Февраль 1944 года в Москве был снежным, хотя нередко по утрам бывали чувствительные морозы. И всё же в столице было теплее, чем на севере в районе Волхова. Когда "дуглас" Мерецкова шёл на посадку, над аэродромом повалил снег, видимость резко ухудшилась. С большим трудом, но лётчик посадил самолёт.
- Вы? - удивился генерал Поскрёбышев, увидев в дверях Мерецкова. - Я только что звонил на аэродром, его из-за плохой погоды закрыли: пурга разгулялась.
Из кабинета Сталина вышел маршал Ворошилов. Заметив Мерецкова, он улыбнулся. Оказывается, он тоже недавно прилетел из Ленинграда, там такая же пурга, все улицы замело снегом, его едва успевают убирать. Но город как бы воскрес, живёт, дышит.
- Проходи, кто там? - раздался голос вождя, и Мерецков поспешил в кабинет.
Сталин порывисто встал из-за стола и шагнул ему на встречу.
- Ну, чем порадуете? - Верховный был необычайно весел, улыбался в усы. - Так, я слушаю вас! Кстати, - спохватился вождь, - вы получили у товарища Калинина второй орден Суворова?
- Ещё в прошлый раз, когда сюда приезжал. Спасибо, Иосиф Виссарионович.
Мерецков не знал, с чего начать разговор с Верховным. Тот зажёг свою традиционную трубку и несколько раз затянулся.
- Я хотел бы доложить вам свою просьбу, - сказал Мерецков.
- Просьбу? - усмехнулся Сталин. - Обычно вы начинаете с доклада о ситуации на фронте.
- Но фронт ликвидируется? - не сдержался Кирилл Афанасьевич. - Его войска я должен передать Ленинградскому фронту?
- Что у вас за просьба? - прервал его Сталин, не вникая в суть сказанного Мерецковым.
- Просьба одна, товарищ сталин: пошлите меня в Белоруссию воевать!
Дверь приоткрылась, и на пороге появился Молотов. Поздоровавшись с Мерецковым, он прошёл к столу и сел рядом с вождём. А Сталин, покуривая трубку, вскинул глаза на Кирилла Афанасьевича.
- Хотите повоевать на западном направлении? - спросил он. - Не получится! Ваша стихия - север, там вы чувствуете себя, как рыба в воде. Всё вам там знакомо, у вас большой опыт ведения наступательных операций в сложных условиях лесисто-болотистой местности. Поэтому Ставка назначила вас командующим Карельским фронтом. Другого посылать на север нет смысла, он лишён всего того, что имеете вы, а учить его нет времени. Так что, вам и карты в руки.
"Против таких доводов возражать было трудно, - писал позднее Кирилл Афанасьевич. - Далее Ставка сформулировала в общих чертах стоявшую перед Карельским фронтом задачу: за летне-осеннюю кампанию 1944 года освободить Карелию и очистить от немецко-фашистских войск Петсамскую (Печенегскую) область в ходе широких наступательных действий."
Потом разговор зашёл о Финляндии. Сталин сказал, что разгром немцев под Ленинградом и Новгородом резко отразился на настроениях финского правительства и оно запросило Советский Союз, на каких условиях Финляндия может выйти из войны. Молотов довёл до их сведения наши требования.
- Какие это условия? - спросил Мерецков.
Молотов перечислил их: разрыв отношений с Германией, интернирование с её территории немецких войск и отвод войск финнов к границам 1940 года.
- Это основные наши требования, - пояснил Сталин, - деталями займёмся позже. Так что при планировании операций особое внимание уделите северному участку фронта, где находятся лишь немецкие войска.
- Ясно, товарищ Сталин, - отозвался Мерецков, делая пометки в своём рабочем блокноте.
- У меня недавно был маршал Ворошилов, - продолжал с лёгкой иронией Верховный, - он поведал мне забавную историю. Когда в прошлом году зимой шли тяжёлые бои в районе станции Мга, вы находились с Ворошиловым на командном пункте дивизии, которая вклинилась в расположение вражеских войск. В это время немцы высадили десант автоматчиков, и те окружили КП. Но вас и Ворошилова выручил из беды командир танкового взвода лейтенант Владимир Мерецков. Это ваш сын?
- Мой, товарищ Сталин, - и Мерецков отчего-то заметно покраснел. - В начале войны, когда меня арестовали по ложному обвинению, сыну исполнилось восемнадцать лет, и он попросил военкома отправить его на фронт, а тот послал его учиться на танкиста.
- Отчаянный ваш сын, его бы не грешно и наградить за смелость.
- Я слышал, что на фронте находится и ваша жена, Кирилл Афанасьевич, не так ли? - спросил Молотов.
- Истина, Вячеслав Михайлович. Моя жена, Евдокия Петровна - работник Санитарного управления фронта, она вместе с другими медработниками отвечала за лечение раненых, их обеспечение и отправку вновь на фронт.
- А почему мне не доложили, когда взяли на фронт жену? - сухо спросил Сталин.
Мерецков густо покраснел.
- Я обратился к маршалу Шапошникову, и он разрешил зачислить её в Санитарное управление фронта, - объяснил Кирилл Афанасьевич.
- Она и сейчас на фронте? - уточнил Сталин.
- И она, и сын.
- Целая семья сражается на фронте во главе с его командующим! - воскликнул Молотов. - Пожалуй, это единственный случай в Красной армии.
Какое-то время все помолчали, потом Мерецков разжал губы:
- Карельским фронтом командует генерал Фролов, и командует давно, как теперь быть?
Сталин ответил, что Карельский фронт будет решать очень серьёзные задачи, и у него нет уверенности, что генерал Фролов с ними справится, потому-то Ставка решила его заменить.
- Я не буду возражать, если вы возьмёте генерала Фролова к себе в заместители, - сухо добавил Сталин.
- Я так и сделаю, - ответил Мерецков. - Валериана Александровича я давно знаю, в войне с финнами он хорошо себя показал.
Покинув Ставку, Мерецков направился в Генеральный штаб, чтобы решить организационные вопросы с маршалом Василевским, а уже через час он отбыл в Беломорск, где находился штаб Карельского фронта. Сидел в "дугласе" и перебирал в памяти недавний разговор в Ставке. То, что Сталин спросил о сыне и жене, неслучайно. Наверное, о них вождя проинформировал Берия. Ну и пусть, это его работа. Мерецкову понравились слова Сталина о Владимире: "Отчаянный ваш сын, его бы не грешно и наградить за смелость". Мысленно Кирилл Афанасьевич перенёсся на КП стрелковой дивизии. Тогда сложилась критическая ситуация. Десант вражеских автоматчиков прорвался на КП дивизии и стал его окружать. Мерецков приказал всем на КП, а также своей охране занять круговую оборону, а сам позвонил в 7-ю танковую бригаду, которая находилась неподалёку, и попросил комбрига срочно прислать на выручку танки: немцы атакуют командный пункт.
- У меня в наличии лишь танковый взвод, да и тот после боя не в полном составе, - ответил комбриг.
- Давай, что есть!..
Несколько минут огнём из автоматов отбивались наши бойцы от наседавших на КП немецких десантников. Наконец показались танки. Бойцы следом за ними ринулись в атаку, отбросили десант, а подошедшая пехота разгромила его. И тут в блиндаж вошёл танкист, весь в копоти, и доложил Мерецкову:
- Товарищ генерал армии, фашистский десант уничтожен!
Это и был лейтенант Владимир Мерецков. Маршал Ворошилов узнал его. Климент Ефремович подошёл и обнял, как родного сына:
- Спасибо, Володя, ты всех нас выручил!
По заснеженным дорогам Москвы, увязая в глубоком снегу по колено, в высоких, тёплых валенках, мягком армейском полушубке с пристёгнутой револьверной кобурой и чёрной шапке-ушанке, - шагала Ольга Тихонова, она направлялась к себе домой. Волховский фронт расформировали и Стрельников отправил её на побывку к матери, пока все отделы вновь приступят к своей работе уже на новом месте, а пока её присутствие особо не требовалось.
Она дошла до своей улицы, вошла в глухой двор и потопталась у подъезда, стряхивая с валенок налипший подтаявший снег, потом скользнула в парадную и быстро забежала на свой этаж к заветной квартире. Мама, предупреждённая заранее о её приезде, была дома и открыла дверь на стук. Ольга глубоко, облегченно вздохнула и переступила порог.
Отчим был на работе, он день и ночь пропадал там, на одном из военных предприятий Москвы в качестве инженера-электрика. После тяжёлого ранения зимой сорок первого года не далеко от столицы, его комиссовали и для службы в армии признали непригодным, зато на заводе были этому несказанно рады.
- С тех пор и дома-то он не бывает, - сетовала мама, - как уйдёт чём свет, так и до полуночи там пропадает. Худой, страшный стал, не узнать совсем.
Ольга сидела в кухне за чаем, с удовольствием пила обжигающую жидкость с блюдечка, по-сибирски с сахаром в прикуску и наслаждалась домашним покоем и тишиной.
- А, что, от тёти Анны, есть чего, пишет она? - вдруг спросила Ольга и повернувшись к матери, вопросительно на неё посмотрела.
- Да, я уж не стала тебе на фронт писать об этом, что расстраиваться... Пишет она, что Борька на Курской дуге сильно контужен был, отправили в госпиталь ещё в августе месяце, долго лечили и потом, всё же списали, дома он теперь. Оглох совсем и слух, похоже, так и не восстановится, - ответила мама.
- Что, совсем не слышит? - Ольга отставила в сторону чашку с чаем.
- Слышит, немного, но ему громко теперь надо говорить. Шум в ушах постоянный и головная боль часто возникает, но врачи говорят, что со временем, мол, легче будет... А так, живут помаленьку. Про дочку Борькину, ты уже знаешь, её ещё в первый год войны ему Женька родила. Дядя Игнат на фронт ушёл этой осенью, бронь с него сняли по его же просьбе, так как на комбайн пришли работать молоденькие мальчишки, и на трактор он своего сына Виталика обучил, вот и пошёл. Виталик уже школу заканчивает, тоже хочет воевать... Ох, уж эта война! - и мама всплакнула, вытерла отворотом халата свои влажные глаза и посмотрела на дочь.
- Оленька, что у тебя там, как и где воевать-то теперь будете?
- Не знаю, мама, куда пошлют. Фронт, на который мы прибыли с Иваном Игнатьевичем, расформировали. Он сейчас пока в распоряжении Ленинградского фронта находится, там Управление фронтовой разведки будет дальше решать, оставлять нас в кадрах у себя, или отправлять на Карельский фронт. Наш отдел полностью сформирован и готов к работе, - Ольга ласково взглянула на маму. - Ты изменилась, и в лучшую сторону. Будто бы помолодела!
- Похудела, потому что... А так, вон седых волос-то прибавилось, - и Елена Матвеевна после этих слов вдруг невзначай спросила: - А, что Алексей-то твой, где сейчас?
Ольга с улыбкой опустила глаза:
- Он на юге воюет, мама, а я от него уехала подальше. Так лучше будет и мне, и ему... Правильно ты говорила когда-то, что ни к чему хорошему не приведёт наша с ним "пламенная любовь"! Думаю, что всё закончилось, не начавшись...
Елена насторожилась, она почувствовала подвох и то, что дочь ей что-то недоговаривает и спросила:
- Но, всё ведь не просто так... Я понимаю, что произошло что-то такое, о чём тебе страшно рассказывать. Но, может быть, всё-таки попробуешь, расскажешь потихоньку. Пусть не сейчас, когда душа отойдёт... Но лучше, расскажи, поделись со мной. А то мне, тревожно что-то на сердце от этого стало, - и мама подсела поближе к Ольге, опустив свою ладонь на её подрагивающую руку, лежащую поверх белой салфетки рядом с чашкой остывшего чая.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.