Барон теперь совсем не пьет. То ли не
на что ему, то ли не с кем, то ли гибель лучшего и единственного друга Мишки перепугала. А может, обрел почти непостижимое на российских просторах чувство меры.
Мишка помер прямо на опушке леса, на глазах у сотоварищей, расположившихся вокруг костра, дабы отметить конец трудового дня.
Поселковые бабы, конечно-же, грешили на отравленную водку, но это предположение начисто отметалось тем фактом, что другие-то пили - и ничего! Никто не умер.
Той же ночью - удивительно светлой и тихой, с летящими с неба для счастья звёздами, два пожилых хмурых мужика, сколачивали для Мишки сосновый гроб. Барон молча наблюдал за этим действом, сидя в стороне на сосновой чурке. Лишь огонёк дымящейся папироски указывал на его присутствие.
На душе было муторно и жутко: вжик - звезда, вжик - пила, вжик - звезда, вжик - топор…
Но больше всего Барона потрясло другое: наутро шестилетняя дочка Мишки, Наталочка сидела на их широкой песчаной улице и строила из песка холмики - папины могилки. Из всего этого Барон на всю жизнь сделал для себя три важных вывода:
- водки не пить;
- маленьких дочек не заводить;
- и к друзьям, если такие появятся, всем сердцем не привязываться.
Такой уж он, этот Барон. Теперь уже и не вспомнить, кто и после какого сериала, показываемого по телевизору, его так прозвал. Не самый красивый парень в поселке, не самый удалой и уж, конечно, не самый богатый, живущий только с матерью-вдовой, а вот надо же — Барон! И девчонки, ровесницы, и кто помладше, почему-то по нему сохнут.
- Барон, - кричит ему соседка Нинка, - возьми меня замуж!
-Тебе дров наколоть, что ли?!- вроде не
понимает Барон. Берет топорик и с неподражаемой легкостью и быстротой перекалывает все сваленные в кучу чурки на Нинкином дворе. У той от удивления глаза на лоб лезут.
— Барон, ты же принципиально работать не хочешь. А ведь можешь!
—А то, — безразлично соглашается Барон. - Зачем мне работать? Я и так хорошо живу.
Барон не любит мотоциклов, их грохота
и вони. Да и какой мотоцикл могла бы справить мать безработному сыну. Он садится на свой легкий велосипед, собранный им самим из какого-то найденного по обочинам дорог и на местной помойке (там каких только "богатств" не валяется) железного хлама, и уезжает в леса. Леса он посещает по прихоти сердца, то березовые, где речка Теша, то сосновые,
где река Сережа, то катит по тропинке вдоль растянувшегося на долгие километры ельничка. Не по нужде и не для пользы дома он раскатывает на своем самодельном велосипеде:
там, мол, нынче черника, здесь маслята, а здесь белые. Из многочасовых поездок Барон возвращается безо всякой добычи, но с готовностью объяснит каждому, в какой дали нынешней осенью полно белых груздей и даже чертежик нарисует.
Еще одно любимое занятие Барона -
ловить щурят бреднем. Водятся щурята, а иногда и щучки попадаются, километрах в десяти от поселка, в огромных глиняных ямах. Ловить их надо стоя по пояс в ледяной воде, занятие не слишком приятное,
но Барону нравится. Наразвлекавшись
вдоволь со щурятами, он выпускает
рыбу обратно на место жительства, так что щуки не попадают на домашнюю сковородку, и кот Васька остается обделенным.
Такой уж он, Барон. Мать с сыном, который ей в жизни грубого слова не сказал, давно смирилась, уж и на работу его не гонит, а ежели помочь по хозяйству - так он все сделает, но так споро и быстро, что и углядеть невозможно. Мать, привыкшая к людской молве, тоже называет
своего странного сынка Бароном.
— Барон, - говорит она, - тебе щей наливать, али как?
— Не, мам, - отвечает Барон. - Я огурчиков с хлебом поем. Я теперь решил вегетарианцем стать.
— Кем-кем? — негодует недовольная мать. - А для кого я поросенка откармливала, курей держу.
Хоть и блаженный ее сын: не работает, не женится, - а ведь свое дитя, единственное! Как же, одних огурчиков? Отощает ведь!
Читает Барон все подряд, все, чем богата небольшая районная библиотека, и, кажется, кроме двух романтически настроенных девятиклассниц, он там единственный читатель.
Девушки, едва завидев его на пригорке с книжкой в руках (это когда все мужики, хорошие и плохие, пьющие и непьющие,- в лугах), тут же окружают его стайкой.
- Барон, расскажи хоть, о чем читаешь? -с весёлым хохотом спрашивают они парня.
- Книгу о дзен-буддизме, - отвечает Барон серьезно.
-Ого! А что это? - смеются молоденькие хохотушки…
- А это философия такая: живи, никого не трогай и тебя никто не должен трогать…- спокойно пресекает он всё попытки местных трещоток хоть как-то задеть его.
Однажды на именины дядьки Барон
сделал ему подарок - деревянные грабли для сенокоса. Чудо, а не грабли! Дядька всем хвастал: как железные, хоть и сделаны из той же родной сосны, что за околицей растет. Стали к парню приставать хозяйственные мужики - и нам, мол, такие сделай, и даже бутылку сулили, и сало, и деньги, а он ни в какую. Бароооон - одним словом!
Однажды летом к дядьке проездом заявилась погостить на пару неделек их дальняя-предальняя родственница из Североморска. Девчонка лет восемнадцати с толстой соломенного цвета косой и худыми мальчишескими коленками, к тому же вечно расцарапанными. Девчонка, не стесняясь, ходила по деревне в шортах, не боялась в одиночку бродить по чужим лесам, забираясь в самые чащобы, и с легкостью ныряла с плотика, что плавал на забаву все лето и осень, до первого ледка, по их Святу-озеру.
Барон первый раз в жизни ошалел.
Девчонки в его деревне давно все были стриженые и крашеные-перекрашенные,
коленки имели круглые, в лес за грибами-ягодами отправлялись целой толпой, а в воду входили жеманясь и повизгивая.
Барон даже потерял свой буддистский покой и не знал, что предпринять.
Нырять в озере можно было не только с плотика, но и с шагающего экскаватора, который шагал в их владимирских краях лет двадцать назад, сломался, был забыт и брошен, а потом для смеха орава парней затащила его в воду. Ныряли с экскаватора только самые отчаянные мальчишки лет двенадцати, не больше. Прыгнуть с двухметровой
высоты нужно было как можно дальше, чтоб не расшибить башку о дно — технику удалось затащить не слишком далеко от берега.
Ребята постарше уже таких глупостей не вытворяли, ныряли себе спокойно с плотика.
И вот, ошарашенный девчонкой из Североморска Барон, парень, можно сказать, в летах (двадцать пятый пошел), взял и прыгнул на ее глазах с этой странной вышки. Ничего, уцелел, даже не испугался, только лицо об воду немного разбил.
Самое интересное и неприятное заключалось в том, что эта девчонка, похожая на мальчишку, ехала во Владивосток выходить замуж за какого-то капитана. Что ей, в Североморске капитанов не хватало?
Но расспрашивать о подробностях мать и дядьку Барон стеснялся. Пробовал он с ней поговорить, но затевал весьма странные разговоры.
— А ты Карнеги читала? А сколько созвездий на небе знаешь? А хочешь, я тебя на велике отвезу, будем щурят в глиняных ямах ловить?
Проигнорировав вопросы о Карнеги и
звездном небе, чужая невеста отвечала:
— Я холодной воды не люблю, и так
на холодном море живу, - и взмахнув
соломенной косой, удалялась.
Однажды, до слуха Барона нечаянно дошло, что местные девчата пригласили его девчонку из Североморска в субботу на дискотеку. Барон на эти дискотеки сроду не ходил: громко и скучно, а тут пошел и даже, к изумлению матери, вместо вечной майки надел белую рубашку, лежавшую без употребления с самого выпускного вечера.
Барон и сам не знал, умеет он танцевать или нет, и потому, подпирая стенку в клубе, только гадал, стоит ли ему пригласить девчонку из Североморска. Пока он гадал, танцы кончились, ребята быстро перепились и самых шебутных и отважных потянуло на подвиги. Подвиг же в этом поселке был единственный,
традиционный, поломавший руки-ноги не одному смельчаку.
Из клуба все гурьбой отправились к пятидесятиметровой пожарной
вышке. С нее, непонятно для каких целей, свисал толстый железный трос. Суть подвига, точнее, соревнования, заключалась в том, кто дальше влезет на руках по тросу, а потом уже должен спуститься вниз по нормальным ступенькам.
Барон почему-то тоже потащился за этой пьяной толпой, а девчонки, смеясь и перешёптываясь, шли следом.
- Барон, а ты-то куда? Что-то на вышке тебя ни разу не видели! Может, ты рехнулся, Барон? А может, влюбился?
Первый парень влез метра на три и сдался, второй обошёл его ненамного. А третьим, к собственному удивлению, вызвался лезть Барон. Толпа даже притихла: что это с ним?
Добрался Барон (он-то водки не пил и вообще бегал по утрам и занимался по самоучителю йоговской зарядкой) метров до двадцати, но тут трос стал раскачиваться, переступить на вышку ему никак не удавалось, силы слабели, и он полетел вниз, обдирая руки о витое железо. Последние метра три падал уже в свободном полёте.
Хорошо, хоть жив остался. Лежал дома со сломанной ногой и перебинтованными руками. Ребята заходили его навестить, и Барон сдержанно принимал поздравления: так далеко по тросу еще никто не взбирался. Поздравления же формулировались просто: «Ну ты даешь!» Девчонка из Североморска тоже заявилась дважды. Утешать раненых она, видно, не умела, к тому же ей было невдомек, какое утешение тут годится. Принесла ему корзинку клубники из дядькиного сада, которой и в их саду было хоть отбавляй.
— А почему тебя зовут Барон? - спросила она на прощание. В этот день она уезжала в Москву, откуда самолет должен был перенести ее
на крыльях во Владивосток: прямо к дверям ЗАГСа.
— А как твоего капитана зовут? — спросил в ответ Барон.
Но его вопрос так и повис в воздухе без ответа. На том и расстались. А когда девчонка, по обыкновению взмахнув своей соломенной косой, повернулась и ушла навсегда, Славка Печников перестал быть Бароном. Руки у него, конечно, через какое-то время зажили, и гипс с ноги сняли.
А осенью он, неожиданно для всех поступил на работу в школу,
кочегаром-истопником, где по совместительству дает мальчишкам уроки столярного дела. Но это совершенно бесплатно - сказывается всё-таки голубая кровь.
Автор: Татьяна Ананина
Чтобы не пропустить новые интересные для вас публикации, подписывайтесь на канал! Комментируйте, делитесь в социальных сетях.
Копирование материалов и публикация без упоминания автора и ссылки на канал запрещены.