Когда Егор пришел из магазина домой, то застал мать с Колей за просмотром семейных фотографий.
— Мам, — позвал женщину сын.
— Чего так долго ходил, Егор. Обед-то остыл уже, — откликнулась мать.
— Мам, мне поговорить с тобой надо.
— О чем?
— О вас с папой.
Ольга вышла в коридор к сыну, оставив Колю в гостиной наедине с фотографиями.
— А что о нас говорить, сынок? Как все обманом началось, так обманом и закончилось.
— И все-таки... — Егор взял мать за руку и отвел в свою комнату, усадил на диван. — Расскажи, пожалуйста, про самый первый обман. Я имею право знать, верно?
Ольга усмехнулась своим мыслям. Они с Егором никогда не разговаривали о подобных вещах. И вообще тема знакомства его родителей всегда была для сына чистой, незапятнанной.
— Знаешь, — глубоко вздохнула мать, — твой отец двадцать пять лет назад здоровьем матери клялся, что у него с Марией Стихиной ничего не могло быть. И детей, соответственно, никаких не могло быть. А сам по ночам к ней в окна лез. Об этом я узнала потом. Но все вокруг почему-то раньше меня об этом были в курсе. Правда, надо отдать Феде должное за то, что он меня каким-то образом убедил, что любит. А я, дура, поверила...
— Ну, так и ты его любила, раз не придала тогда этому значения. Чего же сейчас-то произошло, зачем прошлое ворошить? И потом, безумства совершаются и при платонической любви. Я имею в виду отца и Машу эту.
— Да? А дети от платонической любви рождаются?
— Само собой, нет, — ответил Егор, задумавшись.
— Пойдем-ка, сынок, в нашу спальню. Я тебе кое-что покажу.
Оказавшись в спальной комнате, мать достала из самого нижнего ящика комода бумажный конверт и протянула его сыну.
— Что это, мама?
— Это письмо я получила двадцать лет назад, — ответила Ольга.
— И ты так хорошо помнишь время его получения?
— Да, конечно. Потому что оно стало стимулом для твоего рождения, Егор.
— И что там написано?
— Почитай сам, а я пока к Коле пойду.
Егор аккуратно достал из конверта письмо и принялся читать. Было понятно, что писала женщина. А написала она о том, что Роман Стихин является родным сыном Фёдора Горенова. Только фамилию мать Романа дала ему свою, девичью.
Егор покрутил листок в руке, надеясь найти подпись, но тщетно — ее нигде не оказалось.
— Мам, а кто это написал?! — выкрикнул из спальни сын.
— Ой, Егор, иди сюда! Здесь Коле плохо! Господи!... — послышалось из гостиной.
Юноша бросил письмо и побежал на зов матери.
— Что случилось, мама? Он весь бледный. — Егор взял ребенка на руки.
— Думаю, это из-за фотографии, — Ольга держала в руке фотоснимок, на котором крупным планом был запечатлен дядя Толя с бутылкой водки в руке. Мужчина был небрит и скорчил такую физиономию, что испугался бы не только ребенок, но и неподготовленный взрослый.
Мальчик прижался к Егору и закрыл глаза.
— Коля, ты меня слышишь? — осторожно спросил Горенов-младший. — Тот закивал головой, по-прежнему держа глаза закрытыми. — Ты дядьку этого испугался, который на фотографии? — Ребенок снова закивал. — Почему?
— Он пьяный, — только и ответил Коля.
— Тебе нравится жить у нас? — последовал следующий вопрос от Егора.
— Да.
— Открой глазки. Ну? Открывай, открывай... Отлично! Бояться нечего и некого, — бодрым тоном сказал юноша.
Мать смотрела на эту сценку, и слезы сами катились у нее из глаз.
— Вот и молодец. Все хорошо, Коля. Мы никакому пьяному тебя не отдадим, — Егор продолжал успокаивать пацаненка, нося его по комнате. — Правда, мама?
— Ну, конечно, мальчики мои. Все у нас будет хорошо.
Николай довольно быстро пришел в себя, однако Ольга убрала альбом в шкаф от греха подальше, а мальчику дала машинку Егора — модель военного УАЗа, которая уже много лет стояла на одной из полок старого серванта.
— Наверное, это последствия пьянок и гулянок в доме родителей, — предположила Ольга, подойдя к сыну. — Я слышала о таком. Это вроде защитной реакции, у детей такое бывает.
— Мам, все равно давай, покажем Колю детскому психологу, — сказал Егор.
— Думаю, ты прав. Обязательно покажем. — Женщина села рядом с мальчиком и стала поглаживать его по голове. — Ничего, мы справимся, да, мой хороший? Это мне наказание за грехи моей молодости.
— Какие грехи, мама, я тебя умоляю?...
— Не твоего ума дело, — грубо ответила Ольга. — Посиди лучше с ребенком, а я обед разогрею.
Все разошлись по своим делам. Ольга зажгла на плите огонь и невольно вспомнила, как двадцать лет назад какой-то мальчишка передал ей возле подъезда письмо и сказал, мол, от Валентины Матвеевны.
Не поверить словам свекрови Ольга не могла, а конверт хранила на всякий случай, для доказательства, если таковое понадобится. Однако, скандал мужу устроила, но прочитать не дала. В этом письме были, своего рода, и слова угрозы — что когда-нибудь Ольге придется ответить за свои грехи. Теперь женщина посчитала их пророческими.
Разговора об этом письме между свекровью и невесткой не было. Ольгой текст был воспринят, как тайная информация, с которой можно было поступить так, как ей заблагорассудится.
Включив электроплиту, Ольга вспомнила и про недавние годины Валентины Матвеевны, которые они с мужем скромно отметили вдвоем. Женщина тогда случайно напомнила ему о письме, но муж за разговором даже не заметил этого...
— Ну, давай, выпьем за маму, — разливая сорокаградусную по пузатым рюмкам, сказал Фёдор. — Вспомним все хорошее. А как мама пироги с капустой пекла!... Какие песни за столом пела!...
— Ага. Какие письма замечательные писала... — Поняв, что сболтнула лишнее, Ольга кашлянула и продолжила: — А какой борщ научила меня готовить! До сих пор твоей радости нет предела, когда я его варю.
— Да, — согласился супруг.
— А помнишь, как ты у Валентины Матвеевны на помидоры сел? — И Ольга от души рассмеялась. Федор присоединился. — Извини, что-то я сегодня веселюсь много.
— Ничего. Мама всегда просила, чтобы ее поминали весело.
— М-да...
Ольге не хотелось вспоминать старое, но память будто не слушалась ее, а доставала на поверхность ума все новые и новые воспоминания. В свое время мать Фёдора нанесла будущей невестке душевную боль. Она была не то что против их брака, она была даже против их знакомства.
Истинная причина такого поведения будущей свекрови была неизвестна. Зато своими поступками, поведением Валентина Матвеевна показала, что признает только Марию Стихину, только ее хочет видеть женой своего сына.
Так что отношения невестки и свекрови были, мягко говоря, никудышными, а, грубо говоря, враждебными. И об этом знали все.
Конечно, одного письма от свекрови было недостаточно для того, чтобы предъявить вину мужу. Однако догадки Ольги подтвердились гораздо позже, а именно тогда, когда Егор вернулся от больной бабушки и стал расспрашивать мать о своем брате Романе. Ольге удалось выяснить у сына, что эту информацию он получил от дяди Толи.
Однажды, никому ничего не сказав, Горенова взяла на работе отгул и поехала в Нижний Тагил, чтобы встретиться с деверем и поприжать его как следует, предупредить, чтобы не болтал того, в чем сам был не уверен.
Долго искать Анатолия Ольге не пришлось. Мужчина разговаривал с кем-то возле магазина, недалеко от дома. Увидев сноху, он тут же бросил бесполезное занятие и, расставив руки в стороны, с улыбкой на лице ринулся ей навстречу.
— О, Олька! Какие люди — с утра к нам в гости! На-ка, присоединяйся-ка, попей с нами пивка! — Анатолий вытянул вперед бутылку, которая тут же от удара ладошкой женщины полетела в сторону, упала и разбилась вдребезги.
— Ты чего мне суешь?! — грозно прошипела Ольга. — Ополоумел, что ли?! И чего ты вообще суешься в чужую жизнь?
— Ты че творишь? — глядя с большим сожалением на вспенившийся асфальт, спросил деверь. — Пиво вот пролила... Ты его покупала вообще?!
Бойкая Ольга не стала дожидаться, когда поддатый Анатолий выпустит на нее весь пар. Женщина взяла забулдыгу за ворот и прижала к стене здания магазина.
— А ну, рассказывай, что ты наболтал Егору!
— А по-хорошему нельзя попросить? — мужчина испугался.
— Да я тебя сейчас пришибу, если не расскажешь! — Ольга ударила щуплого деверя о стену, как грязную чурку.
— Женщина, у вас все в порядке? — Из дверей продуктовой лавки вышла продавщица.
— А тебе чего надо?! Сейчас закрою ваш красно-белый спаиватель и подожгу к чертовой матери! — От Ольги еще и продавщице досталось. Та, увидев ошалелые глаза женщины, решила не связываться, а молча ретировалась. — Ну, так я слушаю тебя, горе-родственник, — на помнила о себе Анатолию Ольга.
— А что я такого ему сказал? Сказал, что есть у него брат Ромка, вон он тут всегда ошивается. И даже показал.
— А с чего это ты решил пообсуждать подобные серьезные вещи без нашего с Федором ведома?
— А потому что теперь я точно уверен, на сто процентов, что Ромка сын Федора. — В подтверждение своих слов Анатолий достал из кармана зашарпанной болоньевой куртки обрезок местной газеты.
Это была недавняя статья, а точнее, интервью с журналистом некоего Колосова Юрия Сергеевича, депутата Областной думы, в давнем прошлом криминального авторитета по кличке Колос. Через своих знакомых Ольга знала, что он и Мария Стихина жили вместе.
В своем интервью Колосов в основном болтал в пользу бедных, однако отвечал он и на некоторые вопросы из личной жизни. А на один вопрос ответил достаточно внятно и откровенно: «У меня нет детей. А что касается бывшего пасынка Романа, так он и остается бывшим пасынком, если вас это тоже интересует. Мы развелись с этой женщиной, Марией Стихиной, более полутора десятка лет назад, поэтому, честно говоря, не понимаю ваш интерес к данной теме...». Дальше было читать не интересно.
Размышляя о своей жизни, Ольга еще раз убедилась в том, что двадцать пять лет прожила с безответственным трусом, обманщиком, бросившим своего родного сына на произвол судьбы, который так паршиво прожил, а затем и закончил свою жизнь: спился в молодом возрасте и сгорел по пьяни.