оглавление канала
Пауков слушал его молча, хмуря брови. Хотя, ничего другого он и не ожидал. Но, все же, в глубине души оставалась некая надежда на чудо. Но, если бы он заглянул поглубже, то там, на самом дне своей души, он мог себе самому честно признаться, что никогда не любил сына, и даже презирал его, как, собственно, и его мать. А чудо, на которое он надеялся, было информацией, которую он надеялся узнать. Ему очень нужно было понять, что же на самом деле тогда произошло, в августе месяце прошлого года. И эти мысли, эта правда, заставляли его поморщиться, словно, он проглотил кусок гнилого фрукта. В этот момент в дверь тихо постучали, и секретарша внесла поднос с чашками и чайником. Она ловко расставила все приборы на столе, и положила рядом коробку шоколадных конфет. И также молча, вышла, больше напоминая всем своим поведением неуклюжее и громоздкое привидение, нежели, живого человека. Хозяин кабинета разлил чай по чашкам и сделал приглашающий жест своему гостью. А потом, словно опомнившись, торопливо проговорил, вскакивая со своего места.
- А может, коньячка? Погода мерзкая, так что коньяк не повредит, да к тому же и сосуды расширит в меру, что в нашем с вами возрасте вовсе не лишнее. – Добавил он, подходя к небольшому буфету.
Врач стоял спиной к Паукову, и потому, не мог видеть, как тот сморщился, при упоминании «нашего с вами возраста». Когда Ройзман вернулся к столу с двумя коньячными бокалами и бутылкой коньяка, бесстрастное выражение вновь уже было на лице его собеседника, неподвижного, словно венецианская маска. Разлив коньяк по бокалам, врач проговорил с легким сожалением:
- Если бы я точно знал, ЧТО произошло с вашим сыном, думаю мы могли бы еще побороться за него. Но без начальной информации, то есть, без первопричины, я хотел сказать, лечить его очень сложно, я бы даже сказал, невозможно. Видите ли, обычно, у таких больных мы всегда четко знаем, так сказать, отправную точку. То есть, с какого момента человек начинает чувствовать себя сначала дискомфортно, а потом и вовсе, отрицает действительность. В случае же с вашим сыном у нас такой точки нет. Насколько я понял, вам тоже нечего добавить к уже имеющейся у нас информации? – Полувопросительно закончил он, пристально смотря на гостя, словно тот был его потенциальным пациентом
Пауков поднеся бокал к губам, сделал маленький глоток коньяка, и только потом, медленно проговорил:
- Вы абсолютно правы. Мне нечего добавить. Но вы хорошо понимаете, что я, как никто другой, заинтересован в излечении моего собственного сына.
Самуил Яковлевич горестно покивал головой в знак согласия, и одновременно, сочувствия, но потом, слегка вдохновившись, быстро заговорил:
- Но зато, у меня для вас есть чудесная новость по поводу другого нашего пациента, Сергея Елезарова. Его дела идут к выздоровлению. Правда, он, по-прежнему, не может ничего толком вспомнить, только разрозненные картинки, но он уже начал говорить, и, должен вам заметить, рассуждает весьма здраво и, я бы сказал, вполне адекватно.
Пауков гневно посмотрел на главврача, и тот под этим взглядом даже голову в плечи втянул, словно, ожидая удара. Со стуком поставил бокал на стол так, что немного коньяка выплеснулось на полированную столешницу, и загрохотал на притихшего хозяина:
- Так что ж вы тут мне голову морочите?!! С этого и следовало начинать!!! А вы мне тут «чаек, коньячок»!! – Очень похоже он передразнил писклявый голос Ройзмана. – Я должен его видеть! Немедленно!!! – И, с шумом отодвинув кресло, он поднялся, обозначая тем самым серьезность своих намерений.
Самуил Яковлевич тут же подскочил с места, будто в его кресло была встроена маленькая катапульта, и ринулся к дверям. Потом, опомнившись, вернулся к своему рабочему столу, схватил блокнот, и рванул обратно, словно от скорости его передвижения зависела его судьба. Хотя, возможно, так оно и было. Пауков с легкой гримасой презрения смотрел на суетившегося перед ним большого человека, светило местной психиатрии, и думал: «Вот отчего так в жизни все странно происходит? Когда перед ним лебезили, он презрительно кривился, считая, что подобные люди напоминают червяков и не достойны его уважения. А когда этого не происходило, гневался, считая таких людей высокомерными. Видно, не зря наши деды говаривали, что чужая душа – потемки. А тут, не только с чужой, со своей-то разобраться не можем.» Эти мысли вызывали досаду, которую сейчас он старался сорвать на суетившемся без меры враче.
Они спустились по широкой лестнице на первый этаж, и Ройзман повел его по длинному белому коридору со множеством дверей по бокам, с прикрепленными к ним номерами палат. Все это было похоже на обычную больницу, только чище, без острых запахов дезинфекции, и на полу, вместо старого протертого линолеума был добротный паркетный пол, устланный ковровой дорожкой. Да еще вместо миловидной сестрички на посту сидел дюжий мужик в белом халате, расходившемся на его могучей груди и маленькой белой шапочке на бритой голове, смотревшейся очень несуразно. Про такое говорили, «как седло на корове». И во всем этом была немалая доля его, Паукова, денег. Не зря так суетился этот врач, хорошо понимая, кто тут заказывает музыку. Виктор Анатольевич усмехнулся своим мыслям и хмуро спросил:
- Не маловато охраны на такое количество палат?
Самуил Яковлевич замахал руками.
- Что вы!! Тут и этого много!! Так, на всякий случай держим. Здесь лежат уже те, кто почти выздоровели. А они спокойные, считайте, как люди в доме отдыха. Все, которые неспокойные, они в другом крыле на втором этаже. Там и система охраны совсем другая. – Потом слегка притормозил, и неуверенно спросил. – Возможно, вы хотите сначала сходить туда, навестить сына?
Пауков брезгливо поморщился:
- Вы сами сказали, что он безнадежен. Так на что там смотреть? Я предпочитаю говорить с адекватными людьми.
Его резкий недовольный голос подействовал на Ройзмана, словно плеть, подстегивающая нерадивую лошадь. И он опять помчался по длинному коридору, стараясь не смотреть на следующего по пятам Паукова. Он бы сам себе никогда не признался, что до смерти боялся этого человека. Его холодный, леденящий душу взгляд вызывал у Ройзмана внутреннюю дрожь, Казалось, он сидел в дырявой лодке посреди океана, а рядом с ним плавала здоровенная акула. Он невольно передернул плечами и на ходу покосился на своего гостя, не заметил ли?