Вам, может быть, покажется удивительным, что я верю многому невероятному и непостижимому; быть так суеверным заставил меня один случай. Раз пошел я с Н. В. Всеволожским ходить по Невскому проспекту, и, из проказ, зашли к кофейной гадальщице. Мы просили ее нам погадать и, не говоря о прошедшем, сказать будущее.
«Вы, — сказала она мне, — на этих днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать хорошее по службе место; потом, в скором времени, получите через письмо неожиданные деньги; а третье, я должна вам сказать, что вы кончите вашу жизнь неестественною смертию»...
Без сомнения, я забыл в тот же день и о гадании, и о гадальщице. Но спустя недели две после этого предсказания, и опять на Невском проспекте, я действительно встретился с моим давнишним приятелем, который служил в Варшаве; он мне предлагал и советовал занять его место в Варшаве. Вот первый раз после гадания, когда я вспомнил о гадальщице. Через несколько дней после встречи с знакомым я в самом деле получил с почты письмо с деньгами; и мог ли я ожидать их? Эти деньги прислал мой лицейский товарищ, с которым мы, бывши еще учениками, играли в карты, и я его обыграл. Он, получив после умершего отца наследство, прислал мне долг, который я не только не ожидал, но и забыл об нем. Теперь надобно сбыться третьему предсказанию, и я в этом совершенно уверен…
Этот эпизод записала Александра Андреевна Фукс — русская поэтесса, которая была знакома с Пушкиным лично. Фрагмент из ее воспоминаний появился в статье «Казанских губернских ведомостей» в 1844 году.
После предсказания Пушкин стал бояться белокурых — рассказывала его близкая знакомая Вера Нащокина. С этим суеверием связано несколько интересных и забавных историй из жизни поэта. Вот одна из них.
<...> в Москве был такой случай. Пушкин приехал к кн. Зинаиде Александровне Волконской. У нее был на Тверской великолепный собственный дом, главным украшением которого были многочисленные статуи. У одной из статуй отбили руку. Хозяйка была в горе. Кто-то из друзей поэта вызвался прикрепить отбитую руку, а Пушкина попросили подержать лестницу и свечу. Поэт сначала согласился, но, вспомнив, что друг был белокур, поспешно бросил и лестницу и свечу и отбежал в сторону.
— Нет, нет, — закричал Пушкин, — я держать лестницу не стану. Ты — белокурый. Можешь упасть и пришибить меня на месте…
Свадьба поэта с Натальей Гончаровой, по свидетельствам гостей, не обошлась без дурных предзнаменований. Когда поэт и его невеста проходили в церкви вокруг аналоя, с него упали Евангелие и крест. В руках у Пушкина погасла свеча, что в старину предсказывало скорую смерть одного из молодоженов.
Но и это было еще не все. Когда поэт надевал кольцо на палец Натальи Николаевны, он случайно уронил его. В довершение шафер Пушкина отдал венок, который держал над головой поэта, другому гостю. Выходя из церкви, жених произнес по-французски: «Все это плохие знаки!»
Перед последней дуэлью Пушкин был в гостях у Павла и Веры Нащокиных. Вот что записала Вера Александровна об этом визите.
Помню, в последнее пребывание у нас в Москве <...>, в тот вечер, когда он собирался уехать в Петербург, — мы, конечно, и не подозревали, что уже больше никогда не увидим дорогого друга, — он за прощальным ужином пролил на скатерть масло. Увидя это, Павел Войнович с досадой заметил:
— Эдакой неловкий! За что ни возьмешься, все роняешь!
— Ну, я на свою голову. Ничего... — ответил Пушкин, которого, видимо, взволновала эта дурная примета.
Благодаря этому маленькому приключению Пушкин послал за тройкой (тогда ездили еще на перекладных) только после 12 часов ночи. По его мнению, несчастие, каким грозила примета, должно миновать по истечении дня.
Последний ужин у нас действительно оказался прощальным...
Друг Пушкина Павел Воинович Нащокин тоже был суеверен. Он носил кольцо с бирюзой, считая, что оно защищает от насильственной смерти. Нащокин настоял, чтоб Пушкин принял от него такое же кольцо. Его заказали у ювелира, делали долго. Во время последней встречи Пушкин уехал в Петербург, лишь дождавшись кольца. Но талисман не спас поэта: по свидетельству секунданта Константина Данзаса, лицейского товарища Пушкина, на дуэль он его не взял. Умирая, Пушкин попросил Данзаса достать бирюзовое кольцо из шкатулки и отдал его ему со словами: «Оно от общего нашего друга».
Сам Пушкин носил сердоликовый перстень. Это было массивное золотое кольцо витой формы, куда был вставлен восьмиугольный сердолик с вырезанной на нем надписью на древнееврейском: «Симха, сын почтенного рабби Иосифа, да благословенна его память». Его подарила поэту графиня Елизавета Воронцова на прощанье перед отъездом Пушкина из Одессы в 1824 году. Считалось, что сердолик приносит удачу в любви.
На портрете Пушкина кисти Карла Мазера перстень с сердоликом находится на большом пальце левой руки. Более ранний портрет, написанный художником Василием Андреевичем Тропининым в 1827 году, изображает кольцо витой формы, похожее на то, что подарила поэту Воронцова. Но камня не видно, потому что кольцо развернуто обратной стороной.
Пушкин перед смертью подарил этот перстень Жуковскому. Василий Андреевич носил его всегда на среднем пальце правой руки рядом с обручальным кольцом. После смерти Жуковского его сын передал перстень Тургеневу. Тот, в свою очередь, пожелал, чтобы после его кончины кольцо перешло ко Льву Николаевичу Толстому. Но возлюбленная Тургенева Полина Виардо поступила иначе. Она передала реликвию в Пушкинский музей Александровского лицея. Оттуда перстень украли, и до сих пор он не найден. Сохранились лишь отпечатки камня на воске и сургуче.
