Детям очень нравятся стихотворения Хармса.
Во многом потому, что они напоминают игру.
Вместе с тем детские стихи Хармса требуют иллюстраций, причем иллюстраций необычных, экспериментальных, в которых художник, вслед за поэтом, словно вовлекает читателя в игру.
Присмотримся к тому, как играет поэт и как художники передают правила его поэтических игр в своих рисунках.
В стихотворении «Иван Топорышкин» перед нами словесная игра.
Иван Топорышкин пошёл на охоту,
С ним пудель пошёл, перепрыгнув забор.
Иван, как бревно, провалился в болото,
А пудель в реке утонул, как топор.
Иван Топорышкин пошёл на охоту,
С ним пудель вприпрыжку пошёл, как топор.
Иван повалился бревном на болото,
А пудель в реке перепрыгнул забор.
Иван Топорышкин пошёл на охоту,
С ним пудель в реке провалился в забор.
Иван, как бревно, перепрыгнул болото,
А пудель вприпрыжку попал на топор.
Первая строфа стихотворения абсолютно понятна, все слова на своих местах. Но что происходит дальше? Настоящая путаница. Каждая следующая строфа начинается так же, как и первая, зато в остальных стихах все слова перемешиваются. Притом, новых слов не появляется, остаются только те, которые были в первой строфе, но они меняются местами – и в результате предложение становится совершенно бессмысленным, хотя и правильным синтаксически. Конечно, ребенку (и не только) очень интересно поразмышлять над тем, как это все получилось – так легко, так смешно, абсурдно (ведь не может пудель в реке провалиться в забор) и так ритмично (размер и ритмика первой строфы сохранились). Это стихотворение даже напоминает скороговорку или потешку, ну, например, такую: «Ехала деревня/Мимо мужика,/Вдруг из под собаки/Лают ворота./Он схватил дубинку/Разрубил топор,/И по нашей кошке/Пробежал забор./Крыши испугались,/Сели на ворон,/Лошадь погоняет/Мужика кнутом.»).
В некоторых стихотворениях Хармс играет с цифрами. Вот, например, известное стихотворение «Миллион».
МИЛЛИОН
Шел по улице отряд
сорок мальчиков
подряд:
раз,
два,
три,
четыре
и четырежды
четыре,
и четыре
на четыре,
и еще потом четыре.
В переулке шел отряд –
сорок девочек подряд:
раз, два,
три, четыре,
и четырежды
четыре,
и четыре
на четыре,
и еще потом четыре.
Да как встретилися вдруг
стало восемьдесят вдруг!
Раз,
два,
три,
четыре,
и четыре
на четыре,
на четырнадцать
четыре,
и еще потом четыре.
А на площадь
повернули,
а на площади стоит
не компания,
не рота,
не толпа,
не батальон,
и не сорок,
и не сотня,
а почти что
МИЛЛИОН!
Раз, два, три, четыре,
и четырежды
четыре,
сто четыре
на четыре,
полтораста
на четыре,
двести тысяч на четыре!
И еще потом четыре!
всё
Если не полениться и подсчитать всех мальчиков, то как раз и получается ровно миллион. И его построение напоминает нам решение примера в столбик – сначала мы складываем числа по порядку, а затем подводим черту и пишем результат – миллион, который у Хармса как раз выделен жирным шрифтом или написан заглавными буквами. Тоже игра – и мы считаем вместе с автором. И это стихотворение напоминает считалочку. Впрочем, здесь нужно говорить и об игре со словами, обозначающими цифры – как и в предыдущем стихотворении, здесь оказывается важен повтор слов.
***
Есть у Хармса стихотворения-загадки. Например, такое:
Я захотел устроить бал,
И я гостей к себе…
Купил муку, купил творог,
Испек рассыпчатый...
Пирог, ножи и вилки тут –
Но что-то гости...
Я ждал, пока хватило сил,
Потом кусочек...
Потом подвинул стул и сел
И весь пирог в минуту...
Когда же гости подошли,
То даже крошек...
Тут во всех четных стихах намеренно пропущены последние слова, но от этого происходящее не становится менее понятным. Зато юный читатель или слушатель реагирует на это стихотворение, откликается, досочиняет, вступает во взаимодействие со стихами.
Это такая своеобразная стихотворная загадка, в которой, благодаря рифме, уже спрятаны ответы. Игра в сочинителя, или игра-загадка.
***
А теперь о том, что детские стихи Хармса предоставляют художнику-иллюстратору богатейшие возможности. И художник, если захочет, может «подыграть» автору.
Искала старушка букашек в цветах
И ловко ловила букашек сачком.
Но крепко держала старушка в руках
Лекарство, и ключик, и палку с крючком.
Однажды старушка копалась в цветах
И вскрикнула вдруг, завертевшись волчком:
– Исчезли! Пропали! Да где ж они? Ах!
Лекарство, и ключик, и палка с крючком!
И с места не может старушка сойти,
Кричит: "Помогите!"
И машет сачком.
Скорей помогите старушке найти:
Лекарство, и ключик, и палку с крючком!
Хармс словно обращается к воображению ребенка и просит его помочь персонажу – старушке – найти ее вещи. Делает он это с помощью побудительно-восклицательной фразы: «Скорей помогите старушке найти: лекарство, и ключик, и палку с крючком!» Но в эту игру уже невозможно играть без участия художника, который прячет эти предметы где-то на рисунке. Конечно, ребенок будет рассматривать рисунок внимательно, возвращаться к тексту, чтобы проверить, что там нужно найти, и таким образом будет играть «в прятки» с персонажами стихотворений.
Предметы прячутся, а мы их ищем: вон палочка затерялась в траве, вон пузырек, а вот и ключик, лежит недалеко от палочки… Не каждый иллюстратор примет правила игры, предложенные поэтом. Мы видим, что в рисунке Екатерины Клименко ход, предложенный Хармсом, не используется, а у Михаила Скобелева обыгрывается.
Самый волнующий ребенка вопрос – это вопрос «почему?». Дети постоянно задают его, и если вы отвечаете, они не говорят: «А, понятно», а продолжают интересоваться дальше: «А почему? А почему?» Так и со стихотворением «Как Володя быстро под гору летел».
На салазочках Володя
Быстро под гору летел.
На охотника Володя
Полным ходом налетел.
Вот охотник
И Володя
На салазочках сидят,
Быстро под гору летят.
Быстро под гору летели —
На собачку налетели.
Вот собачка,
И охотник,
И Володя
На салазочках сидят,
Быстро под гору летят.
Быстро под гору летели –
На лисичку налетели.
Вот лисичка,
И собачка,
И охотник,
И Володя
На салазочках сидят,
Быстро под гору летят.
Быстро под гору летели –
И на зайца налетели.
Вот и заяц,
И лисичка,
И собачка,
И охотннк,
И Володя
На салазочках сидят,
Быстро под гору летят.
Быстро под гору летели –
На медведя налетели!
И Володя с той поры
Не катается с горы.
Как здорово Хармс закончил это стихотворение: «И Володя с той поры не катается с горы». «А почему?» – обязательно спросит ребенок. И действительно, Хармс дает ребенку додумать, что же там случилось и чем все закончилось. Может, Володя больше не катается, потому что его медведь съел, а может, салазочки сломались…
В связи с этим стихотворением я хочу прокомментировать две иллюстрации к нему:
В глаза бросается то, что они довольно похожи. На обеих текст стихотворения – как бы горка, по которой под резким углом съезжает Володя. И постепенно картинка меняется. Как в комиксах, к Володе присоединяются все новые и новые пассажиры, и притом на обеих картинках они добавляются по вертикали (то есть сидящие на салазках взгромождаются друг на друга высокой пирамидой, а не превращаются в одну большую кучу малу). Но есть и отличие – на первой картинке (Юрия Дунского и Александра Лепетухина) художники показывают, как они сами видят финал, и отвечают на заданный автором стихов вопрос: Володя больше не катается с горы, потому что и он, и все его попутчики поломали руки, ноги и лапы. На второй же картинке иллюстратор (Игорь Олейников), как и Хармс, предоставляет ребенку додумать финал. Определенного объяснения того, почему «Володя с той поры не катается с горы», на иллюстрации, как и в стихотворении, нет, и поэтому ощущение игры и взаимодействия с текстом у читателя остается. В первом случае этого не происходит.
Существуют такие стихотворения Хармса, которые совсем не могут обойтись без иллюстраций, и художники пытаются понять, какой образ возник у Хармса, когда он писал стихотворение. Пытаются как-то выразить этот образ, но при этом восприятие художника, конечно, остается субъективным. Но это стихотворение («На салазочках Володя…») могло бы, наверное, обойтись и без иллюстраций, поэтому художники так по-разному его интерпретируют.
***
Хармс играет с читателем-ребенком и в прозе. Это хорошо видно из такого примера. В небольшом прозаическом произведении под названием «Загадочный случай» рассказывается о том, что у автора в комнате висел портрет его приятеля – Карла Ивановича Шустерлинга (псевдоним Хармса. – О.П.). Но после уборки в комнате Шустерлинг куда-то потерялся, и теперь на его месте висит «страшный, бородатый старик в дурацкой шапочке». С одной стороны – задачка для ребенка – надо сообразить, что автор во время уборки случайно перевернул портрет, повесил его наоборот, вверх тормашками, поэтому и лицо изменилось. А с другой стороны, это задача для художника – нарисовать так, чтобы читатель увидел на рисунке лицо, вне зависимости от того, с какой стороны он на картинку смотрит.
Загадочный случай
Это невероятно! Кто объяснит мне, что произошло? Вот уже третий день я лежу на диване, и меня от страха трясет. Я ничего не понимаю.
Случилось это так.
В моей комнате, на стене, висит портрет моего приятеля Карла Ивановича Шустерлинга. Третьего дня, когда я убирал свою комнату, я снял портрет со стены, вытер с него пыль и повесил его обратно. Потом я отошел, чтобы издали взглянуть, не криво ли он висит. Но когда я взглянул, то у меня похолодели ноги, а волосы встали на голове дыбом. Вместо Карла Ивановича Шустерлинга на меня глядел со стены страшный, бородатый старик в дурацкой шапочке. Я с криком выскочил из комнаты.
Как мог Карл Иванович Шустерлинг в одну минуту превратиться в этого странного бородача? Мне никто не может объяснить этого...
Может быть, вы скажете мне, куда исчез мой дорогой Карл Иванович?