В моих дневниковых записях много всякого. Кого-то зацепили эти истории, перенесли в ранее им неведомый мир волшебства и легенд древнего Джурмута. Для других то, что я рассказывал, не стало новостью. Не исключено, что часть людей равнодушно прошлись взглядом по буковкам, их мои записи не заинтересовали. Тут нет ничего удивительного, у каждого пишущего человека свой читатель. К чему это я тут? К тому, что в этих моих повествованиях вы познакомились с моим аулом, обществом из восьми сёл Джурмут, с Антратлем и с главными моими собеседниками — отцом моим и тётей. А был в моём раннем детстве ещё один очень интересный персонаж в лице моего покойного дедушки. Отца моей матери звали Абдурахимил Мухама из Чорода.
Он слишком рано ушёл, мне было всего 10, когда его не стало. Но я хорошо помню его внешность, одежду, людей, которые окружали, его длинные молитвы и разговоры с гостями. Он был удивительным рассказчиком. У дедушки была небольшая комната, постоянно горел огонь в печи, а на ней закипающий свистящий чайник или кастрюля, на полу матрас и овечья шкура на матрасе. Там лежал он, там сидел и там же молился. Бабушка готовила возле печи, а он в центре сидел и что-то рассказывал людям. Я был слишком мал, чтобы понять и запомнить его истории. Потом, как дедушки не стало, и я повзрослел, стал слушать, что говорили о нём старики:
«Когда Абдурахимил Мухама рассказывал, такое ощущение было, что мы не возле него, а там, на месте его повествования находимся. Он заставлял или смеяться, или печалиться, слушать его было одно удовольствие»,— говорили его друзья и сельчане. Всю жизнь дед чабановал. В детстве изучал исламские науки, как я помню, постоянно дома читал Коран. Светского образования не было у него, и кириллицу не знал. Каждое воскресенье старший брат ходил к дедушке с аварскими книгами, чтобы ему читать. Без них дедушка никак не мог.
Брал в руки аварскую хрестоматию и по лицам писателей и поэтов определял, кто из какого общества или аула. Очень хорошо разбирался в лицах людей. Хорошо знал аварцев, их внешность и характеры. Почему вдруг я сегодня заговорил о дедушке? Причиной стала беседа с одним из читателей последнего номера газеты «Миллат». Там в моей колонке была одна мысль, которую читатели приняли неоднозначно. Вот она:
«Когда люди физически бьют друг друга, это унижает обоих участников этого процесса. И того, кто сам бьёт, и того, кого бьют. Не зря ведь горцы в прошлые века кинжал с пояса не снимали ни при каких обстоятельствах. Оружие было на страже чести и достоинства горца. Оно ставило людей в равное положение и не давало оскорблять друг друга». Вы скажете: «Всё верно, но при чём тут твой дедушка?» А вот при чём. Он рассказывал одну удивительную историю из совсем давних времён, где оружие поставило людей в неравное положение. Вот она:
— В старину был, оказывается, один цорский аварец, признанный храбрец. Он был очень ловким, удалым молодцом, с кем никто не мог сразиться ни на саблях, ни в кинжальном бою. Одним махом отсёк бы голову любому, кто замахнётся на него. Все очень уважали его за удаль и ловкость, а ещё за благородство и доблесть. Его часто чабаны приглашали в гости, резали для гостя барашка и проводили славные вечера в горах у костра. И вот как-то гостил он у чабанов недалеко от Белоканы, и к их костру подошёл путник, а за спиной он нёс странный длинный предмет. Храбрец, любопытный до всего нового, начал беседу с гостем и поинтересовался, что это за металлическая палка.
— Этой палкой можно убить человека на расстоянии, — ответил гость.
— Вот тут зажигают огонь, она выстрелит и убьёт. Тупанк (ружьё) называется. Храбрец недоверчиво усмехнулся:
— Да брось ты, убей, если можешь, меня.
— За что я буду тебя убивать? Ты мне не враг, а так убьёт, и не сомневайся, — ответил гость.
— Убей, если можешь, вон того буйвола, — сказал опять молодой человек,— я разберусь с хозяином. Гость выстрелил. Буйвол грохнулся на землю. Молодой человек побежал к буйволу пощупал тушу, замер на мгновение и зашагал назад, глядя на свою ладонь, где ярким цветком алела буйволиная кровь. Он был бледен как полотно. Гость поскакал дальше. Молодой человек долго молчал и смотрел вслед странному гостю, а потом, обращаясь к друзьям-чабанам, сказал: — Да, братья, времена храбрецов прошли, отныне любой трус, который получит вот такую дырявую палку, из-за угла может убить любого бихьинчи.