Матвей Цапко о книге Дианы Никифоровой «Это то».
Диана Никифорова «Это то». — М. : У Никитских ворот, 2022.
Книга Дианы Никифоровой «Это то» вышла не так давно — в конце июня 2022-го. Пока сборник не создал вокруг себя никакого бурного обсуждения. И очень жаль — несмотря на то, что в наши дни выход рецензии на поэтическую книгу воспринимается скорее как приятное исключение, нежели как правило. Те, кто ждали книжку, получили её в руки, прочитали и получили удовольствие; в Московском Доме книги на Арбате при полном аншлаге состоялась презентация, прошедшая в креативном формате — с задействованием фото- и видеоряда, погружающих нас в биографический мир поэтессы. Но никаких рецензий не появилось, мнений, постов и видео о сборнике — тоже. Хотя нет, была статья от Андрея Фамицкого с весьма однозначным взглядом на книгу. Я же ожидал видеть об этом сборнике значительно больше разговоров и споров, так как наблюдаю здесь хороший и интересный эксперимент, который имеет возможность стать открытой дверью в современную русскую поэзию для молодых авторов.
Визуальная функция издания и его роль
Дебютная книга Дианы создана в сотрудничестве с фотографом Вигеном Ананяном. Конечно, такой пример в истории новейшей поэзии не единственный: вспоминается сборник стихотворений Андрея «Дельфина» Лысикова, который тоже был издан с особыми иллюстрациями, но, на мой взгляд, в силу особенностей иллюстраций не получилось справиться с задачей плавной и оправданной интеграции их в книгу. Рисунки Пабло Эрреро при переносе в издание потеряли одну из главных своих особенностей — плавный, почти незаметный переход цвета внутри изображённых силуэтов деревьев. Из-за этого шарм иллюстраций, как мне кажется, исчезает, становится непонятно, зачем в книге изображены плоские витиеватые ветки. На фоне этого сборник Никифоровой становится хорошим примером издания, в котором фотографии отлично работают на содержание, помогая местами привлечь, увлечь и передать разогретого визуалом читателя в жаждущие объятий руки текста.
Отдельно хочется отметить обложку книги. Может быть, это сделано и не намеренно, но на ней остаются отпечатки от любых касаний. Сначала подобное мне казалось недостатком, однако позже в этом мне увиделась этакая странная старательность самой книги «запомнить» читателя. Это почему-то удивляет и умиляет.
Детство. Любовь. Тени.
Книга «Это то» разделена на три части: «Детство», «Любовь» и «Только тени».
«Детство» здесь представлено стихотворениями в декорациях тухлых вписок, внезапных рецептов походного салата, амбассадора ностальгичности — денди и матрицы «Sims». На первый взгляд, название раздела «Детство» здесь уместно лишь отчасти и только благодаря текстам (и их большинство), которые посвящены событиям из жизни Дианы-ребёнка или Дианы-подростка. Так при чём здесь тексты, затрагивающие «18+» или вообще не цепляющиеся за какой-либо временной промежуток жизни автора? Непредсказуемые приступы взрослости лирической героини? Законсервированная фантазия о будущем после просмотра втихаря недетских фильмов вместе с друзьями? Или это всё флешбэки, которые тянут за собой более поздние воспоминания? Всё может быть. Но именно поэтому такое штампованное название части книги, как «Детство», внезапно углубляет её восприятие и заставляет искать связь между такими разными текстами.
на трассе мёртвое дерево —
упало в весеннюю слякоть.
в моей шаурме столько лука,
что хочется, хочется плакать.
а в мире большом, углекислом
столько колосьев боли,
что ими можно усеять
вечное русское поле.
То же самое можно сказать и про названия разделов «Любовь» и «Только тени».
«Любовь» удивляет внезапной прямотой и чёткостью понимания поэта того, о чём он пишет. В рецензии на книгу Виталия Пуханова «Школа милосердия» (2014) критик Владимир Губайловский говорит довольно неожиданные вещи: «Пуханов — непоэт. По крайней мере в этой «Школе». Здесь он последовательно непоэтичен: слово лишено обертонов, культурных и прочих тонких рефлексий, спрямлено. Это игра на понижение. Есть некоторое средне-поэтическое звучание: слова, строки, строфы будят контексты, контексты разбегаются, будят новые, возникают цитатные перспективы, синонимические переклички, полисемантические игры, ритмические пятна… Это нормально. Мы это любим. Читаем и говорим: здесь поэт намекает на это, а там недоговаривает то. Нам приятно разгадывать хорошо зашифрованный подтекст. Пуханов всего этого старательно избегает. Мир, который он строит, элементарен, как грабли, забытые в сенях. И так же эффективен. Бывает больно». Примерно то же можно сказать о Диане Никифоровой — прямота высказывания её лирического субъекта выступает своеобразным минус-приёмом по отношению к привычному инструментарию уважающего себя толстожурнального поэта. Здесь Диана, как будто улыбаясь, кричит: «Да знаю я, знаю, шо вы мне тут рассказываете?!» Такой, может быть, ненамеренный настрой поэтессы поворачивает банальное новыми гранями. А вдруг мы настолько заврались, что и сами уже не знаем, что такое любовь? Можем ли мы чётко и моментально ответить на этот вопрос? Лирический субъект «Это то» полагает, что можем.
я одинокий пастух,
тусующий с чёрными овцами.
нарцисс, на которого смотрит
из лужи урод-быдлан.
женщина приземлённая,
парящая в танце под звёздами.
беги, я тебя отпускаю
и никогда не отдам.
Обратим внимание, как штамп («я тебя отпускаю / и никогда не отдам»), встраиваясь в образно-метафорическую систему, получает иное наполнение: среди множества самоидентификаций это прерывание инерции, заставляющее сердце вздрогнуть. На то же работает и лексика, способная поначалу вызвать ощущение эклектики. Книга Дианы Никифоровой требует внимательного читателя, который может отличить клишированное — от тонкого преображения штампа; рассмотреть видимую на первый взгляд безвкусицу в контексте поэтической интонации, которая трансформирует давно знакомое и даже надоевшее. Увидеть, наконец, тонкий момент отстраивания от поп-культуры.
Раздел «Только тени» на первый взгляд создаёт впечатление повтора. Как будто его тексты просто не поместились в предыдущие части книги и для веса оказались закинуты в конец сборника. Однако если приглядеться внимательнее, то эти тексты существуют самостоятельно, лишь опираясь на своих предшественников. Здесь виден конец рассуждений, финал, подведение промежуточных жизненных итогов. Эта часть книги наиболее расплывчатая, благодаря ей книга немного косплеит постепенно разрастающуюся в пространство Вселенную. Косплей настолько хорош, что книжка и становится маленькой Вселенной.
поезд дёрнулся — скоро тронется.
тронусь и я вместе с ним.
приеду на дикую снежную станцию.
вызову яндекс такси.
кальянный рэп на минуты заглушит
бит одиноких сердец.
приеду туда, где мне быть не нужно.
денежной ночи, рамзес.
зажму ключи в кулаке на всякий,
но даже насильники спят.
господи-господи, как одиноко
какой уже год подряд.
Примитивизм как новая честность
Примитивное не означает «слабое», «плохое». В таком искусстве существуют собственные критерии законченности, целостности, ясности образа. И Диана им соответствует. Поэтесса в своих текстах как будто бы намеренно останавливается на той точке пути сочинения, с которой начинается усложнение текста и насыщение дополнительным, не всегда нужным, но приятным украшением. Автор как будто хочет быть наравне с читателем. Не под ним, не над ним, а именно что наравне. Быть максимально честным с ним, даже на уровне слов и тропов:
приятельница сказала, ты завёл новую собаку.
с тёмной шерстью, породистую и визжащую.
я лежу на коврике, свернувшись, как дворняга.
больная. скучная. верная. настоящая.
ползаю по полу в поисках чужой шерсти.
вынюхиваю волоски иссиня чёрного цвета.
думала, полаю в рифму — и ты из меня вытечешь,
по древнему закону как его. архимеда.
но ты остался. приятельница сказала,
в вашей конуре большой стол. и кровать. Тед,
у меня ничего. у меня ничего большого.
у меня ничего большого, кроме тебя, нет.
Такое дружелюбие, готовность поделиться очень располагает к поэту. Также использование мата накидывает очки доверия автору. Несмотря на то, что его, как по мне (даже немного взгрустнул по этому поводу, дочитывая последнюю страницу книги), маловато, создаётся ощущение «своего человека», с которым просто приятно и «в падике побазарить минутку», и «чайку на кухонке бахнуть». В то же время было бы обидно сводить книгу исключительно к видимой простоте, к возможности самоидентификации: Борис Кутенков верно пишет в предисловии, что «сложность восприятия этих текстов и заключается в иллюзорном сопоставлении с простыми высказываниями «о жизни», которые не выходят к чему-то большему» и что «Никифорова умело обращается с тонкими штрихами, с нюансировкой высказывания, выводящей его на уровень поэзии». Так, парцелляция в первой строфе вышеприведённого стихотворения, своеобразный рубленый стиль способствует тонкой эмоциональной передаче болезненного состояния лирической героини (как бы выдавливание из себя слов), а повторение того же приёма парцелляции на уровне рефрена в финальной строфе трансформирует этот сюжетный ход — здесь уже попытка достучаться, застолбить своё высказывание, впечатать его в сознание лирического адресата — в чём куда сильнее ощущается закадровое непонимание по отношению к героине со стороны адресата, нежели в передаче того же самого с помощью абсолютно прямолинейного высказывания. Отсюда — и «тонкая нюансировка».
Открытость же очень способствует чтению этих стихов скопом, потоком. При всём желании трудно будет растянуть книгу на подольше. Благодаря этому возникает скорость, которая держится на протяжении этой книги почти без изменений. Это, в свою очередь, всё больше убеждает представить книгу как единое, очень быстрое рассуждение — мысль. «Это то!» — можно воскликнуть, когда на ум пришла нужная мыслишка, разве нет?
С новым годом, гад мой
Особое место в «Это то» занимает автофикшн. Диана и ранее признавалась в неравнодушии к этому жанру.
с новым годом, гад мой
(от английского «бог»).
я сегодня зажгла огонёк,
бенгальский, как тигр.
и сожрала целый торт.
тор: рагнарёк по телеку
я ненавижу праздники,
они для счастливых.
Здесь он вкупе с особенностями поэтики и атмосферой издания очень благотворно влияет на читательское восприятие. После откровенных стихов хочется пойти и почитать/посмотреть что-нибудь об авторе, узнать биографические реалии написанного, прочитать ещё что-нибудь из подобного творчества.
Кстати, о биографическом. «Пока я чувствую боль — я пишу», — сказала Диана в подкасте «Болтаем Pro!» от Библиотеки Поэзии. И это чувствуется. Даже видно невооружённым взглядом. От этого осознания становится немного не по себе, поэтому остаётся только тяжело вздохнуть и продолжить чтение дальше.
Боль, автофикшн и ранее упомянутые честность и открытость помогают книге удержать читателя. Казалось бы, если поэзия это труд и чтение её тоже, то у тебя должны быть силы и желание, когда ты за это берёшься. Но, увы, это не всегда так. Книга благосклонна не только к матёрым литераторам и искушённым читателям, но и к только начинающим погружаться в такой местами недружелюбный мир русской поэзии.
Панковский зин, или Взлётная полоса для нового поколения поэтов
В последнее время часто замечаю, что при встрече с молодым автором, у которого есть такой же, как и у меня, захудалый паблик со стихами не первой величины, я всячески ему советую Дмитрия Гвоздецкого и Диану Никифорову. Первого — чтобы молодой поэт учился(лась) ценить важность каждого слова в стихотворении, а вторую — чтобы он(а) правильно нагружал(а) свои тексты, оставляя столько, сколько нужно, учась чувствовать золотую середину.
ночной трамвай. и я, красавица дневная,
в нём еду и люблю. кого не знаю.
в окне у пассажиров загорела кожа.
особенно вон тот. да, ты. такой хороший.
Стихи Дианы отчасти напоминают мне панковские зины — самиздатовские журнальчики с соответствующей тематикой, выпускаемые малым тиражом специально для небольшой группы панков. По ним можно было изучать их философию и учиться ей. Такие журнальчики вкупе с другими, более глобальными процессами привели панк-культуру в массы. Может быть, и стихи Дианы также стоят у истоков массовой современной примитивистской поэзии? Всё может быть.
Но больше всего поэзия Дианы Никифоровой мне напоминает вошедшую в российскую музыкальную моду в 2010-ых годах Lo-FI музыку. Главным атрибутом данного жанра является сырость и недопродюсированность звука. Во многом современные авторы нарочно или неосознанно пытаются подражать атмосфере ранних записей легенд русской музыки. Типа группы «Кино», Егора Летова, Дельфина, группы «Король и Шут». Все они записывали первые песни в условиях нехватки аппаратуры, навыков, опираясь на собственное чутьё, талант, удачу и желание противопоставить себя русской эстраде тех лет. Такая музыка, освобождённая от вездесущего качества, показывала слушателям исполнителей с максимально выгодной для последних стороны. Она транслировала на них искренность, наивность и эксперимент. Так и здесь: «Это то», отринув привычные устои качества, противопоставляет себя тесной современности. Поэзия Дианы Никифоровой мало чем отличается от Lo-Fi музыки в своей идеологии. Она в меру наивна, бесконечно открыта и абсолютно честна с читателем и самой собой.
#современнаяпоэзия #современныепоэты #рецензиянакнигу #формаслов