...прогоняю себя в изгнание – прочь от города, прочь от уютных домов и тепла очагов, прочь от величественных проспектов и дворцов, прочь от высоких шпилей и переулков, подсвеченных янтарно-рыжими фонарями. Я изгоняю себя прочь от неторопливых прохожих, которые выбираются в сумерки лишь для того, чтобы добраться до ближайшего чайного магазинчика или булочной, и тут же нырнуть обратно в неприметную дверь вверх по лестнице в безмятежность родного дома. Я изгоняю себя прочь от города, как изгнал бы всякого, кто не верит, что это я возвел город. Но никому и в голову не придет сомневаться, что исполинский город в пустыне, поражающий своим великолепием, возведен мной. Так странно, что я первый осмелился на это – первый и единственный, но чем больше я прислушиваюсь не себе, тем больше понимаю, что не верю, что когда-то своими руками возводил все эти своды, уходящие в бесконечность.
Откуда взялся город, спрашиваю я себя, откуда он еще мог взяться, если не я его сотворил – я ищу ответ и не нахожу, бескрайняя пустыня безмолвствует под звездами. Город был всегда, отвечаю я сам себе, не было такого, чтобы не было города, потому что как такое вообще могло быть, чтобы не было города. Город не мог быть всегда, перебиваю я самого себя, он появился когда-то, и когда-то канет в небытие, но вот вопрос, как он появился, должен же был кто-то создать его. Смотрю на себя, на свои трехпалые руки, кое-как скрепленные проводами, не верю, что эти руки могли возвести мраморные стены, колонны, порталы и портики, амфитеатры и анфилады.
Я изгоняю себя из города – торжественно, сам себе зачитываю приговор, сам себе объявляю, что могу вернуться в город, когда признаю, что город построил я, я и никто другой. Терпеливо втолковываю себе воспоминания, я опустился с неба на землю, я брел по безжизненной пустыне, я искал хоть какие-то проблески чего-то живого – и когда через три дня и три ночи я отчаялся найти хоть мимолетный намек на что-то кроме безжизненной пустыни, я начал вгрызаться в мертвые камни, я начал возводить стены и лестницы, улицы и проспекты, я начал выковывать детали для прохожих, я скреплял их шестеренки и заводил их механизмы, я давал им ключи от самих себя, чтобы они не останавливались. И когда весь исполинский камень, каким была земля, превратился в город с огнями и улицами, очагами и лестницами, фонарями и витринами – я наконец-то почувствовал себя дома.
Чем больше повторяю себе эту историю, тем меньше верю в неё сам, - я попросту не мог бы всего этого сделать, смотрю на свои ржавые руки – нет, не мог, не мог. Проще всего, конечно, сказать себе, что это я сделал город, кто же еще, как не я – и в то же время я понимаю, что не могу просто сказать себе это, потому что на самом деле я не буду верить в город, сотворенный моими руками. Вторую ночь засыпаю в ледяной пустыне космоса, тоскую по уюту и теплу города, к которому теперь вернусь неизвестно когда...
...вздрагиваю, осененный внезапной догадкой, а ведь все оказалось так просто, до удивительного просто. Чтобы проверить, могу ли я возвести город, я должен разрушить тот город, который есть, и из его обломков возвести новый мир...
...смотрю на огни города в отдалении, на тротуары, залитые светом фонарей, на окна домов, где заваривают вечерний чай, на шпили, устремившиеся в небеса, на флюгеры, застывшие в безветрии, потому что атмосферы не было и нет – понимаю, что останусь в изгнании навсегда...