Сегодняшняя карикатура выглядит очень скабрезной, хотя художник ничего пошлого не имел в виду.
Рисунок Михаила Черемных "Эрос и Меркурий" упреждался цитатой: "Наш торгпред в Норвегии т. А.М. Коллонтай поместила в журнале "Молодая Гвардия" статью о любви под названием "Дорогу крылатому Эросу".
"Т. КОЛЛОНТАЙ: – Селедки – дело не ароматичное, а натура у меня романтичная: вот и тянет меня на античное!..".
Сразу поясню, что о сегодняшних устойчивых ассоциациях между селедкой и сексом живший сто лет назад художник и понятия не имел. Все проще - в тогдашнем мире Норвегия считалась европейским Мухосраньском, невероятным захолустьем, где, кроме норвежской селедки, и нет ничего.
Вот, мол, товарища торгпреда, известную своим романтическим бэкграундом и уставшую от селедки, и потянуло на написание статей с античными названиями.
Меж тем статья Коллонтай "Дорогу крылатому Эросу" стала, не побоюсь этого слова, этапным событием.
Но прежде надо пояснить одну нетривиальную вещь.
Первая в мире женщина-министр и первая в мире женщина-посол (это все Коллонтай) у нас почему-то считается адептом свободной любви и автором теории "стакана воды" - мол, переспать с другим человеком должно быть так же просто, как выпить стакан воды.
И почему-то в подтверждение обычно ссылаются как раз на эту статью про Эрос.
Это не совсем так, вернее - совсем не так.
Спору нет, монашкой Коллонтай не была, в ее бурной жизни было много романов, причем не только с мужчинами. Уже после революции много шуму наделал ее брак с народным комиссаром по морским делам РСФСР Павлом Дыбенко. Во-первых, это был первый гражданский, а не церковный, брак в Советской России. А во-вторых, муж был на 17 лет младше жены - ему 29, ей 46.
Но вот статья про Эрос здесь совершенно не в тему.
Потому что главный посыл статьи был скорее обратный - Коллонтай говорит о том, что после революции любовь в обществе исчезла, остался лишь гольный секс без обязательств:
"Перед грозным лицом великой мятежницы — революции — нежнокрылому Эросу («богу любви») пришлось пугливо исчезнуть с поверхности жизни. Для любовных «радостей и пыток» не было ни времени, ни избытка душевных сил. <...> Господином положения на время оказался несложный, естественный голос природы — биологический инстинкт воспроизводства, влечение двух половых особей. Мужчина и женщина легко, много легче прежнего, проще прежнего сходились и расходились. Сходились без больших душевных эмоций и расходились без слез и боли".
Но автор уверена - сейчас наступают времена, когда жизнь нормализуется. И тогда любовь вернется, а крылатый Эрос восторжествует над бескрылым.
"Теперь, когда революция в России одержала верх и укрепилась, когда атмосфера революционной схватки перестала поглощать человека целиком и без остатка, нежнокрылый Эрос, загнанный временно в терновник пренебрежения снова начинает предъявлять свои права. Он хмурится на осмелевший бескрылый Эрос — инстинкт воспроизводства, не прикрашенный чарами любви. Бескрылый Эрос перестает удовлетворять душевным запросам".
Статья наделала много шума и вызвала бурные дискуссии, в которых Коллонтай обвиняли в реакционности и в покушении на завоевания революции.
Однако тема сексуальной контрреволюции получила продолжение через два года, в 1925 году, и не где-нибудь, а на страницах "Правды".
24 марта 1925 года преемница Коллонтай на посту главы департамента деятельности среди женщин Центрального комитета партии, знаменитого "Женотдела", старая большевичка Софья Смидович выступила в "Правде" с большой статьей с показательным названием "О любви".
Статьей программной, где все называлось своими именами. Где прямым текстом говорилось о том, что сексуальная свобода завела общество в тупик, и с этим надо что-то делать:
"Каждый комсомолец-рабфаковец и очень еще юный, безусый мальчик может и должен удовлетворять свои половые стремления. Это почему-то считается неоспоримой истиной. Половое воздержание квалифицируется как мещанство.
Каждая комсомолка-рабфаковка, просто учащаяся, на которую при этом пал выбор того или другого мальчика-самца (откуда у нас на севере развились такие африканские страсти, судить не берусь), должна пойти ему навстречу, иначе она — мещанка, недостойная носить имя комсомолки, быть рабфаковкой, пролетарской студенткой. И наконец мы подходим к развязке, к третьей части этой своеобразной «трилогии».
Необходимое действующее лицо развязки — это врач, производивший «аборт», т. е. калечение физического организма юной матери и нанесение огромной травмы ее психике. <...> Бледное, истощенное лицо девочки, готовящейся стать матерью, с трогательным глубоким выражением глаз беременной женщины! В приемной комиссии по разрешению абортов в этих глазах вы можете прочесть не одну скорбную повесть комсомольской любви".
Статья "О любви" произвела в обществе эффект разорвавшей бомбы. Редакцию "Правды" завалили письмами - в первую очередь женщины, комсомолки и коммунистки.
7 мая 1925 года газета даже дала подборку откликов на статью Смидович, где женщины говорили о наболевшем. Оставшаяся анонимной студентка писала:
«Студенты косо смотрят на тех комсомолок, которые отказываются вступить с ними в половые сношения. Они считают их мелкобуржуазными ретроградками, которые не могут освободиться от устаревших предрассудков. У студентов господствует представление, что не только к воздержанию, но и к материнству надо относиться, как к буржуазной идеологии».
По мнению студентки Рубцовой, распущенность часто провоцируют взрослые коммунисты, которые по умолчанию являются наставниками комсомольцев, они «рассматривают любовь как нечто очень скоро преходящее, долгую любовь они считают скучной; а понятие «супруга» для них — буржуазный предрассудок. В ответ на вопрос: «Где работает ваша жена?» — они рассмеялись и спросили: «Какая?» «Один известный коммунист сказал мне: «В каждом городе, куда я езжу по работе, у меня есть временная жена. <...> Муж моей подруги предложил мне провести с ним ночь, так как его жена больна и этой ночью не может его удовлетворить. Когда я отказалась, он назвал меня глупой гражданкой, которая не способна постичь все величие коммунистического учения».
В итоге в партии начались ожесточенные дискуссии, вспомнили, разумеется, и статью Коллонтай. От тех времен нам в наследство осталась фраза, которую сегодня назвали бы "мемом": «Она любила по Смидович, а он любил по Коллонтай».
Но в целом в отношении сексуальной свободы в Советской России начался консервативный переворот, который вскоре был закреплен несколькими громкими делами.
Это, конечно же, "чубаровщина" - показательно жесткий процесс над 26 хулиганами, изнасиловавших в Чубаровском переулке приехавшую работать на завод 20-летнюю Любу Белякову, многие из которых просто не понимали на суде, в чем их вина. По итогу семерых приговорили к расстрелу, остальные получили длительные сроки.
Много дискуссий вызвала и "кореньковщина" - по имени студента Московской горной академии Константина Коренькова, бросившего свою гражданскую жену, студентку той же академии Давидсон, третировавшего ее и доведшего в итоге девушку до самоубийства.
Но радикальное контрнаступление консерватизма в Советской России - это уже совсем другая история, которая случится позже. Мы же пока продолжим наше путешествие по 1923 году.
_______________________
Это проект "История в карикатурах". Каждый день я буду показывать вам карикатуру и рассказывать про нее. Присоединяйтесь и подписывайтесь на канал!