— А я вас помню.
Я стоял у стенда с сувенирами и ко мне обратилась продавец–пожилая женщина. Ну как пожилая, может лет на десять меня старше, но уже с седыми волосами. Дело было на этническом фестивале и потому люди были все расслабленные «без напрягов», такое обращение лишь в городе вызвало бы непонимание.
Тетка, кстати, колоритная. В каком–то псевдоиндейском пончо, с огромными самодельными серебряными серьгами в ушах.
— И где же мы пересекались?
— В пионерском лагере, в конце восьмидесятых. Вы в моём отряде были, очень по матери тосковали. У меня на всех своих память хорошая.
И тут меня накрыла ностальгия. Я сразу вспомнил этот непередаваемый запах соснового леса, в котором стояли корпуса пионерлагеря «Дружба», утренние линейки под палящем солнцем, земляника, походы строем в столовую и в клуб, где через день чередовались кино и дискотека, нашему отряду кино нравилось больше, а вот тем кто постарше и вожатым наоборот.
Наверное, она прочитала всё это в моих глазах.
— Антонина Ивановна, тетя Тоня, шестой отряд. Со мной была ещё Светлана, вы её любили больше. Мы так роли разделили – один хороший вожатый, другой строгий.
— Да–да, помню. Светлану Геннадьевну все любили. А про роли не знал. Там ещё какая–то история приключилась детективная.
— Да, это меня измазали зубной пастой.
— Точно! Тогда весь лагерь стоял на ушах…
— Это было только начало, я же потом в больницу угадила.
— Ого, а расскажите.
— Давай уже на «ты», какая там теперь разница.
Антонина Ивановна, или лучше Тоня, попросила соседку по прилавку посмотреть за её товаром и мы пошли пить кофе в филиал «Гарцующего дредноута» на выезде. Здесь была грубо сколоченная мебель, но при этом кофе на песке и ни какой–то «Либо», а вполне себе «Бушидо».
В первую же смену того года, напомнила она, началась повальная эпидемия мазания зубной пастой по ночам. Была такая забава у детей — надо было подкрасться к спящему товарищу, а еще лучше в другой палате и намазать ему лицо. Зубной пастой. Утром тот становился посмешищем для всей палаты, а то и отряда. Вожатые глядели на эту забаву сквозь пальцы, если это не касалось походов по корпусу и в палаты к противоположному полу. Но однажды шутники перешли все границы. Они намазали вожатую. То есть, Тоню. Причём не абы как, а каким–то замысловатым узором.
— Когда я обнаружила это утром, я впала в депрессию. Это же не просто хулиганский поступок, я потеряла авторитет в глазах детей, раз они пошли на такое. Разумеется, мы со Светкой ничего никому об этом не сказали, но с той ночи начали отлавливать шутников и жестко карать – запирать на пару часов в гардеробной. Эпидемия прекратилась.
Но через пару дней, на дискотеке в клубе, Светка, глянув на лицо Тони вскрикнула и потащила на выход. Оказалось, что на лице подруги появились следы раскраски. Возможно, в свете «цветомузыки» которую приволокли продвинутые диджеи, использовалась медицинские ультрафиолетовые лампы.
— Не знаю, что произошло, но с той минуты я уже без всякого ультрафиолета видела в зеркале эту раскраску, как тень на коже. Другие люди могли заметить её только на дискотеке.
Дальше–больше. Тоня стала ловить себя на том, что может «читать» мысли других людей. Барышня она была практичная и вместо того, чтобы паниковать проверила свои способности в карточной игре с другими вожатыми. Потом она с глазу на глаз побеседовала с каждым своим воспитанником и убедилась в том о чём и так уже догадывалась — никто них не мог и подумать раскрашивать её лицо таким средством от которого предположительно, проявились паранормальные способности. А потом она решила пойти ва–банк.
В советских пионерлагерях была традиция в конце смены устраивать день вожатого. Отряд с утра просыпался и ему объявляли, что у них похищен один из вожатых и им нужно было найти его по специально оставленным подсказкам. Поскольку дети больше любили Светку, то она и должна была стать «жертвой» похищения. Но Тоня разработала свой сценарий праздника. С утра отряд стал племенем дикарей, которым было разрешено нанести зубной пастой боевую раскраску на лицо. Конечно, ею стал тот самый рисунок, что был у Тони. Она лично раскрасила всех детей и нанесла себе такой же.
Она видела, как обострились чувства, как сосны в лесу словно стали свехобъёмными и можно было разглядеть что происходит за ними. И дети это тоже видели.
— Ты ведь и сам помнишь?
Меня словно обухом по голове ударило. Совершенно верно, я был в том отряде и сам бегал по лесу в боевой раскраске, разыскивая любимую вожатую. Как я мог такое забыть?
— Мы тогда целую зарницу устроили. Незапланированную.
— А помните, как вы избили двух взрослых вожатых соседнего отряда?
— Да вроде мы так, потолкались в шутку.
— Да. Потом это так представили, чтобы не поднимать шум. Но им пришлось долго лечить переломы ребер. Я тогда еще не знала, как управлять этим процессом.
— Каким процессом?
— Я его называю священным безумием и его вызывает как раз этот узор на лице. Отряд превратился в банду из «Повелителя мух». Вы даже порывались взять в плен девчонок из старшего отряда, мы вовремя вас всех загнали в душ, из которого вы вышли обычными детьми и многое забыли.
— Да я только сейчас вспомнил вообще про тот день. А кто же нанес этот рисунок тебе?
Виновник, а точнее виновница, пришла к Тоне сама после Дня вожатого Это была пожилой завхоз и завбиблиотекой одновременно Наталья Семеновна, которая каждый вечер уезжала в город, а утром приезжала на вахте.
«— Я вижу, ты уже начинаешь пользоваться моим даром», — в лоб сказала Семеновна.
Она добавила, что не стоит привлекать внимание к своей персоне. Боевая раскраска на то и боевая, чтобы использовать её по назначению. И рассказала, как нашла её. Работа в библиотеке пионерлагеря – дело скучное, но бухгалтерская жилка дала о себе знать и Семеновна начала рыться в каталоге в поисках интересных книг, чтобы почитать на досуге. Как ни странно, они там были. Видно, списаны из госхрана или откуда–то еще. Среди прочего оказалась книга конца 30–х годов о боевой раскраске аборигенов Папуа. С фотографиями, рисунками и примерами, в каких случаях они использовались.
Семеновна — натура увлекающаяся, хоть и на пенсии, может даже и по этой причине. Ей пришёл в голову план. Зная об обычае детей мазать по ночам друг друга зубной пастой, она стала прокрадываться в палаты к спящим и наносить им рисунки из книги, а днем наблюдать за поведением жертвы. Выяснилось, что боевые рисунки, даже смытые, действительно «работали». Мальчики становились более агрессивными, а девочки — злыми.
В книге были и рецепты краски. Ингредиенты — растительные и минеральные пигменты тоже имели значение.
«— Например, состав, которым я нанесла рисунок тебе долгое время не смывается, а если и смывается, то не весь, это можно увидеть в ультрафиолете».
И вот тут мы вплотную подошли к вопросу, зачем всё это было нужно. Оказывается, Семеновна умирала – у неё был рак, и она знала, что ей осталось немного и ей хотелось, чтобы кто–то продолжил её увлечение. Вот она и подобрала толковую девушку и нанесла ей рисунок шамана–воина, чтобы посмотреть, как она среагирует. И Тоня не подвела её.
— Ничего себе. А я и не знал, что на нас эксперименты ставили. А что потом было?
Тоня невесело усмехнулась.
— Я нашла в той книге самые боевые маски и даже думала написать на эту тему научную работу, специально на социолога перевелась учится, но потом грянули 90–е. Мой муж — школьный физрук стал бандитом, а я решила помочь ему. К тому времени я уже нашла способ наносить боевую раскраску бесцветной мазью. Её только в ультрафиолете видно. Я её мужниным ребятам наносила перед разборками. Очень вдохновляло, говорят. Но это длилось недолго.
Однажды сидели мы с мужем в ночном клубе. Отдыхали. Вдруг появился человек, на чьем лице клубный ультрафиолет высветил очень сложную маску. Никогда не видела такой. Вроде и череп, только какой–то нечеловеческий. Он спокойно миновал нашу охрану, будто её и не было и подсел. Говорил он только со мной.
«— Девочка, ты – дилетант, но талантливый. Приходи к нам, найдём тебе работу. С этими все равно долго не протянешь», — сказал он и сунул мне визитку. Я обернулась к мужу. Но тот словно ничего не видел, пялился на танцпол со шлюхами. Визитку взяла, но звонить не стала. А чрез неделю мужа грохнули, а меня и других корешей посадили, — сказала Тоня.
Ого.
— Ничего, я там татухи била. Уважаемый мастер была. А после отсидки позвонила по тому номерочку. Но не для того, чтобы работать, а чтобы знать, с кем поквитаться.
— И как, узнала?
— Узнала. Некоторые счеты лучше отложить до следующей жизни…
В этот момент она помахала рукой кому–то сзади меня. Я обернулся. Там за столиком сидели несколько парней брутального вида, похожих на футбольных фанатов. У них на лицах была была раскраска, напомнившая мне ту самую, из детства.
— Это футбольная команда первой лиги. Ни одного поражения, правда много желтых карточек. Работаем над этим. Я у них помощник тренера.
— Они так и выходят на поле?
— Нет, раскраску наношу тональным кремом. Хочешь и тебе нанесу. Вспомнишь, как это быть охотником в лесу.
Да, незабываемые ощущения. Я подвис, но Тоня вернула меня на землю.
— По старой памяти в первый раз — бесплатно. Понравится, ещё придешь.