– Вы видели когда-нибудь что-нибудь?
– Да, я помню, – сказал святой Августин, – кое-что.
– Значит, вы помните жизнь? – спросил смотритель чистилища.
– Хорошо помню, – Августин стоял на высоком холме, а лицо смотрителя взирало на него.
– Ваша просьба о том, чтобы оказаться с миссией на Земле, удовлетворена, но вы хорошо все помните?
– Очень.
– А если что-то переменилось, вы не боитесь этого?
– Про диалектический материализм я уже слышал. Бог и это, по-видимому, предвидел.
– С чего вы взяли?
– Так должно быть.
– Вы сильны в вере… – смотритель чистилища исчез и остался лишь голос: – вы отпускаетесь в качестве святого духа – одного из множества святых духов в качестве миссии… гм, или мессии.
– Я готов быть и миссией, и мессией.
– Валяйте.
Было 31 августа 1939 года. Солдаты, офицеры, генералы фашистской Германии готовились напасть на Польшу. Святой Августин посетил одного из них. Алоиз Гартман командовал ротой и верил в Бога, но в душе у него был набор бесов. Августин посмотрел на бесов, они роились тучей. Августин плюнул на них, туча рассеялись. Гартман почувствовал благодать.
«К чему бы это хорошее чувство? – подумал Гартман. – Война, может, недолгая впереди, кто знает, кто знает…». Гартман хорошо командовал ротой, так хорошо, как только возможно было. Объективно хорошо.
Вскоре Августин уяснил, что в каждом взводе по Иисусу и в каждом взводе по последнему подонку. Хотя не всегда. И он даже видел, что зачастую не всегда.
Августин скоро заметил, что за ним увился бес, хотя, пожалуй, не совсем бес, но демон, – словом, дух. Он не был явным воплощением зла, он просто восхищался войной, когда увивался за пулей и врезался в чью-то плоть. Демона звали Шмель. Он немножко умел разговаривать.
– У-у-у, – кричал он, летя за пулей. – Попаду-у-у-у…
В Советском Союзе Августин особо присмотрелся к душе политрука Красной Армии Авдеенко. Еще не было войны. Политрук учил солдат политправде своего времени.
– Если завтра война, что вы будете делать, мои дорогие товарищи? – спросил Авдеенко солдат.
– Сражаться за Родину.
– И это правильно, – говаривал Авдеенко.
Демон Шмель, следуя за Августином, ничего не мог понять в происходящем, но появились совершенно неожиданно духи сожженных Жанны Д’Арк и Джордано Бруно; сожженные имели большую энергию и вылетели из чистилища как пули в мир, они всегда сидели около огня. Августин, видя сгоревший дом в Варшаве, разглядел в окне, кроме горевших людей, Жанну Д’Арк и Джордано Бруно. Эти смотрели в лица горевших и кивали:
– Терпи, терпи, ничего, ничего.
И вот уже рядом с ними вставали духи сгоревших.
Гартман в Париже у Эйфелевой башни стоял, задрав голову, рядом стоял лейтенант Хейнрике, еще совсем молодой.
– Железный век, и мысли у нас железные, – заявил Гартман.
Хейнрике сказал:
– Весь мир будет в наши руках – весь, включая Создателя.
Тем временем летчик ВВС Англии Кларк учился летать на истребителе. «Видела бы меня мама, и видела бы меня Элизабет».
Августин был в голове у Гартмана, и у Хейнрике, и у Кларка. Случайно он побывал в голове у Элизабет, ей было на все наплевать, а важным для нее было то, что она видела. Когда бомбили ее родной Лондон, она не спала ночами, а потом привыкла – спала. Ее собственные бесы внушали ей что-то и внушались чем-то несусветным, то ли лишними любовниками (в то же время, она хотела быть верна Кларку), то ли лишним будущим ребенком. Элизабет не стало, она погибла, когда бомба вместе с демоном Шмелем упала на ее дом, а Шмель кричал:
– Взорву вас к чертовой матери!
Кларк мстил. Убивал, сбивал и сбился – убился. Точнее, его сбил летчик Шванк, потом он сам шванкнулся, точнее, шваркнулся.
Авдеенко учил солдат на политзанятиях:
– Война будет короткой, на чужой территории разобьем врага.
Но на пятый же день попал в плен к фашистским захватчикам. А Августин рядом с ним – в нем мысли его читает – слушает.
«Мне хреново», – единственная мысль Авдеенко.
Он бежит с поезда с военнопленными, и с ним бегут те, кто был в вагоне. В партизанском отряде Авдеенко, заболевший воспалением легких, лежит бездумно, ему опять тяжело, и его увозят на большую землю.
А Августин рядом, и тут же рядом партизан Сверкаев, который подрывает вражеские составы. А когда его ранили, и он полз в мороз по лесу, Августин явился перед ним, но тут же передумал – исчез. Зато он очень хорошо чувствовал боль Сверкаева, и не было у Сверкаева радости, когда его нашли, ибо сил не было на радость. Лишился Сверкаев обеих ног обмороженных и опять углядел Августина.
– Ничего, терпи, будет тебе, – сказал святой.
– Я не верую, – сказал Сверкаев.
– В кого, в себя, что ли? – спросил Августин.
– Изыди, ангел.
– Не уйду, я не ангел, я святой.
– Пули на тебя нету.
– Успокойся, уйду, – сказал святой Августин и исчез.
Тем временем по всему фронту шли масштабные бои. Прошлой зимой было контрнаступление под Москвой, а также Перл-Харбор. Этой зимой окружили немцев под Сталинградом. Хейнрике стоял за стеной и смотрел на русского, смотрящего на него. У обоих был выбор – поднять оружие или нет. Вдруг между ними возник святой Августин и поклонился им до земли – по очереди. Хейрике заплакал, заплакал от чего-то и русский, и Хейнрике сдался в плен.
Японец Окудзаро любил сочинять трехстишия о вишневых деревьях и о своем чайном домике, где он предавался размышлениям о самурайской чести. Он был летчиком с авианосца. Августин смотрел ему в душу и пожимал плечами. Там была смесь синтоизма и буддизма. Августин фыркнул особенно по поводу домашнего божка. Домашний божок смотрел на Августина умудрено и, не выражая неприязни, рассеивался.
В воздушном бою Окудзаро, стиснув зубы, рвал и метал. Августин смотрел в душу американскому летчику. Окудзаро на своем истребителе вертел с ним карусель. И не важно, о чем думали эти летчики, они и не думали, они хотели убить друг друга. Августин, видя их слабость перед смертью и одновременно наплевательство на нее, зажмуривал глаза.
– Давай, давай, – шептал американец.
Зайдя ему в хвост, японец Окудзаро поджег его истребитель. Из горящего факелом самолета выпрыгнул пилот. Он опускался в море. Окудзаро чувствовал себя победителем, он летел домой, точнее, на свой любимый сердцем авианосец.
Война… Августин закрыл глаза еще раз, затем открыл, спустился к плывущему молодому американскому летчику. Августин летел в стороне и не проникал в его сознание, потому что пока не знал, как того зовут.
– А-а-а-эй, – кричал летчик.
Небо пустое, море жидко пустое. Августин не знал, что делать, а летчик плыл в океане, до ближайшего берега двести километров. Появился акулий плавник. Все было кончено.
Около Августина вилась уже душа летчика.
– Как тебя звать? – спросил Августин душу.
– Ирвинг, я из Алабамы.
– Видел я, как тебя сбил Окудзаро.
– Его звали Окудзаро? – спросил все понявший Ирвинг.
– Да, он из Хиросимы.
– Я не слышал о таком городе. А у меня отец – фермер. Куда я сейчас?
– В чистилище, до конца света.
– А он разве не наступил еще? Я думал, для меня наступил.
– Ирвинг, я тебя задержал, хотел сказать что-то тебе…
– Что? Что-то важное, наверное?
– Да так, хотя бы это: я ничего не понимаю.
Августин полетел от Ирвинга, а Ирвинга повлекло в параллельное миру чистилище.
Тем временем англо-американцы высаживались в Нормандии. И тоже совместно с немцами занимались убиванием друг друга. Все по науке. Но, судя по всему, война шла к концу. Августин не мог столь сильно предсказать, пользуясь ясновиденьем, но ясно видел, догадываясь, точнее, понимал аналитически.
Он видел тысячи расстрелов, повешений, сжиганий. Он наблюдал, и сердце у него порой сжигалось, но он все более и более черствел.
Люди стали изощренней – понимал он.
Августин посвистел Шмелю. Тот явился.
– Что ты думаешь о себе? – спросил он демона.
– Крови-и-и, ду-ду-ду-ду, я пулемет. Ба-бах, я пушка.
– Демон, где Сатана?
– Отдыхаю, люди все делают за меня, – сказал Шмель, ведь Сатана воплотился в нем.
– У людей свободная воля, не так ли? – спросил Августин.
– Но у них нет выбора, – сказал Шмель, через которого говорил Лукавый.
– Я буду молиться Господу, Сатанаил.
– Какой тебе в этом прок? Я сам, впрочем, иногда молюсь, – Сатана по-сатанински засмеялся. – Да-да, молюсь. Молю о войне, об Армагеддоне. У нас все записано законом Апокалипсиса. Я завидую людям, они, возможно, опередят нас.
– Ты их сильно ненавидишь?
– А ты не знаешь? И все же, хотя я зло, но не я придумал холодный ветер, от которого многих, извините, проносит поносом. Не я придумал и понос. Несмотря на человека, идущего против холодного ветра, скажем, в Арктике, я невольно хочу подражать ему, именно из-за этого величия человека. Не я придумал холодный ветер, а Бог. А может, я, но творение было нашим общим, и зло непобедимо, оно только извратило все по-своему. Мне хочется обернуться чем-то другим, но не можется. Я поражаюсь бабочкам-однодневкам, но жить после гибели мира в пустоте не каждый сможет захотеть. А во мне это есть. Почему?
– Неужто счеты к Богу от тебя я слышу?
– Я не менее философ, чем ты, если бы действительно существовал. Августин, неплохо было бы, чтобы ты стал моим товарищем.
– А ты остановишь войну? Нет-нет, я вижу ложь в твоих словах. При всех максимах сатанизма следует гибель, или ты считаешь это извращенным сатанизмом? Нет-нет, невозможно это. Считать тебя полезным…
– Наверно, из-за своей бесполезности я начну Армагеддон. Вот паразиту безразлично – бесполезен он или нет, он просто паразитирует. Мне же в разговоре с тобой что-то тяжело, влияет отражение твое во мне. Ведь я не настоящий сатана, ибо только такой может говорить с тобой и вообще с кем-либо.
– Тебе надо заняться собой.
– Что? Зачем? Ты у хаоса научился трактовке ужаса и смерти?
– Ты считаешь, что Богу хаос служит? И думаешь, что смерть тоже служит Богу? Но тогда и люди. И хаос необходим людям. Хотя есть еще пустота, и для многих Бог именно пустота.
– Я знаю, ты должен верить в Него, Августин.
– Их много, но Он один; один из них ты, другой я. Мы воля господня, – сказал Августин, и ему казалось, что это же сказал Сатана, – и Бог – Он и не Бог, но Он Бог… но Он…
И, повернувшись, Августин полетел прочь.
За ним летел Шмель и кричал: «Попаду-у-у-у». Потом Шмель свернул и, решив исчезнуть, исчез. Августин, запыленный, вернулся в чистилище.
– Ну что, Августин, как там? – спросил смотритель чистилища.
– Горе и тоска, – Августин подошел к своему боксу и достал оттуда крылья. – Я полечу к Богу.
– Он в бесконечности завис, – сказал смотритель, отвечающий за чистилище.
– А я буду лететь бесконечно долго.
– Это похоже на чистилище – лететь бесконечно долго, – сказал тот же ангел, – я подумаю о том, чтобы тоже лететь, а со мной остальные.
А тем временем Джордано Бруно и Жанна Д’Арк сидели около сгоревшего сарая, где сожгли белорусских жителей. Они так сидели уже несколько месяцев. Рядом сидели сгоревшие в сарае белорусские жители.
– Жанна, – сказал Джордано Бруно, – а земля-то вертится.
– А я хочу увидеть Париж и умереть.
Сгоревшие медленно расходились.
– Мы смысла ждали, – кряхтел и ворчал старик, – не дождались от вас.
– Послушай, старик, – сказала Д’Арк, – смотри почаще на огонь, и твои проблемы будут решены.
Августин улетел в бесконечность, оставив после себя одного духа: некую идею. Эта идея бродила среди людей и жила во всех них. Но война продолжалась.
Когда кончилась война в Европе, в Азии война не кончилась. Окудзаро летел в качестве камикадзе, желая потопить американский корабль. Он уже слышал, что его родной город Хиросима был взорван атомом. Но в нем жил атом идеи, оставленный Августином. Окудзаро повернул обратно, передумав топить американский крейсер. Он приземлился на огромном пепелище Хиросимы, правда, повредив самолет, но оставшись целым. Он вышел и стал на пепелище вспоминать, что это всего лишь игра. И он понял, что святой гнев людей – он реален, да, но ведь исключен; он склонил голову и сказал себе так:
– Я есть, пока есть. А война окончена.
Он внушал это себе, хотя ему было тяжело. Игра окончена. Игра… Идея жила, какая-то идея, они еще ее не знали, ни Гартман, ни Авдеенко, ни Окудзаро, ни какой-нибудь Смит.
Жила…
Джордано Бруно и Жанна Д’Арк стояли у подножия потусторонней Голгофы, где было распятие Иисуса Христа, а по сторонам от него лежал обезглавленный Понтий Пилат и висел повесившийся или же повешенный Иуда Искариот. К ним троим шли толпы душ умерших на войне и даже в мире – миллионы и еще миллионы. Они были и мертвы, и живы.
– Доколь? – шептали они.
Это был чей-то сон.
РУСТАМ ИЛЬЯСОВ
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!