На перроне мы все по-разному ждём поезд. Кто-то томится, переминаясь с ноги на ногу, посматривает на часы, поднимает голову к небу, выглядывает дождь.
Кто-то несмело, приставными шагами, подходит к краю платформы. Кто-то врос в землю, застыл и не шевелится, как будто играет с кем-то воображаемым в игру «море волнуется раз».
Женщина в длинной вязаной кофте, которую наверняка ей подарила внучка со словами «это, бабушка, не кофта, а кардиган», волнуется как будто больше всех. Волнуются от ветра её когда-то седые, а сейчас медные, окрашенные хной волосы; волнуются ноги под юбкой, покачивается стыдливо тело, как будто в первый раз одна пришла на танцплощадку.
Она всматривается вдаль, растягивая пальцем левый глаз, потом смотрит на часы, читает сиротливое, наскоро приклеенное на скотч объявление на столбе, придерживает заботливо его рукой, поправляет очки, но услышав звук поезда, вздрагивает и снова ответственно ждёт.
А рядом с ней - волнуется любовь: прощаются взасос с закрытыми глазами молодые…
…Ехать 4 часа, а значит, у меня есть 4 часа на просмотр немого кино, которое показывают за окном - отличная возможность покориться судьбе и не суетиться, не подгонять время, себя и машиниста.
Я нанесла точки на карте города, который увижу впервые, и прилипла к запотевшему стеклу, пытаясь разглядеть и запомнить этот мир. Заболоченные, затянутые зелёным вязаным пледом пруды, бесприютные, богом (ли?) забытые церквушки; брошенные на дороге, не доехавшие куда-то автомобили и сбивчиво расставленные кем-то на бугристом игровом поле фигурки людей с тележками, рюкзаками, корзинками, стоящие поодиночке или с фигурками поменьше - мальчиками и девочками… Вдоль дорог привычно выпячивали себя сухие одинокие борщевики: мы здесь, мол, здесь, - но, увы, их время вышло - некого жалить, некого жалеть. И только закатное прощальное небо словно остановилось и неохотно меняло себя.
Дольше всего в кино за окном показывали лес, бесконечный нарисованный лес, который летел на бешеной скорости вместе с линиями электропередач.
И если только представить, что в мире существует кто-то, кто знает больше, чем нам дано знать, то есть, есть к нему вопросы.
Да и к нам, к людям, честно говоря, тоже имеются.