А потом она осталась у нас навсегда, потому как Потап расставаться с дочуркой отказался наотрез, сторожа её покой и неприкосновенность денно и нощно.
Тогда мы смирились и нарекли эту «кошечку-хаврошечку» Лёлей. С детства киса производила впечатление полупридурковатой и совершенно дикой особы: в руки не давалась, всего боялась, с чадами и домочадцами дружить отказывалась, на Остапа нашего, добрейшей души кобеля, готового, в порыве чувств зализать кого угодно, шипела и рычала. Признавала Лёля исключительно папу Потапа, да из моих рук благосклонно принимала еду, но только озираясь, ища подвоха. Такое поведение было нам удивительно, в семье нашей не принято обижать животных, а даже совсем наоборот, принято холить и лелеять. Несколько месяцев наша неадекватная мохнатая жиличка вела себя таким непотребным образом, а потом, видимо, прочувствовав, что от двуногих не исходит никакой опасности, успокоилась, подобрела и обрела духовную гармонию. Только считала своим долгом нас подкармливать, в связи с чем, ежедневно по утрам, отведав какой-нибудь вкуснятинки, типа «форели в сливочном соусе», убегала охотиться на ящериц, воробьёв или мышей. «Дичь» сама не ела, всё тащила в дом, всё в семью, выражая тем самым респект и уважение за кров и столование.
С полгода назад в Лёле взыграли инстинкты. К этому времени она превратилась в миниатюрную вполне себе красотку, с доминирующими мамашиными шотландскими генами. А посему, превратилась в объект вожделения котов всего района. Но дикарка наша себя блюла для Барса – соседского кота шотландской породы, вислоухого прелестника, с милейшими, словно закрученными на бигудюшки ушками. Достигнув с Потапом консенсуса по вопросу близкородственных отношений с избранником, Лёля благополучно сходила замуж и гордо носила своё пузико, полное потомством, вплоть до самых родов. Три месяца назад настал день Х, о чём будущая мать оповестила семью поутру громким воплем. Угадайте, к кому она пришла с просьбой о родовспоможении? Вы чертовски догадливы! Правильно, ко мне! На моём лбу, очевидно, неоновыми буквами светится надпись «кошачий акушер-гинеколог в первом поколении». Я оторвалась от своих, совершенно незначительных человечьих дел и, прихватив пелёнки, направилась в родзал. Через час стало понятно, что что-то идёт не так и я, имея некоторый опыт, стала ощупывать живот страдалицы, пучившей на меня свои зелёные, полные страха глаза. Так и есть, первый котёнок никак не мог развернуться, чтобы выйти на Божий свет, я стала потихоньку помогать. И, о чудо! Через 15 минут у нас с Лёлей всё получилось. Первый пошёл! Вернее, вышел! Дальше, как по маслу, родились ещё двое котодеток. Уставшая, но чрезвычайно счастливая мать, вылизывая детей, смотрела на меня с благодарностью. Я, совершенно ясно, прочла в её глазах: «Спасибо, мама!». Именно в этот момент она меня и признала.
На следующий день нас ждал совершенно неприятный сюрприз. Лёлькину заднюю лапку раздуло до невероятных размеров, скорее всего, она где-то её случайно наколола и конечность так невовремя загноилась. Киса тихонько стонала от боли и плакала, как человек. Она снова просила о помощи. Три дня мы с детьми «оперировали» и перевязывали Лёле лапку, а между кормлениями я баюкала её на руках, убеждая, что всё будет хорошо. Спала она, со всем своим приплодом, на моей кровати, тесно прижавшись ко мне и складывая на меня больную лапку. Всё обошлось! Спустя неделю, киса уже скакала «козой» и бегала на охоту, возжелав отблагодарить двуногую мать мышью пожирнее. Я упиралась и отказывалась, но Лёля не сдавалась. Спала она теперь исключительно со мной, признав, как когда-то и Потап, кто на самом деле возглавляет прайд. Через месяц котодетки съехали от нас по новым домам. Жизнь вошла в свою привычную колею, с хлопотами и заботами, в которых Лёля теперь была мне верной помощницей.
А неделю назад я заболела. Слегла с высокой температурой, кашлем и забитым соплями носом. Потап, как назло, спутав октябрь с мартом, загулял и дома практически не появлялся, не подозревая, что мать нуждается в тепле и заботе. И вдруг, в полудрёме, я поняла, почувствовала, что на меня кто-то пристально смотрит. Приоткрыв один глаз (на второй сил не хватило), я увидела перед самым лицом любопытную Лёлину мордочку. Узрев с моей стороны признаки жизни, киса приподняла лапку и потыкала меня ею, очевидно проверяя, не отхожу ли я к праотцам. Я зашлась хриплым кашлем и, глотнув тёплого чаю, откинулась на подушки. Тут же мне на грудь угнездилась тёплая тушка и замурчала-затарахтела, успокаивая и убаюкивая. Под этот тарахтёж я сладко заснула и, ни разу ни кашлянув, проспала 2 часа. Проснулась от того, что Лёлька, лизнув мою щёку спрыгнула с меня и отправилась по своим кошачьим делам. Ночью всё повторилось – мохнатая лекарка снова влезла мне на грудь, как только я начала кашлять и замурчала свою «Спокойной ночи, мамаши», убаюкав лучше любого снотворного. Странно, но температура больше не поднималась, а через пару дней дышать стало намного легче. Конечно, роль свою и лекарства сыграли, и забота детей, но от кашля раньше я никогда так быстро не излечивалась. И уж, тем более, от сезонных соплей. Всю неделю моя лекарка спала на мне верхом, согревая и забирая боль, а пару последних ночей она, поняв, что опасность миновала, укладывается мне под самую спину, массирует меня лапками и вместе мы засыпаем под её тарахтелку. Вот такой скрытый талант обезболивающего, жаропонижающего и снотворного совершенно неожиданно раскрылся в нашей Лёлюшке, познавшей и признавшей, наконец, любовь человеческую и до капельки отдавшей в ответ свою любовь, кошачью, неподдельную, настоящую!