Продолжая говорить о великой миссии русской эмиграции первой волны - сохранить самобытность России на всех континентах, куда они были заброшены судьбой, перенесемся на Дальний Восток, а именно в Китай 20-х годов прошлого столетия, куда прибыли многие наши соотечественники.
Среди них была и семья русского офицера Николая Адерсона, за свою военную карьеру прошедшего три войны - Русско-Японскую, Первую мировую и Гражданскую, - в боях за Веру, Царя и Отечество.
Все это время, в Хабаровске, где жила семья Адерсон, его ждали супруга и дочь Ларисса, рожденная в 1911 году в Приамурье.
Эй ты, приговоренный, давай-ка на расстрел!
В 1920 г. Николай Адерсон был арестован и приговорен к казни большевиками, но чудом спасся, будучи освобожден японскими войсками. Семья переезжает во Владивосток, но в 1922-ом, когда большевики занимают город, приходится сниматься с якоря и оттуда. Встречай, Харбин, новую семью русских эмигрантов,
Боевой офицер, полковник Адерсон, будучи награжденным высшими воинскими наградами, не избегал никакой гражданской работы: преподавал в гимназиях английский язык, подрабатывал частными уроками, работал счетоводом, бухгалтером, ревизором на КВЖД, секретарем в Епархиальном совете, некоторое время даже служил в мастерской игрушек, стараясь обеспечить родных.
Супруга Евгения, мама Лариссы, вела хозяйство и воспитывала красавицу-дочку, которая еще в детском возрасте удивляла собеседников логическими построениями и стихами собственного сочинения.
Ну-ка, Чайка, отвечай-ка...
В Харбине Ларисса училась в лучшей женской гимназии Марии Алексеевны Оксаковской и занималась балетом.
После окончания гимназии Ларисса подрабатывала частными уроками. В одном из документов ее личного дела значится:
«По профессии танцовщица. Также занимается литературным трудом, сотрудничает в газетах и журналах. Принимала участие в работе литературного кружка «Чураевка» при Христианском Союзе молодых людей."
Этот литературный кружок основал поэт Алексей Ачаир, он же пригласил Ларису почитать там свои стихи.
Месяц выплывает, золотея,
Парус разворачивает свой,
Разговор таинственный затеял
Ветеp с потемневшею листвой...
... Надо быть всегда и всем довольной,
Месяц — челн, а небо — звёздный пруд.
И никто не знает, как мне больно
Оттого, что яблони цветут.
В "Чураевке" же девушка придумала себе литературный, а впоследствии и сценический псевдоним - «Ларисс Андерсен». Как мы с вами помним, настоящая фамилия Лариссы Николаевны - Адерсон.
Но разве девочка, влюбленная в сказки Андерсена, не может взять себе творческий псевдоним со сказочной фамилией? Что же касается имени, то в метрических книгах церквей начала ХХ в. в правописании имени Лариса значится действительно двойная «с». В переводе с греческого - "чайка". А еще так звали нимфу из Фессалии, которая была близка с самим Посейдоном.
К морской тематике поэтесса будет постоянно возвращаться. И оставаться той девочкой, влюбленной в Россию, в Дальний Восток, откуда ее увезли ребенком, и куда она сможет вернутся "только стихами"
Я буду умирать, не споря,
Где и как надо хоронить,
Но жаль, что вдалеке от моря
Прервётся жизненная нить.
По имени «морская птица»,
Я лишь во сне летать могу,
А хорошо бы очутиться
На том, знакомом берегу.
......................................................
Меня бы волны покачали,
Препровождая на тот свет,
Где нет ни скорби, ни печали,
Но, может быть, — и моря нет.
Роковая любовь
С Ларисой (для удобства будем называть ее далее именно так, с одной "с") мечтали дружить (и не только) многие. По воспоминаниям современников, все, кто знакомился с милой девушкой, становились ее поклонниками.
Ею восхищались, ее называли Белой Яблонькой и Горним Ангелом, посвящали ей стихи. Но в безмятежную (относительно, конечно) девичью жизнь постучалась трагедия, о которой поэтесса напишет такие строки:
Вот и я стою у порога,
Истекает мне данный срок,
Я надеюсь найти дорогу
На скрещенье твоих дорог,
Чтобы легкой, бесплотной тенью,
Я к тебе подойти смогла.
Попросить у тебя прощенья:
Не сумела спасти от зла.
Нет повести печальнее на свете...
В 1934 г. Харбин потрясло известие о двойном самоубийстве молодых русских поэтов Георгия Гранина (Сапрыкина) и Сергея Сергина (Петрова). Говорили, что у Георгия был с Ларисой "незаконченный роман", впрочем и сама Лариса Николаевна через много десятилетий этого не отрицала, храня фотографию, стихи и письма к ней талантливого поэта Георгия, который (так сложилось) и в России-то ни разу не был, а любил свою историческую родину безмерно.
Удивительно, но, еще раз повторюсь, Гранин никогда не жил в России. Он родился в июле 1913 года на Пограничной, последней станции Китайской Восточной железной дороги (за ней проходила граница), где служил его отец. В возрасте 10 лет перебрался с матерью в Харбин. Стал учиться в гимназии имени Пушкина. Отец отправился во Владивосток, где в 1925 году был расстрелян большевиками.
С Ларисой познакомились в "Чураевке", секретарем которой одно время был Георгий. Развернутая предсмертная записка, найденная в номере отеля, где друзья свели счеты с жизнью, свидетельствовала, что шаг был продуман и просчитан до мелочей. Указывались даже суммы долга, который следует отдать из причитающихся ему денег, (все остальное - матери), а заканчивался текст крупной надписью "Слава России!"
Красотка, красотка, красотка кабаре
После этой трагедии Лариса уезжает из Харбина в Шанхай, где, не бросая стихов, открывает для себя искусство танца. Даже не так, не открывает (уроки танцев девочкой она брала у лучших мастеров русской балетной школы), а примеривает на себя роль примы, ведущей танцовщицы шанхайских варьете и кабаре.
Лариса делает себе имя и в мире танцев, но ей хочется попробовать себя везде. Кроме того, что была танцовщицей и поэтессой, Андерсен работала моделью, была участницей многочисленных фэшн-шоу, неоднократно выходила на подиум в русских домах моды в Шанхае. Её запомнили как женщину, одарённую безупречным вкусом и чувством стиля.
Мужчины, конечно, атаковали красотку кабаре. Но Лариса ждала и выбирала, выбирала и ждала. И никуда не торопилась...
Пьеро не сумел поймать Трепетную Чайку в силки
Кабаре и клубы Шанхая были всегда переполнены. Много иностранцев - французы, англичане, темпераментные итальянцы. Развлекать уважаемую публику приглашались лучшие мастера сцены. Пожаловал в Шанхай и Русский Пьеро - шансонье Александр Вертинский.
Увидев Ларису, он не мог не влюбиться. Творческие сердца так подвержены этому любовному недугу. Как знаток женской души, Вертинский начал процесс знакомства и обольщения с признательных слов стихам Ларисы, все-таки первое их знакомство состоялось на поэтическом вечере.
"Мой дорогой друг! Ваши прекрасные стихи доставили мне совершенно исключительное наслаждение. Я пью их медленными глотками, как драгоценное вино. В них бродит Ваша нежная и терпкая печаль “Le vin triste» — как говорят французы. Жаль только, что их так мало...»
Вертинский атаковал по всем направлениям, меняя направление главного удара. Вот он помогает с переводом и публикацией романа Ларисы, которая к 1940 году помимо всего увлеклась прозой. Газета, публикующая роман, предлагает Ларисе сверхвысокий гонорар, а потом оказалось, что половину гонорара заплатил сам Шансонье.
Ужины в лучших ресторанах, вип-ложи на концертах Русского Пьеро - но Лариса Николаевна держалась дружески, скромно и чуть отстраненно, порой позволяя себе пропуски и опоздания на важные вечеринки, устраиваемые Вертинским. Однажды он особенно разозлился, прислав Ларисе после такого неудавшегося вечера письмо, в котором упрекал мадмуазель Андерсен, что напрасно она взбунтовалась, «как слониха в цирке».
Но, Лариса, если проводить ассоциации с цирком, была скорее пантерой или тигрицей, которая могла помурлыкать, а могла и грозно зарычать. Не случайно, вскоре Вертинский пошел на мировую, написав своей Даме Прекрасного Образа стихотворение с названием «Ненужное письмо»:
Приезжайте. Не бойтесь.
Мы будем друзьями.
Нам обоим пора от любви отдохнуть,
Потому что уже никакими словами,
Никакими слезами ее не вернуть...
«Странный цветок», «печальная девочка с изумительными глазами и руками» называл ее Вертинский. Так и осталась она для него странным и не сорванным цветком...
А кто у нас муж? Волшебник из судоходной компании
В середине 50-х к шанхайским берегам причалило французское судно, которое явилось для Ларисы-Ассоль своего рода Алыми Парусами. На нем Лариса Андерсен покинула Китай. Она вышла замуж за француза Мориса Шеза, представителя крупнейшей судоходной компании, который влюбился в нее с первого взгляда.
Вначале они уехали на Таити. Потом были Индия, Африка, Вьетнам, экзотические страны, которые столь близки были жизнелюбивой натуре Ларисы. Когда муж вышел на пенсию, они обосновались в маленьком французском городке Иссанжо среди гор и лесов, в семейном поместье Шезов.
Мужа не стало в начале семидесятых, а Лариса Николаевна продолжала выращивать цветы, писать стихи и думать о России
***
Я думала, Россия — это книжки.
Все то, что мы учили наизусть.
А также борщ, блины, пирог, коврижки
И тихих песен ласковая грусть.
И купола. И темные иконы.
И светлой Пасхи колокольный звон.
И эти потускневшие погоны,
Что мой отец припрятал у икон.
Все дальше в быль, в туман со стариками.
Под стук часов и траурных колес.
Россия — вздох.
Россия — в горле камень.
Россия — горечь безутешных слез.
Умение вкусно жить
В 2011 году Лариса Николаевна отмечала столетний юбилей, кто-то из настойчивых корреспондентш "прорвался" к ней в тихий французский домик за заборчиком из кустарников и цветов, удивившись тому, что она
продолжает вкусно жить.
«Удовольствий у нее много: стихи, кошки, сигарета после утреннего кофе, прогулка по старой теннистой аллее в своем парке, чай с горячим красным вином и медом на ночь, маски для лица из шампанского с луком, мороженное, стихи, опять стихи…
Она очень хорошо рассказывает, но еще лучше умеет слушать. При этом ее глаза мягко сияют дореволюционной добротой и вниманием к собеседнику»
"Одна на мосту"
В следующем, 2012 году Ларисы Андерсен не станет.
Прожить (и столь красиво!) 101 год - дай Бог каждому!
И еще очень важно то, что она успела увидеть свою большую книгу, изданную в России "Одна на мосту" (2007 г.)
Сегодня эта книга - уже раритет, но при желании найти можно.
И прочитать замечательные строки.
На том берегу – хуторок на поляне
И дедушкин тополь пред ним на посту…
Я помню, я вижу сквозь – слезы, в тумане,
Но всё ж я ушла и стою на мосту.
А мост этот шаток, а мост этот зыбок –
От берега деда на берег иной.
Там встретят меня без цветов, без улыбок
И молча ворота захлопнут за мной.
Там дрогнут и хмурятся темные ели,
И, ежась от ветра, мигает звезда…
Там стынут улыбки и стонут метели,
Нет, я не дойду, не дойду никогда!
Я буду стоять, озираясь с тоскою,
На сторону эту, на сторону ту…
Над пастью обрыва с проклятой рекою.
Одна. На мосту.
Красиво написано.
И Ганс-Христиан Андерсен позавидует.
Или просто покурит в сторонке...
