Глава 12
Катя проснулась оттого, что в комнате было жарко и ей захотелось пить. На улице уже тепло, а окна ещё заклеены на зиму и батареи топятся, будто домоуправление и не знает о весне. Проснувшись, нажала на кнопку настольной лампы. Она располагалась не там, где логично бы по названию, – не на столе. Просто когда-то Катя побаивалась темноты, и мама ставила лампу на табурет у дивана. Проснулась, испугалась – включила. Теперь Катя уже не боится, но привычка осталась. Да так и удобней – не скакать через всю комнату до выключателя. Выбравшись из-под одеяла и подумав, что надо уже попросить маму убрать это одеяло на верхнюю полку шкафа, а достать другое – потоньше, Катя двинулась в сторону кухни. И замерла, не доходя. Оказывается, было ещё не настолько поздно, как она подумала. Родители не спали. Папа уже несколько недель не мог выбраться из части – то дорога плохая, то какое-то происшествие – и вот приехал на выходные. Наверное, мама по нему очень соскучилась, поэтому они так долго не ложились спать и разговаривали. Подслушивание в Катины планы не входило, но она вдруг услышала:
– Андрей. Тот мальчик, который летом забрался в вашу часть. Я ещё с ним занималась.
Катя перестала дышать. Теперь быть обнаруженной нельзя ни за что. Очередные каникулы проходили как обычно – она начинала скучать по Андрею, стоило прозвенеть звонку с последнего перед свободой урока. Осенью, побывав у него в гостях и поняв, что он ей не очень-то рад, зимой она удержалась и не поехала к нему. Тем более что зимние каникулы у неё были очень насыщенными. Мама возила их с Колькой к папе в часть, потом – на лыжную базу отдыха, водила на ёлки. Будучи всё время занятой, Катя сделала открытие: тем девушкам в кино, что, страдая, ждут любимого, пускают слёзы и не сводят глаз с окна, просто нечего делать. А вот когда ты всё время в заботах – чистишь картошку, решаешь задачки из «Занимательной математики» или даже просто катаешься во дворе с горки, – тоска по так нужному тебе мальчику притупляется, и какое-то количество дней пережить можно. Увлечение Лерой Изотовой, не умной, а «позвоночной», Катя решила Андрею простить. В самом деле, он почти взрослый и глупо считать, что вдруг влюбится в четвероклассницу. А пока она подрастает, в его жизни обязательно будет что-то происходить. С этим можно только смириться. Правда, стоило Кате увидеть очередной поцелуй или то, как они держатся за руки, выходя из школы, она начинала чувствовать себя так, будто простудилась и вот в этот момент у неё поднимается температура. В голове становилось как-то нехорошо и жарко, а ладони, наоборот, словно замерзали. Но Катя приказывала себе терпеть и терпела. К тому же в остальном всё было замечательно. Андрей даже побывал на её дне рождения и подарил очень вкусную шоколадку, обёртку от которой Катя не выбросила, а сохранила на память. Подсмотрев ещё в одном кино, как героиня ведёт дневник – не школьный, а для мыслей и всего, что с ней происходит день за днём, – она сочла это великолепной идеей. Если у тебя появилось нечто, что никому не расскажешь, – можно это записать. Правда, в кино дневник был очень грустный, Катин же вариант вышел совсем не такой. Ещё к первому сентября мама купила Кате очень интересную обложку для дневника – в дырочки на ней нужно было самостоятельно продеть шнурочки из мягкой замши, и на обложке получался замысловатый узор. Носить такое в школу учительница запретила – мол, всё, во что обёрнуты дневники, должно быть прозрачным, чтобы отлично видна была фамилия владельца. Так подарок остался лежать в столе без дела. Теперь же Катя вложила в эту обложку тетрадь, а внутри решила начать записывать всякие свои мысли. И первыми записала как раз об Андрее и Лере. Что они абсолютно не пара, но люди, бывает, ошибаются, и Андрей скоро поймёт, что Лера ему не нужна. Тем более что она, Катя, поднимая стакан с газировкой под бой курантов, загадала – пусть Андрей разлюбит Изотову…
Вот и в эти, весенние уже, каникулы, Катя к Андрею во двор не являлась, а мирно вычёркивала дни в календарике и вечерами строчила в тетради-дневнике, что ей надумалось за день. И тут мама сама говорит об Андрее.
– Видимо, связался с какой-то компанией, учиться почти перестал, а тут приходила его мама, плакала, сказала – его сильно избили, и документы они из нашей школы забирают, возвращаются в дворовую. Может, и правильно.
Катя ощутила уже знакомое – жар в голове, стук в висках и как ладони превращаются в ледышки.
Папа возмущался – мол, надо же, хорошая школа, и уже тут такое творится. Мир сошёл с ума, и люди озверели, включая детей. Потом велел маме лучше следить за ними с Колькой, раз уж вокруг школы такие ненормальные компании.
О воде Катя забыла и, поняв, что этот разговор завершён и родители собираются спать, поспешила вернуться в свою комнату.
А проснувшись утром, полезла в ящик стола – там лежали две кассеты Андрея. Она пыталась отдать ему их на перемене, но он сначала вообще не понял, о чём речь, а потом засмеялся и сказал, что они ему не нужны, это, мол, сборники, что его друг Ромка записывал на выпускной вечер из девятого класса. Забирай, Катя, слушай. То-то они с Колей были так удивлены содержимым. А на её возмущение, почему не дал то, что ему и правда нравится, ответил, что нос у неё до таких интересов не дорос. Но всё-таки это было его имущество, и Катя решила использовать его как повод для визита… Кроме кассет она взяла банку сгущёнки – угостить Андрея. Ещё эта банка в её представлении сняла бы все подозрения родителей Андрея, окажись они дома. Катя скажет – мама прислала проведать и передать сгущёнку. И они поверят. А притащись она внезапно с пустыми руками в такую даль – могут позвонить…
Дверь открыла мама Андрея, и Катя очень обрадовалась своей предусмотрительности…
– Только Андрей спит, – сказала ей Маргарита Рудольфовна, пригласив на кухню, как полагается приглашать гостя. – А тебя обратно кто-нибудь заберёт или ты сама?
– Сама, я очень самостоятельная, – уверила её Катя. – Я уже прошлой зимой на школьную олимпиаду ездила на метро далеко-далеко. Наша школа, кстати, там все призовые места забрала. По всем предметам, даже по биологии, хотя школа – математическая.
– Любишь математику?
Тут Кате было о чём рассказать. К тому же чем больше она говорит, тем больше пройдёт времени, и, может быть, Андрей успеет проснуться, и они увидятся. И Катя принялась выкладывать всё что пришло в голову – про школу, про их класс, про маму-учителя и даже успела упомянуть родителей Коли Зорькина, один из которых кандидат наук, а второй – целый доктор. Правда, мама говорила, что слишком хорошо – тоже нехорошо, и, витая в научных дебрях, Колькины родители забывают, что ребёнка надо вовремя кормить и покупать ему обувь раньше, чем из старой пальцы вылезут наружу, как в мультфильме «Ну, погоди!» у волка через ботинки коньков.
Маргарита Рудольфовна сначала слушала, а потом достала из шкафчика под подоконником картошку и собралась чистить. Это могло означать – она теперь занята, и пора Кате домой.
– Давайте я вам помогу, – предложила Катя раньше, чем ей выскажут очевидное.
Очистить она успела только одну картофелину.
– Мам, к нам что – кто-то пришёл?
Мама Андрея бросила картошку, ножик, вышла из кухни и принялась возмущаться тем, что он встал, когда ему сказали – не вставать. И из больницы она его забрала, считая, что он будет слушаться и лежать, раз надо.
– Сами пусть валяются как брёвна, – огрызнулся Андрей, которого Катя ещё не видела из-за Маргариты Рудольфовны и из-за того, что спешила вымыть руки. Ведь для неё чистка картошки явно закончена, и теперь они смогут наконец пообщаться. – Так кто пришёл?
Да, досталось ему в этот раз сильно, разбитый в прошлый раз нос и даже тот первый случай в воинской части показались Кате ничего не значащей ерундой. И ещё – встретившись с Андреем взглядом, она почему-то подумала: сейчас он будет орать. Мол, какого чёрта ты притащилась и зачем вообще за мной ходишь. Может, даже как-нибудь обзовёт, несмотря на присутствие своей мамы. Но он молча прошатался в ванную и вскоре так же молча – в свою комнату. Катя восприняла это как разрешение войти. В комнате был полумрак, потому что плотные шторы задвинуты. Потянувшись к ним, чтобы открыть, – ведь Андрей уже не спит, – услышала:
– Не трогай. Это специально.
– Зачем?
– Чтобы я сдох от скуки. Если не сдохну от таблеток, которые мне дают горстями.
Лёг на спину и продолжил:
– Читать нельзя, телик – нельзя, и вот – гляди.
Задрал футболку и продемонстрировал бинты под нею.
– Ходить тоже нельзя.
– Почему?
– Трещины в рёбрах, сотрясение мозга и так, по мелочи.
Мелочью он, вероятно, называл синяки и ссадины по всей видимой поверхности тела. Катя на всякий случай посмотрела мимо. Если лечить это подорожником – придётся облепить его с ног до головы.
– А я сгущёнку принесла. И твои кассеты.
– Да хрен с ними. Сядь, посиди.
Вещей на стуле, как в прошлый раз, не было, и вообще в комнате было куда чище. Наверное, Маргарита Рудольфовна убралась.
– Тебе подарили Барби?
Это Андрей спросил, закрыв глаза, и Кате стало даже как-то страшновато. Когда в кино кто-то раненый говорил с закрытыми глазами, это означало – он бредит. Да и вопрос про куклу был очень странным. Андрей ведь был на её дне рождения и видел, что ей дарили – альбом и краски, несколько книжек и белые носки, обшитые красивым кружевом. Правда, он ушёл раньше, чем приехал папа, и может думать, что куклу ей подарил папа. Тогда это не бред, а просто мысли.
– Нет.
– Они идиотски выглядят, – сообщил Андрей, – так живая женщина не выглядит.
– Ну знаешь, – Катя возмутилась, – как обычная кукла живая женщина тоже не выглядит. И дети так не выглядят. А игрушечные машинки не выглядят совсем как настоящие, но вы же в них играете.
– Ты демагог.
– Что?
– Умеешь играть в лабиринт?
– В какой лабиринт?
– А в морской бой?
– Умею.
– Рисуй поле. И мне тоже, только без кораблей. Корабли я сам.
– На чём? – Катя огляделась. На столе не было ни одной бумажки и ни одной ручки.
– Открой ящики, поройся.
Послушно открыв верхний ящик, Катя сказала:
– Но тут школьные тетради.
– А зачем они мне? Мне теперь сделают справку, и доучиваться я буду дома. Учителя станут ходить. Из нашей школы. А ваша – пусть провалится. Так что выдирай из любой.
Он был неправ, даже если сменить и школу и учителей, всё равно тетрадки будут нужны. Но спорить Катя не стала – выдернула два листочка, нашла ручку и карандаш и принялась рисовать поля для игры. То, как Андрей отзывался о школе, было неприятно – школу Катя любила. Но ещё ей стало понятно – скорее всего, дело в Лере. И не просто так Андрея кто-то непонятно за что побил. Жаль, Кати не было рядом. Она бы орала, звала милицию, и ничего бы не произошло. Но что теперь? Раз он не будет учиться с Лерой в одном классе… возможно, между ними всё кончено?
Старательно вычерчивая кораблики – Катя любила, чтобы они были нарисованы идеально ровно, – она размышляла о будущем. О том, что эта неправильная любовь для Андрея, скорее всего, позади. И это хорошо. Но ведь теперь он и с Катей не будет видеться, а это – плохо… Размышляла, чертила, а когда повернулась, чтобы подать Андрею его листок, оказалось, что он заснул.
Вечером Катя, сидя над своим дневником, пыталась спрогнозировать, что же теперь будет. Надо было придумать что-то, чтобы видеться и дальше. Только что – в голову никак не приходило.