В следовательской и судебной практике, как мы хорошо знаем из наших любимых детективов, обычно действует простое правило – «нет тела, нет дела». Это же правило справедливо для констатации любого акта агрессии – агрессия произошла, если есть пострадавший, если кому-то в ходе этой агрессии был причинен намеренный ущерб. Ваш испорченный криком соседского младенца сон, например, все-таки, согласитесь, трудно назвать намеренным ущербом, а младенца нельзя назвать агрессором – младенцы плачут не по своей воле, а вы, прекрасно зная об этом, можете на время роста младенца переехать или заняться дополнительной звукоизоляцией квартиры.
Если есть агрессия, значит, и есть ее жертва. Отрицать наличие жертвы при ее очевидном присутствии – значит, отрицать и сам факт свершившейся агрессии, и этим, кстати, многие агрессоры и их «защитники» пользуются. Мол, ничего такого не было, она сама хотела, он первый напал и вообще они не сильно-то и пострадали. Агрессоры хорошо знают, что если нет жертвы или ее ущерб весьма сомнителен, то и их агрессия как бы обесценивается, сводится на нет. И особо изощренные агрессоры, то есть представители «темной триады», уже при совершении акта агрессии стараются образ жертвы как-то «размыть», скрыть ее наличие, чтобы оправдать свою агрессию и вообще придать ей пристойный вид.
Явная жертва, свидетельствующая жертва, открыто и не стесняясь говорящая о том, что с ней произошло – страшный сон для любого «темного триадника». Чем образованнее жертва, чем лучше она умеет складывать слова в предложения, а предложения – в связный текст, тем опаснее она для представителя «темной триады». Любой человек, помогающий жертве говорить и свидетельствовать, таким образом, для «триадника» тоже злейший враг. И еще более злой враг для него – тот, кто не только помогает жертве добиться справедливого возмездия, но и занимается реабилитацией жертвы, возвращению ее в нормальный мир, способствует обретению жертвой всяческого благополучия.
Потому что, больше, чем обличающую бывшую жертву, «темный триадник» ненавидит благополучную бывшую жертву. Если жертва, вырвавшись от него, остается маргинальной и несчастной, «триадник» может презрительно усмехнуться – ну, и чего ты добилась? Со мной же было лучше! А в случае благополучия бывшей жертвы так сказать уже не получается, и травма «триадника» не находит успокоения и подпитки. Ей лучше без меня, вот это номер! Да как она могла, как она посмела добиться такого успеха? Что она вообще о себе вообразила?
Самое невыносимое для агрессора из «темной триады», как мне думается – видеть, что его бывшая жертва не только свободна, но и цветет, и благоухает без него. Если помните, в сериале «Рабыня Изаура» злодей Леонсио именно поэтому и не хотел отпускать девушку на волю. Ему просто нож острый было представить, что она будет не только свободна от его издевательств, но еще и счастлива с кем-то другим. Эта мысль – самое ужасное, самое неприятное, самое жестокое, что только может переживать агрессор-«триадник».
Потому что счастье и благополучие бывшей жертвы ставит под угрозу ту хрупкую башню искусственной реальности, которую такой агрессор сам для себя возводит. Ведь в этой башне «триадник» - вовсе никакой не агрессор, а приличный человек и вообще даже благодетель. Всем в этой башне должно быть рядом с «триадником» хорошо, он для всех должен быть светочем, смыслом жизни и центром Вселенной.
Благополучие жертвы, успешно освободившейся от него и обретшей счастье, которое она никогда не испытывала в этой самой «башне», делает эту и без того зыбкую картину реальности агрессора и вовсе неустойчивой, «подмывая» саму суть, само основание этой башни из грез. Бывшая жертва, свободная и добившаяся счастья – как единственное ровное зеркало в лабиринте кривых зеркал, отражающее агрессора тем, кто он есть на самом деле, и видеть это для него невыносимо.